Амбросио разворачивается к нему, сверкая гневным взглядом.
– Как ты можешь быть таким неблагодарным? Я дал тебе жилье, еду и все самое лучшее. И все, что ожидал взамен, – это что ты доставишь мне удовольствие. За те три года, о которых мы договорились, ты успел прибавить себе как минимум еще один год, когда избил одного из самых важных моих знакомых до полусмерти. Хотя бы представляешь себе, как мне было за тебя стыдно?
Кори раздраженно потрясает руками, и в его взгляде злость полностью вымещает поражение, которое было всего минуту назад.
– Ты собирался одолжить меня ему! Человеку, который известен тем, что убивает своих любовников. Он больной. Мне надо было прикончить его, когда был шанс. Он чертов серийный убийца, а ты предпочитаешь это не замечать.
– Его семья могущественная, а никакие убийства не доказаны.
– Ну еще бы, иначе он провел остаток жизни за решеткой. Тот факт, что ты собрался отдать меня ему, реально меня беспокоит, Амбросио. И иногда я задаюсь вопросом, не хочешь ли ты, чтобы он убил меня.
– А если и так, почему меня это должно волновать? – клокоча от ярости, Амбросио подходит так близко к Кори, что их носы почти соприкасаются. – Ты целый год отказывался иметь со мной дело. Угрожал кастрировать меня зубами. Мои водители и горничные больше мне угождали, чем ты! А тебя мне приходилось заставлять, – снова подойдя к окну, он уставился на утреннюю полупустую улицу.
– Вот насчет заставлять тут и есть основная проблема, – говорит Кори. – Помнишь, как ты больше чем на двенадцать часов оставил меня в камере сенсорной депривации? А когда связал меня так крепко, что у меня повредился нерв? У меня на пальцах до сих пор снижена чувствительность. И попытка отправить меня к этому мяснику стала последней каплей. Такие, как ты, думают, что они выше закона, что могут использовать и жестоко обращаться с другими людьми, потому что денег у вас больше, чем у Господа бога, и потому что у вас могущественные семьи. Ты разве не видишь, что я больше не хочу быть с тобой?
Обернувшись, Амбросио пригвоздил его настолько властным взглядом, что у меня мурашки побежали.
– Ты принадлежишь мне.
Следующее мое действие удивило меня самого, потому что я не помню, чтобы обдумал это и принял решение. Я встаю перед Кори, между ним и этим тираном, и мой голос, как и у Амбросио, звучит по-деловому ровно.
– Сколько ты за него хочешь?
Позади меня охает Кори, но поскольку мне не видно его лица, я не знаю, это от шока или от обиды. Хотя мне сейчас все равно. Этот самовлюбленный колумбиец больше его не получит.
Какое-то время Амбросио раздумывает. А вид из окна позади него такой обычный, такой безмятежный. В моем небольшом городке на улице высажены деревья, старые дома по обеим ее сторонам, мимо проехала машина. Странный фон для наркобарона, решающего судьбу человека, которого считает своей собственностью. Не будь это так серьезно, я бы посмеялся.
– Я заплатил за него пятьдесят тысяч. Его долг плюс проценты, как мне сказали, – на его губах играет самодовольная ухмылка. – Но на протяжении всех этих лет он доставлял мне сплошные неприятности. Так что я всерьез рассматриваю возмещение некоторых убытков, – он размышляет несколько секунд. – Отдам его за сто тысяч.
– По рукам. Я попрошу кого-нибудь принести деньги.
Кори с рычанием бросается к Амбросио и толкает его в грудь.
– Ты мудак, он простой врач! Он не может себе позволить такую сумму. Прекращай свои игры и отпусти меня.
Амбросио поправляет рубашку, где Кори ее смял.
– Ты даже не знаешь, с кем живешь, да, мальчик? У твоего доктора есть пара скелетов в шкафу, один из которых оставил ему миллионы долларов. Ты готов оскорблять мою семью и моих друзей, но даже не удосужился поинтересоваться о его семье. Сказать ему, Бен?
Глядя в потолок, я гадаю, что про меня разнюхал и продал Амбросио тот детектив, и сокрушаюсь, что не могу рассказать Кори о позорной истории моей семьи в другой обстановке.
Но теперь уже поздно.
Я поворачиваюсь к Кори, который смотрит на меня с опасением.
– Мой дед грабил банки в 50-х годах. Он успешно провернул несколько краж, в том числе одну почти на три миллиона. Это было известное дело, не раскрытое до сих пор, потому что деньги так и не были найдены. В течение нескольких лет все его подельники были пойманы или убиты, а сам он исчез без следа. Все считают, что мой дед сдал или даже убил своих друзей и присвоил их деньги. Об этом знают совсем немногие, но большая часть денег досталась мне. Конечно, на сегодняшний момент сумма увеличилась из-за инвестиций.
К окончанию моего рассказа Амбросио смеется еще сильнее.
– Теперь ты знаешь, Кори. Твой уважаемый доктор – внук вора и предателя, и такого же серийного убийцы, как красноречиво ты описал мне моего друга. Он врал тебе о происхождении своих капиталов. Что еще? Однажды ты поймешь, что богатые парни совсем не хорошие, мой дорогой. Деньги – это грязь, и у тех, кто их имеет, грязные руки.
Когда достаю телефон, чтобы позвонить в банк и поговорить с президентом, я боюсь смотреть на Кори. Договорившись с ним, набираю Майку и прошу его забрать деньги. Все дело занимает пять минут. В ожидании Майка я шарю в ящике бюро и выуживаю книжку товарных чеков.
– Ты же не возражаешь, что мы все сделаем официально, да?
Амбросио раздраженно пожимает плечами, и я сажусь выписывать квитанцию и договор для покупки своего первого – и надеюсь, единственного – человека. Сказать, что ситуация похожа на нереальную, – ничего не сказать.
Кори сидит в синем бархатном кресле в темном углу кабинета, и у меня по прежнему нет мужества посмотреть ему в лицо. Наверное, он ненавидит меня за это, но какой у меня выбор? Конечно же, он понимает, что это необходимо, чтобы Амбросио прочувствовал завершенность дела, и защитить Кори на тот случай, если он захочет вернуться.
Когда вооруженный головорез Амбросио приводит Майка в кабинет, молчаливое напряжение, в течение которого мы сидели долгие минуты, наконец нарушается.
– Спасибо тебе, что пришел, Майк, – я удивляю нас обоих, когда обнимаю его за широкие плечи.
– Без проблем, док. Я же сказал, что буду ждать, – он садится на корточки рядом с Кори и тихо говорит ему что-то утешающее, и я благодарен ему, что он делает то, на что я сейчас не способен.
Со смесью тревоги и нетерпения я подхожу к Амбросио и протягиваю его договор и квитанцию на подпись. Прежде чем сделать это, он медлит, беспокойно поглядывая вокруг, и я начинаю бояться, что он передумает. В голове рисуется неприятный образ, как он приказывает своим людям пристрелить меня и Майка и, запихнув Кори в свой до неприличия дорогой внедорожник, снова сажает его потом в камеру сенсорной депривации. Я вздрагиваю, когда по лицу Амбросио становится заметно, что он тоже рассматривает подобный сценарий, и прямо сейчас все мы балансируем на тонком канате между благополучным исходом и катастрофой.
Наконец он возвращает мне бумаги, где красуется его подпись – такая же высокомерная, как и он сам. Мало что давало мне столько облегчения. Внимательно изучив документы, я отдаю Амбросио его копию. На них стоят три наши имени, и поражен, как наша гадкая история уместилась на небольшом листе бумаги.
Когда внедорожник Амбросио с ревом уезжает, я тяжело оседаю на диван. Резкое понижение стресса сделало мое тело вялым и превратило мозг в кашу. Довольно долго я тупо пялюсь в потолок, слыша голоса Кори и Майка, но не в состоянии понять, о чем они говорят. Облегчение – это все, на чем я сейчас могу сосредоточиться.
Я не подхожу к Кори. Не утешаю его и даже просто не заговариваю с ним. Он тоже не подходит ко мне. Видимо, пытаясь сблизить нас друг с другом, я вырыл огромную яму.
Глава 21
Дом блистает изяществом, от пола и до потолка украшенным золотом и серебром в честь празднования Нового года. На каждой поверхности мерцают искусственные свечи. На столах стоят хрустальные бокалы, вино и закуски всех видов и вкусов.
Подготовка к вечеринке была бурной, включавшей в себя двухчасовую поездку в Атланту за смокингами, черной икрой и шампанским «Кристалл», что в Блэквуде и окрестностях никак не купить.
Окруженный женщинами, Кори стоит в углу и постукивает по бедру в такт звучащей рэп-песне – одной из его плей-листа для вечеринок. В своем крутом темно-синем смокинге от Армани и с его непослушными черными волосами, завивающимися на лбу и затылке, он напоминает мне какого-то плутоватого принца. Я не удивился, когда он отказался от бабочки и вместо нее расстегнул воротник рубашки. Даже моя гордость за дом, который мне вместе украсили, – все меркнет в его тени.
Он одновременно и самая яркая часть моей жизни, и самая темная.
Сейчас, когда дом полон гостей я начинаю беспокоиться о шуме. Перепрыгнув через небольшие декоративные ворота, которые я временно установил у подножия лестницы, я поднимаюсь на гораздо тихий второй этаж.
Толкнув дверь в одну из спален, проскальзываю внутрь. Если не считать света от розового сказочного ночника, тут темно, но я отчетливо вижу прекрасную маленькую девочку, спящую на кровати с балдахином в центре комнаты.
– Она еще не проснулась, – сидя в кресле-качалке рядом с кроватью, говорит дочь одной из дневных медсестер. – Такая милая малышка. Мне не терпится поиграть с ней, когда она проснется.
– Надеюсь, тебе тут не сильно скучно, ведь вечеринка идет внизу.
– Не-а, у меня с собой электронная книга, – она поднимает свой телефон и улыбается. – Да и вечеринки не особо люблю.
Когда я подхожу к кровати, грудь стягивает от чувства, к которому я еще не привык. Карамельного оттенка кудряшки Тайлиа веером лежат на подушке, а ресницы подрагивают, словно она видит какой-то сон. Трудно поверить, что буквально несколько дней назад она чуть не умерла. Вспоминая это, я чувствую благоговение – как иногда причудливо сплетаются судьбы разных людей.
Моя семья.
Мой скептицизм, притворяясь логикой, спорит со мной.
Так нелепо.
Он утверждает, что едва знаю двух людей, составляющих мою новую семью, которая и образовалась совсем недавно. Но мое сердце знает правду. Я связан с этими незнакомцами куда более прочными узами, чем с любыми другими людьми, которых знал всю жизнь.
– Она все еще спит? – внезапно спрашивает из-за моего плеча Кори, напугав меня своим внезапным появлением и тут же успокоив.
На его теле я чувствую запах своего геля для душа и восхищаюсь, как он сочетается с химией его тела и создает уникальный знакомый аромат. Это поражает и заставляет меня хотеть оказаться в его объятиях, кожа к коже. Но с нашей последней ночи – как раз перед историей с Амбросио, который все испортил – он даже не прикоснулся ко мне.
– Она так мирно спит, – прошептал я. – И я так счастлив, что мы можем создать ей безопасные условия. В мире столько нуждающихся в помощи детей, слава Богу, мы можем помочь хотя бы ей.
– Ты лучше всех умеешь создавать людям безопасные условия, – сказал Кори и улыбнулся. Но это не та очаровательная улыбка с ямочками, которую я хорошо знаю. Она печальная, и я начинаю грустить из-за нас обоих.
– Ты не могла бы выйти на минутку, Стефани? – прошу я нашу маленькую сиделку. Она поспешно выходит и закрывает за собой дверь.
Не в состоянии противиться своим инстинктам, я разворачиваюсь и, обняв его за талию, прижимаюсь лицом к его шее. Полной грудь вдыхаю его запах и дрожащими губами провожу по горлу. Но такой близости мне все равно мало. Я хочу, чтобы он взял мое тело, хочу взять его и стать с ним единым целым.
Отняв себя у меня, Кори отодвигается и, помявшись секунду, делает шаг по направлению к двери.
– Твои гости… Они будут гадать, куда ты подевался.
Разочарование бьет по мне чугунным молотом, но я не хочу, чтобы он это заметил.
– Ну и пусть гадают. У меня для тебя кое-что есть, прежде чем мы вернемся на вечеринку.
Открываясь ему сейчас, я сильно рискую, потому что все эти дни он был совсем не расположен к чувствам. Меня не покидает ощущение, что он мной больше не увлечен, потому что съеживается всякий раз, когда я прикасаюсь к нему, и от этого мне пусто и отчаянно внутри.
Если он меня не хочет, так тому и быть. Заставить его я не могу. Но даже если он и вправду меня не хочет, у меня есть для него кое-что напоследок.
После того как я попросил сиделку вернуться к Тайлиа, Кори молча идет за мной вниз, через ворота и в мою спальню. Пару раз нам на пути встречаются медсестры, которые явно выпили слишком много и не прочь поболтать, но мы легко сбегаем от них.
За запертой дверью спальни у нас есть неприкосновенное пространство, которого я жаждал несколько дней. Кори настороженно поглядывает на меня, наверное, думает, я сейчас начну его соблазнять, но привел я его сюда совсем не для этого. У меня для него есть куда более важное.
В шкафу под стопкой сложенных боксеров у меня была спрятана плоская коробка, обернутая голубой бумагой с белым замысловатым бантом.
Но Кори начинает отказываться, когда видит ее.
– Ты и так сделал мне много подарков на Рождество, Бен. Купил мне целый гардероб, подумать только! Я не могу принять еще один подарок. Все, что я со своей стороны могу себе позволить, – это идиотский галстук, который ты терпеть не можешь.
– Это не так, Кори. Мне он очень нравится. И потом, Рождество было во основном связано с Тайлиа. И да, я хотел, чтобы у тебя была одежда. Ты приехал в город с чертовой крохотной сумкой! – я сажусь рядом с ним на кровать, но сохраняю расстояние. – Ты почувствуешь себя лучше, имея эти подарки, если я скажу тебе, что мне надоело видеть тебя в трех видах одежды. Серьезно, это отвратительно. Ты такой уродец, что меня чуть ли не тошнит каждый раз, когда я тебя вижу. Так что считай покупку тебе одежды актом самообороны.
– Иди ты, знаешь, куда, Бен, – смеется Кори, и напряжение немного спало. – Если считаешь меня уродцем, боюсь представить, как ты ведешь себя рядом с тем, кого считаешь сексуальным.
– Ладно, признаюсь. Ты можешь нацепить на себя бермуды с золотистыми шлепками и все равно будешь самым сексуальным во всем городе. Я просто хочу, чтобы тебя окружали красивые вещи, вот и все. Давай открывай коробку.
Нерешительно улыбаясь, Кори надрывает бумагу. Отбросив упаковку, открывает коробку и меняется в лице. Он молчит так долго, что я начинаю нервничать, что все сделал не так.
Достав подарок из коробки, он держит его перед собой. Это подтверждение перехода имущественных прав на него, оформленное в дорогую золоченую рамку.
– Как ты можешь быть таким неблагодарным? Я дал тебе жилье, еду и все самое лучшее. И все, что ожидал взамен, – это что ты доставишь мне удовольствие. За те три года, о которых мы договорились, ты успел прибавить себе как минимум еще один год, когда избил одного из самых важных моих знакомых до полусмерти. Хотя бы представляешь себе, как мне было за тебя стыдно?
Кори раздраженно потрясает руками, и в его взгляде злость полностью вымещает поражение, которое было всего минуту назад.
– Ты собирался одолжить меня ему! Человеку, который известен тем, что убивает своих любовников. Он больной. Мне надо было прикончить его, когда был шанс. Он чертов серийный убийца, а ты предпочитаешь это не замечать.
– Его семья могущественная, а никакие убийства не доказаны.
– Ну еще бы, иначе он провел остаток жизни за решеткой. Тот факт, что ты собрался отдать меня ему, реально меня беспокоит, Амбросио. И иногда я задаюсь вопросом, не хочешь ли ты, чтобы он убил меня.
– А если и так, почему меня это должно волновать? – клокоча от ярости, Амбросио подходит так близко к Кори, что их носы почти соприкасаются. – Ты целый год отказывался иметь со мной дело. Угрожал кастрировать меня зубами. Мои водители и горничные больше мне угождали, чем ты! А тебя мне приходилось заставлять, – снова подойдя к окну, он уставился на утреннюю полупустую улицу.
– Вот насчет заставлять тут и есть основная проблема, – говорит Кори. – Помнишь, как ты больше чем на двенадцать часов оставил меня в камере сенсорной депривации? А когда связал меня так крепко, что у меня повредился нерв? У меня на пальцах до сих пор снижена чувствительность. И попытка отправить меня к этому мяснику стала последней каплей. Такие, как ты, думают, что они выше закона, что могут использовать и жестоко обращаться с другими людьми, потому что денег у вас больше, чем у Господа бога, и потому что у вас могущественные семьи. Ты разве не видишь, что я больше не хочу быть с тобой?
Обернувшись, Амбросио пригвоздил его настолько властным взглядом, что у меня мурашки побежали.
– Ты принадлежишь мне.
Следующее мое действие удивило меня самого, потому что я не помню, чтобы обдумал это и принял решение. Я встаю перед Кори, между ним и этим тираном, и мой голос, как и у Амбросио, звучит по-деловому ровно.
– Сколько ты за него хочешь?
Позади меня охает Кори, но поскольку мне не видно его лица, я не знаю, это от шока или от обиды. Хотя мне сейчас все равно. Этот самовлюбленный колумбиец больше его не получит.
Какое-то время Амбросио раздумывает. А вид из окна позади него такой обычный, такой безмятежный. В моем небольшом городке на улице высажены деревья, старые дома по обеим ее сторонам, мимо проехала машина. Странный фон для наркобарона, решающего судьбу человека, которого считает своей собственностью. Не будь это так серьезно, я бы посмеялся.
– Я заплатил за него пятьдесят тысяч. Его долг плюс проценты, как мне сказали, – на его губах играет самодовольная ухмылка. – Но на протяжении всех этих лет он доставлял мне сплошные неприятности. Так что я всерьез рассматриваю возмещение некоторых убытков, – он размышляет несколько секунд. – Отдам его за сто тысяч.
– По рукам. Я попрошу кого-нибудь принести деньги.
Кори с рычанием бросается к Амбросио и толкает его в грудь.
– Ты мудак, он простой врач! Он не может себе позволить такую сумму. Прекращай свои игры и отпусти меня.
Амбросио поправляет рубашку, где Кори ее смял.
– Ты даже не знаешь, с кем живешь, да, мальчик? У твоего доктора есть пара скелетов в шкафу, один из которых оставил ему миллионы долларов. Ты готов оскорблять мою семью и моих друзей, но даже не удосужился поинтересоваться о его семье. Сказать ему, Бен?
Глядя в потолок, я гадаю, что про меня разнюхал и продал Амбросио тот детектив, и сокрушаюсь, что не могу рассказать Кори о позорной истории моей семьи в другой обстановке.
Но теперь уже поздно.
Я поворачиваюсь к Кори, который смотрит на меня с опасением.
– Мой дед грабил банки в 50-х годах. Он успешно провернул несколько краж, в том числе одну почти на три миллиона. Это было известное дело, не раскрытое до сих пор, потому что деньги так и не были найдены. В течение нескольких лет все его подельники были пойманы или убиты, а сам он исчез без следа. Все считают, что мой дед сдал или даже убил своих друзей и присвоил их деньги. Об этом знают совсем немногие, но большая часть денег досталась мне. Конечно, на сегодняшний момент сумма увеличилась из-за инвестиций.
К окончанию моего рассказа Амбросио смеется еще сильнее.
– Теперь ты знаешь, Кори. Твой уважаемый доктор – внук вора и предателя, и такого же серийного убийцы, как красноречиво ты описал мне моего друга. Он врал тебе о происхождении своих капиталов. Что еще? Однажды ты поймешь, что богатые парни совсем не хорошие, мой дорогой. Деньги – это грязь, и у тех, кто их имеет, грязные руки.
Когда достаю телефон, чтобы позвонить в банк и поговорить с президентом, я боюсь смотреть на Кори. Договорившись с ним, набираю Майку и прошу его забрать деньги. Все дело занимает пять минут. В ожидании Майка я шарю в ящике бюро и выуживаю книжку товарных чеков.
– Ты же не возражаешь, что мы все сделаем официально, да?
Амбросио раздраженно пожимает плечами, и я сажусь выписывать квитанцию и договор для покупки своего первого – и надеюсь, единственного – человека. Сказать, что ситуация похожа на нереальную, – ничего не сказать.
Кори сидит в синем бархатном кресле в темном углу кабинета, и у меня по прежнему нет мужества посмотреть ему в лицо. Наверное, он ненавидит меня за это, но какой у меня выбор? Конечно же, он понимает, что это необходимо, чтобы Амбросио прочувствовал завершенность дела, и защитить Кори на тот случай, если он захочет вернуться.
Когда вооруженный головорез Амбросио приводит Майка в кабинет, молчаливое напряжение, в течение которого мы сидели долгие минуты, наконец нарушается.
– Спасибо тебе, что пришел, Майк, – я удивляю нас обоих, когда обнимаю его за широкие плечи.
– Без проблем, док. Я же сказал, что буду ждать, – он садится на корточки рядом с Кори и тихо говорит ему что-то утешающее, и я благодарен ему, что он делает то, на что я сейчас не способен.
Со смесью тревоги и нетерпения я подхожу к Амбросио и протягиваю его договор и квитанцию на подпись. Прежде чем сделать это, он медлит, беспокойно поглядывая вокруг, и я начинаю бояться, что он передумает. В голове рисуется неприятный образ, как он приказывает своим людям пристрелить меня и Майка и, запихнув Кори в свой до неприличия дорогой внедорожник, снова сажает его потом в камеру сенсорной депривации. Я вздрагиваю, когда по лицу Амбросио становится заметно, что он тоже рассматривает подобный сценарий, и прямо сейчас все мы балансируем на тонком канате между благополучным исходом и катастрофой.
Наконец он возвращает мне бумаги, где красуется его подпись – такая же высокомерная, как и он сам. Мало что давало мне столько облегчения. Внимательно изучив документы, я отдаю Амбросио его копию. На них стоят три наши имени, и поражен, как наша гадкая история уместилась на небольшом листе бумаги.
Когда внедорожник Амбросио с ревом уезжает, я тяжело оседаю на диван. Резкое понижение стресса сделало мое тело вялым и превратило мозг в кашу. Довольно долго я тупо пялюсь в потолок, слыша голоса Кори и Майка, но не в состоянии понять, о чем они говорят. Облегчение – это все, на чем я сейчас могу сосредоточиться.
Я не подхожу к Кори. Не утешаю его и даже просто не заговариваю с ним. Он тоже не подходит ко мне. Видимо, пытаясь сблизить нас друг с другом, я вырыл огромную яму.
Глава 21
Дом блистает изяществом, от пола и до потолка украшенным золотом и серебром в честь празднования Нового года. На каждой поверхности мерцают искусственные свечи. На столах стоят хрустальные бокалы, вино и закуски всех видов и вкусов.
Подготовка к вечеринке была бурной, включавшей в себя двухчасовую поездку в Атланту за смокингами, черной икрой и шампанским «Кристалл», что в Блэквуде и окрестностях никак не купить.
Окруженный женщинами, Кори стоит в углу и постукивает по бедру в такт звучащей рэп-песне – одной из его плей-листа для вечеринок. В своем крутом темно-синем смокинге от Армани и с его непослушными черными волосами, завивающимися на лбу и затылке, он напоминает мне какого-то плутоватого принца. Я не удивился, когда он отказался от бабочки и вместо нее расстегнул воротник рубашки. Даже моя гордость за дом, который мне вместе украсили, – все меркнет в его тени.
Он одновременно и самая яркая часть моей жизни, и самая темная.
Сейчас, когда дом полон гостей я начинаю беспокоиться о шуме. Перепрыгнув через небольшие декоративные ворота, которые я временно установил у подножия лестницы, я поднимаюсь на гораздо тихий второй этаж.
Толкнув дверь в одну из спален, проскальзываю внутрь. Если не считать света от розового сказочного ночника, тут темно, но я отчетливо вижу прекрасную маленькую девочку, спящую на кровати с балдахином в центре комнаты.
– Она еще не проснулась, – сидя в кресле-качалке рядом с кроватью, говорит дочь одной из дневных медсестер. – Такая милая малышка. Мне не терпится поиграть с ней, когда она проснется.
– Надеюсь, тебе тут не сильно скучно, ведь вечеринка идет внизу.
– Не-а, у меня с собой электронная книга, – она поднимает свой телефон и улыбается. – Да и вечеринки не особо люблю.
Когда я подхожу к кровати, грудь стягивает от чувства, к которому я еще не привык. Карамельного оттенка кудряшки Тайлиа веером лежат на подушке, а ресницы подрагивают, словно она видит какой-то сон. Трудно поверить, что буквально несколько дней назад она чуть не умерла. Вспоминая это, я чувствую благоговение – как иногда причудливо сплетаются судьбы разных людей.
Моя семья.
Мой скептицизм, притворяясь логикой, спорит со мной.
Так нелепо.
Он утверждает, что едва знаю двух людей, составляющих мою новую семью, которая и образовалась совсем недавно. Но мое сердце знает правду. Я связан с этими незнакомцами куда более прочными узами, чем с любыми другими людьми, которых знал всю жизнь.
– Она все еще спит? – внезапно спрашивает из-за моего плеча Кори, напугав меня своим внезапным появлением и тут же успокоив.
На его теле я чувствую запах своего геля для душа и восхищаюсь, как он сочетается с химией его тела и создает уникальный знакомый аромат. Это поражает и заставляет меня хотеть оказаться в его объятиях, кожа к коже. Но с нашей последней ночи – как раз перед историей с Амбросио, который все испортил – он даже не прикоснулся ко мне.
– Она так мирно спит, – прошептал я. – И я так счастлив, что мы можем создать ей безопасные условия. В мире столько нуждающихся в помощи детей, слава Богу, мы можем помочь хотя бы ей.
– Ты лучше всех умеешь создавать людям безопасные условия, – сказал Кори и улыбнулся. Но это не та очаровательная улыбка с ямочками, которую я хорошо знаю. Она печальная, и я начинаю грустить из-за нас обоих.
– Ты не могла бы выйти на минутку, Стефани? – прошу я нашу маленькую сиделку. Она поспешно выходит и закрывает за собой дверь.
Не в состоянии противиться своим инстинктам, я разворачиваюсь и, обняв его за талию, прижимаюсь лицом к его шее. Полной грудь вдыхаю его запах и дрожащими губами провожу по горлу. Но такой близости мне все равно мало. Я хочу, чтобы он взял мое тело, хочу взять его и стать с ним единым целым.
Отняв себя у меня, Кори отодвигается и, помявшись секунду, делает шаг по направлению к двери.
– Твои гости… Они будут гадать, куда ты подевался.
Разочарование бьет по мне чугунным молотом, но я не хочу, чтобы он это заметил.
– Ну и пусть гадают. У меня для тебя кое-что есть, прежде чем мы вернемся на вечеринку.
Открываясь ему сейчас, я сильно рискую, потому что все эти дни он был совсем не расположен к чувствам. Меня не покидает ощущение, что он мной больше не увлечен, потому что съеживается всякий раз, когда я прикасаюсь к нему, и от этого мне пусто и отчаянно внутри.
Если он меня не хочет, так тому и быть. Заставить его я не могу. Но даже если он и вправду меня не хочет, у меня есть для него кое-что напоследок.
После того как я попросил сиделку вернуться к Тайлиа, Кори молча идет за мной вниз, через ворота и в мою спальню. Пару раз нам на пути встречаются медсестры, которые явно выпили слишком много и не прочь поболтать, но мы легко сбегаем от них.
За запертой дверью спальни у нас есть неприкосновенное пространство, которого я жаждал несколько дней. Кори настороженно поглядывает на меня, наверное, думает, я сейчас начну его соблазнять, но привел я его сюда совсем не для этого. У меня для него есть куда более важное.
В шкафу под стопкой сложенных боксеров у меня была спрятана плоская коробка, обернутая голубой бумагой с белым замысловатым бантом.
Но Кори начинает отказываться, когда видит ее.
– Ты и так сделал мне много подарков на Рождество, Бен. Купил мне целый гардероб, подумать только! Я не могу принять еще один подарок. Все, что я со своей стороны могу себе позволить, – это идиотский галстук, который ты терпеть не можешь.
– Это не так, Кори. Мне он очень нравится. И потом, Рождество было во основном связано с Тайлиа. И да, я хотел, чтобы у тебя была одежда. Ты приехал в город с чертовой крохотной сумкой! – я сажусь рядом с ним на кровать, но сохраняю расстояние. – Ты почувствуешь себя лучше, имея эти подарки, если я скажу тебе, что мне надоело видеть тебя в трех видах одежды. Серьезно, это отвратительно. Ты такой уродец, что меня чуть ли не тошнит каждый раз, когда я тебя вижу. Так что считай покупку тебе одежды актом самообороны.
– Иди ты, знаешь, куда, Бен, – смеется Кори, и напряжение немного спало. – Если считаешь меня уродцем, боюсь представить, как ты ведешь себя рядом с тем, кого считаешь сексуальным.
– Ладно, признаюсь. Ты можешь нацепить на себя бермуды с золотистыми шлепками и все равно будешь самым сексуальным во всем городе. Я просто хочу, чтобы тебя окружали красивые вещи, вот и все. Давай открывай коробку.
Нерешительно улыбаясь, Кори надрывает бумагу. Отбросив упаковку, открывает коробку и меняется в лице. Он молчит так долго, что я начинаю нервничать, что все сделал не так.
Достав подарок из коробки, он держит его перед собой. Это подтверждение перехода имущественных прав на него, оформленное в дорогую золоченую рамку.