– Ты права. Поговорим об этом спокойно через несколько дней.

– Мам, я серьезно. Никаких внезапных визитов, – очень выразительно подчеркиваю я. Не только потому, что мне это важно и сам звонок меня нервирует, а еще и потому, что это приводит меня в бешенство. Они никогда не навещали Купа. Даже не собирались. Да они теперь вообще не признают, что у них есть сын. Порой мне хочется наорать на родителей и трясти их так долго, пока не поймут, что их потребности и мои – не одно и то же.

– Зоуи! – Тон у нее изумленный, практически возмущенный. – Что такого плохого в том, что нам хочется провести с тобой время и проведать тебя? Мы лишь хотим убедиться, что с тобой все хорошо, и больше ничего. – Мне не подобрать слов, чтобы описать, как сильно приходится прикусить себе язык, чтобы не наговорить того, о чем я потом пожалею.

– Знаю. Но сначала дайте мне немного времени привыкнуть.

– Конечно… Я хочу сказать… Нет проблем. – И мне моментально становится совестно, потому что я замечаю, как погрустнела мама.

– Ладно. Спасибо, – отвечаю я гораздо спокойнее. – Поцелуй за меня папу.

– Хорошо. Мы тебя любим.

– Я вас тоже, – глухо шепчу я. – Пока. – Кладу трубку.

Сотовый приземляется на матрас около меня, голова заваливается вперед, лицо прячется в ладонях, и я на мгновение закрываю глаза, чтобы взять себя в руки. Наивно было предполагать, что они хорошо воспримут мой отъезд. Или что больше чем через четыре года наконец отпустят ситуацию. Так невероятно глупо в принципе надеяться, что что-нибудь изменится.

Накатывает головная боль, и я две минуты массирую виски, прежде чем выпрямиться, снова воткнуть провод в телефон и заняться рюкзаком.

Покрутив головой, я вынуждена признать, что мальчики классно тут все сделали. Но кровать я действительно предпочла бы перетащить на другую сторону, прямо к левой стене. Не люблю, когда можно открыть дверь и тут же упасть на кровать. Теперь нет. Мне лучше спится, когда она находится в углу, желательно как можно дальше от входа. Так я чувствую себя в большей безопасности, так мне комфортней.

Комод может оставаться рядом, на своем месте, как и шкаф в углу возле письменного стола. Надо только придвинуть его ближе к стене и поставить чуть-чуть наискосок. Туда, где сейчас кровать, отлично впишутся не очень высокие, но длинные стеллажи с открытыми полками. Да, думаю, будет хорошо смотреться. Растения. Их здесь однозначно не хватает. Свои я забрать не могла, и мне вечно не хватало места, чтобы завести много цветов, но тут? Тут минимум четыре горшка влезет на один лишь подоконник. А рядом со шкафом даже встанет большой фикус. Или что-то похожее.

От одной-единственной мысли о том, как здесь скоро все может выглядеть, меня охватывает невероятное счастье и прогоняет недавнее депрессивное настроение. Наверно, я тайком поставлю в комнату Купа крошечное растеньице. Раньше он губил все зеленое, но что за комната без цветов? Может, у него выживет маленькая бокарнея или только кактус? Надо подумать.

С рюкзаком в руках я иду к своему новому столу с замечательной столешницей из натурального темного дерева. Пусть остается именно здесь, слева у окна. Там светло, а на стене все равно можно повесить пробковую доску или что-нибудь вроде того.

После того как я опустошила рюкзак, чтобы взять его с собой в город и убрать туда канцелярские принадлежности, раз мой брат до сих пор водит эту страшную штуковину, подходит очередь чемодана.

В поисках зарядного устройства я уже перевернула все, что хотя бы отдаленно напоминало порядок.

Музыка. Мне наконец-то нужна музыка. Поэтому я включаю на телефоне Spotify[4], надеваю свои любимые беспроводные наушники и со всей силой сдвигаю шкаф туда, где он должен стоять. После этого приходится чуть-чуть передохнуть, так как даже через наушники слышно, как я тяжело дышу, а грудь поднимается и опускается, словно я пробежала марафон. Когда дыхание восстанавливается, под What’s Up? группы 4 Non Blondes я складываю одежду и убираю ее в шкаф.

Радостно пританцовывая по комнате, я подпеваю песне и замечаю, как все тревоги и внутреннее напряжение все-таки растворяются.

Я здесь.

В Сиэтле.

И больше меня это не пугает.





6

Все вопросы в духе «А-что-было-бы-если…» не имеют смысла. От них ничего не становится лучше, ничего не меняется. Единственное, что они могут, – это создавать пустые мечты, которые никогда не исполнятся, потому что мы давно проскочили нужный поворот. И с этим теперь придется жить…

Дилан




Мне пора идти. Эллиотт ненавидит меня ждать, а я ненавижу опаздывать. Тем не менее я не двигаюсь с места, продолжаю лежать на кровати и не могу заставить себя разлепить веки или вытащить руки из-под головы.

Обезболивающие работают. От облегчения я чуть не заснул. И так каждый раз. Поскольку страх, что когда-нибудь и они перестанут помогать, постоянно со мной. Равно как и понимание, что это фантомная боль. Для меня она настоящая. Она здесь, в моей голове – и это дико больно. Но нога, ее больше нет. С ума сойти.

Вздохнув, я делаю еще один глубокий вдох, мысленно считаю до трех и сажусь. Я разглядываю свою левую ногу, с которой сразу после того, как зашел в комнату, опять снял протез. Потому и запер за собой дверь. Если кто-то за все эти годы и заметил, что время от времени я делаю это днем и прежде всего каждую ночь, то он ничего не сказал и не задал ни одного вопроса.

Пока я опять надеваю протез и повторяю тот же привычный порядок действий, особо о нем не задумываясь, мои мысли вращаются вокруг Зоуи. Я не собирался вести себя грубо тогда, на кухне. Поэтому зашел ненадолго, поздоровался и сел, хотя культя ныла просто адски.

Мне бы очень хотелось выпить кофе, но пришлось уйти и лечь в таком месте, где можно полностью отдаться на волю этого состояния. Подобное происходит уже не так часто, обычно оно оставляет меня в покое на пару недель, по крайней мере, что касается фантомных болей. Опять же, боли в культе – это нечто совсем другое. Однако когда они случаются, то похожи на лавину, которая грозит погрести меня под собой.

Лекарства уже помогли мне почувствовать себя немного лучше, впрочем, еще больше полегчает только тогда, когда я окажусь у Эллиотта. Я знаю это, потому что до сих пор так было всегда.

Протез на месте, я распахиваю дверь и… Тут что, кто-то поет? Я замираю и прислушиваюсь. К счастью, это Зоуи, а не Купер, который не сможет вытянуть ни одной ноты, даже если от этого будет зависеть его жизнь. Голос звучит негромко, однако слышно достаточно, чтобы понять, что она как раз петь умеет. И поет красиво. Трек вызывает у меня улыбку. Хит девяностых. Ловлю себя на желании дослушать до конца, но мне надо идти. В гардеробе я беру свою крутку и ключи из вазочки, а потом спускаюсь вниз.

Перед дверью стоит подержанный темно-зеленый Land Rover, одна из моделей поменьше, так что не особо шикарный. Я долго спорил с самим собой, стоит ли тратить деньги, чтобы все-таки ее купить. И лишь пару недель назад, незадолго до Рождества, решился и просто сделал это. После несчастного случая я больше не садился за руль, и только с покупкой «Ровера» это изменилось. Он достался мне по разумной цене и в хорошем состоянии. Во время поездок автоматическая коробка передач иногда помогает забыть, что у меня всего одна целая нога, так как для управления машиной используется только правая. Вероятно, с механикой я бы тоже как-нибудь справился, однако благодарен, что мне не так сложно быть более мобильным. Машина была необходима, пускай после первых попыток я и приезжал весь в поту. Мне до сих пор не удается полностью расслабиться, но постепенно становится лучше и лучше. Прежде всего это важно для бабушки. Не то чтобы она требовала, но я вижу, что с возрастом ей все дается тяжелее. Хотя она умело это скрывает, меня ей не обмануть. Ее мучает артроз – спины и суставов. Этой женщине под восемьдесят, но в остальном она в хорошей форме, как некоторые шестидесятилетние – только уже не так молода и делает все медленнее.

Большую часть пути можно проехать на поезде, но от вокзала до ее участка далеко. К ней приходится ездить все чаще, я люблю это делать, и, если совсем начистоту, автомобиль облегчает мне задачу, позволяет быть более гибким. На месте я тоже без проблем – и не одалживая машину у ее соседа Френка – могу отвезти бабулю к врачу или за покупками. Помочь ей все донести.

Я завожу мотор, который поначалу всегда немного тарахтит, и еду. Сегодня будет первый раз, когда я опоздаю. А все просто из-за того, что я слушал, как поет сестра Купера. Потому что мне понравилось. Черт. Да что со мной такое?


Из-за дерьмовых пробок я добираюсь до студии Эллиотта лишь через полчаса, и еще до того, как он успевает что-то сказать, начинаю извиняться:

– Прости, приятель. На дорогах настоящий кошмар и…

– Все нормально, – отмахивается он, и мы жмем друг другу руки. – Я волновался, потому что ты не из тех парней, которые не ценят чужое время.

– Заслуженный подкол за опоздание на пятнадцать минут. – Он ухмыляется.

– Как твоя нога?

– Ушла, – выдаю я самую худшую шутку всех времен.

– Боже, Андерсон. Это даже ужасней, чем все твои прежние приколы. – Эллиотт любит называть меня по фамилии, потому что считает, что «Матрица» – потрясный фильм, а я должен брать пример с Нео и направлять свою внутреннюю силу или типа того. Звучит странно, как какая-то эзотерика, однако до сих пор он всегда оказывался прав. «Матрица» на самом деле чертовски хороша, по крайней мере первая часть. – Раз ты так шутишь, полагаю, день выдался не из лучших. – Выражение его лица становится серьезным, он складывает руки на груди и внимательно смотрит на меня.

Эллиотт на целых пятнадцать лет старше меня, и мы познакомились, когда я проходил реабилитацию после несчастного случая. Он был моим физиотерапевтом и – как говорится – поставил меня на ноги. Все еще очень забавная для меня фраза. Но это правда. Без него я бы не справился – без него и бабули. Благодаря его настойчивости, тому, что он со мной не церемонился и не осуждал, и многочисленным разговорам я в какой-то степени легко отделался. Вышел из этого менее сломленным, чем ожидалось. Он напоминает мне мистера Мияги из «Парня-каратиста» и одновременно одного из старых добрых кинозлодеев. Кроме того, он стал причиной, по которой я решил начать учиться и вновь задумался о будущем. Из-за него я изучаю то, что изучаю. Хотя сам он после курса ортобионики предпочел уйти в физиотерапию и продолжить образование в этой области.

Он был мне как клевый дядя, наставник и хороший друг. Наверно, ими и остался. Мне важно его мнение, иначе я не приходил бы сюда каждую неделю. На данный момент мне уже не требуется физиотерапия, не совсем, но Эллиотт продолжает меня тренировать, и это идет мне на пользу. Он знает о моей травме, знает меня и знает, где проходят мои границы. Равно как и бабушка, которая не пропускала ни одной встречи с Эллиоттом, всегда была рядом и поддерживала меня.

В то время как остальные считают, что я ухожу заниматься в фитнес-студию, на самом деле я на пути к Эллиотту.

– Не из лучших, – коротко соглашаюсь я. Он проводит правой рукой по короткому ежику волос на голове.

– Лекарства? – только и спрашивает он, а я киваю. – Черт, тогда что ты здесь делаешь? Надеюсь, что ответом будет не «Пришел тренироваться», потому что тогда я вытолкаю тебя отсюда взашей. Ты очень сильно напряжен.

Из меня рвется тихий и отчаянный смех. Я в курсе, насколько серьезен Эллиотт. Но я правда здесь не ради этого.

– Мне нужно получить новый план тренировок и немного отвлечься. И может, у тебя есть настроение помедитировать? – Часто медитация помогает мне больше, чем что-либо. Отключиться, сосредоточиться, успокоиться. Этому я тоже научился у него.

– Я надеялся, что ты проявишь благоразумие. Давай доставай маты, ты же знаешь, где они. Сейчас я к тебе присоединюсь.





7

Когда вырастаешь, то уже не ищешь страшных монстров в шкафу или под кроватью. Ты ищешь и находишь их в себе самом

Зоуи




– Я осторожно ехал! Еще медленнее, и нас бы обогнала бабуля на ходунках.

Меня охватывает дрожь, и я рада, что можно снять мотоэкипировку, которая на самом деле оказалась удобной и не дала мне замерзнуть. И рада, что этот шопинг-тур остался позади. Надо было дождаться Энди или Джун, с ними получилось бы веселее. Но со стороны моего брата все равно было очень мило специально ради этого отвезти меня в город и обратно, пусть и на этом двухколесном исчадии ада. К сожалению, мне не удается наслаждаться этими штуками. Конечно, выглядят они красиво, но в то же время ужасно ненадежно. Ты как будто голый. Любой несчастный случай, любое неверное движение может моментально тяжело ранить тебя или даже убить. Такой риск мне не нужен.

– Знаю, – со вздохом отвечаю я приглушенным голосом, пока стягиваю с себя через голову терморубашку.

Куп убирает наши шлемы, и я слышу, как ключи, звякнув, падают в вазочку.

– Бабуля, Зоуи! – Ему обязательно надо повторить это еще раз, после чего брат качает головой, а я тут же надуваю губы.

– Мне больше нравится ездить на машине. Там тепло, есть ремень безопасности, подушка безопасности и настоящий руль, – считаю я на пальцах.

– Вообще-то даже хорошо, что тебя не тянет гонять на быстрых тачках или запрыгивать на мотоциклы к крутым парням.

Я опускаю руку, лукаво улыбаюсь и шевелю бровями:

– Имеешь в виду так, как Энди? Которая запрыгнула к тебе.

– Это другое, – ворчит он и направляется к дивану. – Между прочим, думаю, она тоже поначалу считала, что мой байк не особенно заслуживает доверия. – На губах у него играет улыбка, и Купер словно погружается в свои мысли, когда я вместе со своим рюкзаком сажусь рядом в кресло, стоящее по диагонали от него.

– Он и не заслуживает, – говорю я. Будь я Мэйсоном, брат уже наверняка показал бы мне средний палец. Вместо этого он награждает меня сердитым взглядом и достает мобильник.

– Ого, уже так поздно. Энди и Джун должны бы… – Шаги, голоса, ключ в замке, а затем сияющая Джун, вскидывающая руки вверх.

– А вот и мы! – кричит она, пока Энди проходит мимо нее и целует моего брата. Как я рада видеть их обеих. Я мгновенно вскакиваю, обнимаю Энди, потом Джун и не могу перестать улыбаться от уха до уха. Но что-то изменилось… Джун больше не пользуется косметикой, осеняет меня. С удивлением я восхищаюсь ее новым внешним видом. Она с гордостью носит свое родимое пятно, и, хотя Энди мне уже обо всем рассказывала, увидеть это в реальности – совсем другое дело.

Я еще раз прижимаю ее к себе и чувствую такое облегчение из-за того, что Джун нашла свой путь к счастью. Прежде всего с самой собой. И из-за того, что они с Мэйсоном наконец обрели друг друга.

– Как же здорово вас видеть, – вырывается у меня.

Когда мы собирались закрыть дверь, что-то надавливает на нее с внешней стороны.