– Эй, что тут происходит? – Дилан. На мгновение у меня перехватывает дыхание, и у меня создается впечатление, что все мои органы чувств настраиваются на него. Безумие. Это ощущение. Оно приятное, а не пугающее. И все же очень неожиданное. То, что, по моему мнению, я забыла или утратила.

– На эту неделю с универом покончено, мы осилили все семинары ужасов у Круэллы Де Виль.

– Джун так называет нашу преподавательницу, и в выборе имени я с ней совершенно согласна, – добавляет Энди и морщится.

– Если выдержишь эти семинары, то выдержишь все. В этом я твердо уверена, – воодушевленно произносит Джун, после чего идет к столу в гостиной, и мы следуем за ней. – Кстати, я принесла кое-что перекусить.

– Значит, сахар, – делает вывод Купер, в то время как Энди с улыбкой кивает и садится к нему.

– Пончики для всех. За то, что наконец закончились семинары, ради которых мы пожертвовали целой неделей каникул. Даже последней, да поможет нам Бог, и за то, что Зоуи теперь живет здесь. Наша банда растет.

Я прыскаю от смеха:

– Банда? Мне надо произносить клятву? А обряд посвящения есть?

– Не наглейте, юная леди! – отвечает Джун и достает из коробки пончик со смайликом, который протягивает мне. – Вот, ваш входной билет. – Затем берет себе такой же и с наслаждением откусывает. А заметив через плечо вопросительный взгляд Дилана, тянется за вторым пакетом. – Ах да, ради тебя я специально зашла к Салли.

Дилан вытаскивает чудесно пахнущий кусок закрытого яблочного пирога с посыпкой и чмокает ее в щеку. Он выглядит более расслабленным, чем сегодня утром, более спокойным.

– Спасибо, ты золото.

– Я знаю, – отзывается она с набитым ртом, а Дилан уже принес себе тарелку с кухни и готовит кофе. Аромат проникает к нам в гостиную.

Тем временем я кусаю пончик и чуть мгновенно не впадаю в сахарную кому. Все взгляды прикованы ко мне, и я выдавливаю улыбку. При этом весь рот у меня склеился. Никогда не любила глазурь.

– М-м, вкусно. – Брат тут же разражается звонким хохотом. По-моему, он даже плачет от смеха. Предатель.

– Она их ненавидит, – выговаривает он и смеется дальше. Даже Энди сдерживается и смотрит, как я с тревогой наблюдаю за Джун, которая в этот момент скривила губы.

– Значит, не любительница смайликов. Ну ладно.

Я с трудом проглатываю кусок.

– Мне больше нравятся с сахарной пудрой, ну, то есть самые обыкновенные, не такой формы, – оправдываюсь я, но Джун тоже уже начала хохотать, и я чувствую, как вверх по щекам поднимается жар.

– Главное, что вам весело, – отвечаю я, а Джун забирает у меня пончик.

– Без паники, ты все равно в банде, хочешь того или нет. Здорово, что ты здесь, Зоуи, – добавляет она так искренне, что меня наполняет ощущение теплоты.

– Мне тоже так кажется.

– Я правда очень рада. Наконец-то ты тут, – произносит Энди, чей рот от зевания раскрывается так широко, что почти невозможно разобрать ни слова. Ее очки двигаются на носу, как пьяница на танцполе. – Прости, эта неделя реально меня добила. Джун просто под кайфом от кучи сахара, скоро она тоже устанет, поверь, – поясняет Энди, поймав мой вопросительный взгляд, перескакивающий с нее на Джун и обратно. – О’кей, мне надо лечь. Всего на час, а потом все равно придется собираться на работу. – Энди отталкивается и встает с дивана.

– Я с тобой, – повторяет за ней мой брат. Проходя мимо, Энди снова меня обнимает. – Добро пожаловать, Зоуи.

– Сладких снов, Энди, – счастливая, шепчу я в ответ и вижу ее улыбку – и второй намечающийся зевок. Она еще раз помахала нам, прежде чем они с Купером скрылись в его комнате. Наверно, он ляжет вместе с ней или немного порисует.

Джун со вкусом кладет в рот последний кусок пончика, после чего закрывает коробку, а Дилан возвращается из кухни с кофе и пирогом и ставит то и другое на стол.

– Долго меня не было?

– Достаточно долго, чтобы Энди почти впала в кому от усталости. Она легла, у нее сегодня поздняя смена. Куп с ней.

– Ясно.

– Я тоже сейчас уеду, хочу смыть с себя под душем семинар и чуть-чуть передохнуть, пока опять не стало слишком громко. Если только я не могу еще как-то тебе помочь, Зоуи? – Я лишь помотала головой. – Но если что, дай мне знать. Тогда увидимся вечером в клубе, – радостно напевает она и шагает в сторону двери. В полном замешательстве мы с Диланом переглядываемся, только чтобы затем одновременно уставиться в спину Джун.

– Подожди-подожди-подожди, – зовет он.

– Да, подожди, Джун!

– Ну, народ! Не поступайте так со мной. Это первый вечер Зоуи. В первый вечер Энди я тоже была с ней в клубе. – Она смотрит на нас, как милый ребенок, которому невозможно отказать ни в одном желании. Или как щенок, что никак не улучшает ситуацию.

Я не хожу в клубы. Никогда.

Нет, не совсем так, просто я уже очень давно этого не делала. Мы с парочкой друзей сидели в барах, но в большом клубе? Во мне не появляется страха, только неуверенность. И иногда абсурдное чувство, как будто моя жизнь не должна ощущаться нормальной. Что я не имею права веселиться, расслабляться. Только из-за того вечера. Причем я не виновата. Я тогда не делала ничего плохого.

За все время терапии Милли очень часто объясняла мне, что в такой реакции нет ничего необычного, а чувства вины и стыда перемешиваются. Жертвы ищут ошибку в себе. Ту, которую не найдут никогда, поскольку ее не существует. Они чувствуют вину и стыдятся, потому что не сумели этого избежать. Из-за того, что это случилось и они это допустили, они верят, что не заслужили право на счастье. По крайней мере со мной было так. Это настоящий абсурд. Настоящий ужас. И все же часть моей жизни.

Внутри меня сидит монстр, который постоянно нашептывает мне, что надо бояться.

Я это победила.


Я это приняла.

Сегодня я в этом уверена, могу все понять и проанализировать. Тем не менее мысли возвращаются вновь и вновь, пугая меня до глубины души, потому что они мне не нужны. Потому что я не виновата и заслужила жить свободно и непринужденно, вместо того чтобы представлять насильника за каждым углом. Видеть его в каждом мужчине и в каждом его движении.

Так как мы молчим, Джун указывает на Дилана:

– Ты еще никогда не видел клуб изнутри, я уверена. Это очень печально.

– Танцы – это не мое.

– Ты и не обязан танцевать. Посиди в баре. Энди смешивает фантастические коктейли. – В тот миг, когда Дилан хочет что-то ответить, Джун его перебивает: – Безалкогольные. – Похоже, это охлаждает его пыл, потому что он закрывает рот. – Мы можем просто провести время вместе, послушать музыку, посмеяться, составить Энди компанию. Пожалуйста!

– Ладно, – слышу я собственный голос и едва сама в это верю. – День, конечно, был долгим, но час или два точно без проблем. Я тоже еще не была в клубе Мэйсона и знаю, как он им гордится. – Мои глаза находят Дилана. Глядя на меня, он уступает.

– Я пойду с вами, но пить буду только воду. – Когда он поворачивается к Джун, я делаю глубокий вдох. То, как он смотрит… как будто ищет ответы. – И только потому, что ты принесла мне яблочный пирог.

– Ааа! Как здорово. До скорого, ребята. – Джун подпрыгивает от радости, прощается, а когда за ней захлопывается дверь, повисает такая тишина, что я слышу, как шумит кровь у меня в ушах. Сегодня вечером я иду в клуб Мэйсона. Я иду развлекаться.

Помимо своего колотящегося сердца я, к сожалению, замечаю и свой урчащий желудок. За этот день у меня был только быстрый завтрак… и один укус противного пончика.

Ладони рефлекторно прикрывают живот. Вау, получилось громко. Я оглядываюсь на Дилана, который опять пропадает на кухне и вскоре приходит оттуда со второй вилкой. Он садится на левую сторону дивана, поднимает тарелку и – протягивает мне вилку.

– Твой живот сложно не услышать. Увы, это просто не позволяет мне слопать пирог в одиночку.

– Как мило с твоей стороны. – С благодарной улыбкой я беру прибор. Потом сажусь к нему, следя за тем, чтобы не придвигаться слишком близко. Его тело как гора, рядом с которой я кажусь себе совсем крошечной. От него исходит жар, как от вулкана незадолго до извержения. А его плечи скоро начнут преследовать ту же цель в отношении свитера, тут у меня никаких сомнений. Чудо, что он еще не лопнул.

Я не собиралась вот так на него пялиться, но любое движение его кисти передается руке и всему туловищу. Участвует каждый мускул. Такое взаимодействие завораживает.

После того как Дилан подносит тарелку еще немного ближе ко мне, на минуту меня начинает мучить совесть, ведь пирог не особенно большой. Однако когда он кладет в рот первый кусок и издает вздох наслаждения, я делаю то же самое. И честно? Угрызения совести мгновенно испаряются. У пирога божественный вкус теплых яблок и корицы.

– Невероятно. Ты его еще раз подогрел, да? – выговариваю я с полным ртом.

– Совсем чуть-чуть, чтобы посыпка не размякла. Салли готовит лучшие яблочные пироги в мире. Не классический яблочный пай или тот, который с глазурью, а вот такой. Его для меня обнаружила Джун, лавка «У Салли» всего через улицу от их с Мэйсоном новой квартиры. Бабушка Салли родилась в Германии, оттуда и рецепт.

– Хотелось бы мне его получить… рецепт. – Дилан согласно кивает. – Магазин же не очень далеко отсюда?

– Немного, но не на краю света. Прежде всего он близко к кампусу. Пекарня спрятана в маленьком переулке, но там всегда полно народа.

– Обещаю, я достану нам новый пирог. Спасибо еще раз, что поделился.

Дилан просто кивает, так как рот у него снова занят и говорить он не может.

А что он, кстати, изучает? Он из того же кампуса, что и все остальные? Я помню, что Энди, Мэйсон и Джун часто видятся не только из-за нескольких совместных семинаров по экономике и финансам, но и потому, что предметы преподают в одних и тех же зданиях. Мой брат учится на «Искусстве и истории искусств» через два корпуса от них, а я буду с медиками. Я так часто рассматривала кампус онлайн и столько о нем слышала, что, кажется, уже знаю его как свои пять пальцев. При том что у Харбор-Хилла гигантская территория.

Когда Дилан доедает последний кусок, любопытство перевешивает, и я задаю все вопросы, которые горят у меня на языке.

– Ты ведь тоже учишься, верно? Какой основной предмет? С остальными часто пересекаешься?

Дилан прочищает горло.

– Нет, занятия на их программах проходят в центральных зданиях, а мой профиль, скорее, на краю кампуса. У медиков.

Я удивленно моргаю:

– Ты на медицинском? – Такое я бы запомнила, не так ли? Копаюсь в своей памяти. Если бы Энди или Купер рассказывали, что их сосед по квартире изучает медицину, я бы ни в коем случае не забыла.

– Не совсем. На «Медицинских технологиях», точнее «Биомедицинской инженерии». – Он моментально напрягается, слегка приподнимает плечи и поджимает губы.

– Извини, я не хотела показаться назойливой, просто удивилась, и, откровенно говоря, классно было бы знать кого-нибудь с того же направления, – признаюсь я, вертя вилку между пальцами. Вопросительный взгляд Дилана сосредотачивается на мне. – О, я буду учиться на психологическом. Большинство считает, что психологи – не врачи, но… они понятия не имеют. Болеть может не только тело. – Последние слова еле слышно срываются с моих губ, потому что осознание этого до сих пор причиняет боль. Хотя он не отпускает тупых шуточек, не строит из себя всезнайку и не говорит прочих глупостей. Нет. Он меня поражает.

– Я знаю.

Он понимает, мелькает мысль у меня в голове – и это одновременно вопрос и утверждение. В тот же момент Носок запрыгивает с пола на подлокотник дивана. И попытка получается скорее неудачной, чем удачной. Проблема не в маленьком песике, который не сумел удержаться и сразу начал соскальзывать, а в Дилане, который тянется за ним. При этом тарелка опасно шатается, Дилан не может нормально ее подхватить, и она балансирует у него на одной руке. Чисто машинально я поворачиваюсь к сидящему рядом мужчине и пытаюсь ее поймать, но, так как Дилан неожиданно двигается, а у меня в ладони все еще эта дурацкая вилка, все идет наперекосяк.

Никто из нас больше не контролирует белый фарфор, который взлетает вверх и перед аварийной посадкой рассыпает все крошки, как будто они не что иное, как конфетти. Вот дерьмо.

По меньшей мере Носок выглядит счастливым, усевшись на подлокотник. Дилан же, наоборот, откидывается назад и словно теряет дар речи. Как и я.

Тарелка приземлилась на пол около моей вилки и благодаря мягкому ковру осталась невредима, но боже мой, крошки повсюду!

Парочка застряла в бороде у Дилана. Мы оторопело смотрим друг на друга. Однако дальше происходит то, что выходит за рамки моего самообладания.

Носок ставит лапу ему на грудь и тут же слизывает самую крупную крошку с бороды. Ну, точнее, пытается – его язычок касается больше волос, чем еды. Озадаченные взгляды и собаки, и Дилана складываются в нереально смешную картину. И внезапно я захожусь таким громким хохотом, что все тело трясется, а в уголках глаз собираются слезы. При этом я сгибаюсь пополам, наклоняюсь вперед – и вдруг осознаю, на что опираюсь.

На бедро.