Само собой. Особенно той, из-за которой он заметил, что у пса чувствительная кожа на лапах… Ах, братик, это согревает мне сердце.

Я улыбаюсь, а взгляд перемещается на Дилана, который заходит вслед за Носком, закрывает за собой дверь и наконец идет на кухню. Он садится к нам за стол и, судя по выражению лица, думает о Купере то же самое, что и я. Между нами довольно большое расстояние, и все же… То, как он двигается, как смотрит на меня, вопросительно и изучающе, но ненавязчиво, его мимика и жесты. Теперь я понимаю, теперь это привлекает мое внимание: я это узнаю́. Он как будто постоянно настороже – или напряжен. Возможно, это и не так. Возможно, он сам этого не замечает. Или у него просто такая манера поведения, однако факт остается фактом: это вызывает у меня любопытство. Он вызывает у меня любопытство. Несмотря на его размеры и мой страх за стул, который, по-моему, в любой момент может развалиться под весом его мускулов, он меня не пугает. И в голове нет того единственного вопроса, возникающего с тех пор при виде каждого мужчины, который хотя бы чуть-чуть мне нравится или кажется симпатичным, как Дилан.

Может ли он быть таким, как они, другие, в ту ночь?

Этот вопрос больше не вызывает страха, он уже никогда не исчезнет, я знаю. Так я думала… но вдруг именно это и произошло.

– На улице везде грязно и мокро, опять идет дождь, а Носок взволнован, потому что у нас гости – как всегда. С одним лишь отличием: он еще не знает, что этот гость останется. Радуйся, что тебе не пришлось с ним гулять, нытик.

– Нытик? – Купер в замешательстве поднимает на нас взгляд. – Прошу прощения, что я пытаюсь сделать так, чтобы собака моей девушки и моя девушка были довольны. Собака – из-за того, что будет сухой, а девушка – из-за того, что будет реже убирать за ним грязь. – На этот раз брат так искренне возмущен, что Дилан не сдерживается и громко смеется, при этом глаза у него сужаются до маленьких щелочек, а верхняя половина тела начинает трястись. Со мной творится то же самое. Потому что нам прекрасно известно, что Энди многое не любит, но убираться?

Я качаю головой. Пусть я живу здесь только первый день, но благодаря сообщениям и телефонным разговорам успела хорошо узнать Энди. Тем не менее приятно видеть брата таким – таким влюбленным.

И тут мне приходит в голову…

– Хочешь тоже кофе? – спрашиваю у Дилана, поскольку моя кружка уже почти опустела и я замечаю, как невежливо мы себя повели. Дилан постепенно снова успокаивается, а Купер допивает свой кофе, прежде чем встать.

– Идиот, – ворчит мой брат и сам прячет улыбку. – Я у себя в комнате, если кто-то будет меня искать.

После того как Куп уходит, атмосфера на кухне меняется. Она не становится неприятной, просто другой. Может, более напряженной. Я не очень-то хорошо завожу новые знакомства. Уже нет. Но я стараюсь. Иногда получается лучше, как в случае с Энди, а иногда я понимаю, что будет труднее. Особенно если у второго человека такие же проблемы с непринужденными беседами, как у меня. И кажется, Дилан как раз из таких.

– Итак, мы теперь живем вместе, да? – в какой-то момент нервно ляпаю я и тут же готова сама из-за себя закатить глаза.

Зоуи, двадцать один год, хочет изучать психологию, но идиотка.

– Похоже на то. – Он отодвигается на стуле назад, поднимается и замирает в нерешительности. – Спасибо за предложение кофе, но мне пора идти на встречу.

Он не грубый, каким порой бывает Купер, сам того не желая. Скорее, просто дистанцируется. Жаль, что ему надо уйти. Несмотря на свою проблему с ведением разговоров, я бы с удовольствием попробовала завязать диалог.

– О, о’кей, порядок. Все равно я уже допила. – Надо перестать болтать… – Пока не забыла: из какого сериала цитата на чашке у Энди?

– «Бруклин 9–9».

– Слышала о нем. Мне, наверно, стоит посмотреть?

– Определенно стоит.

Ни улыбки, ни какой-то другой ответной реакции.

Дистанцированный, а не угрюмый, уговариваю я себя в полной тишине.

Вероятно, все из-за того, что мы еще мало знакомы. Либо я ему просто не нравлюсь. Такой вариант тоже возможен. Он вообще не заинтересован в том, чтобы хоть немного узнать человека, с которым ему предстоит жить?

Однако Дилан только кивает, затем покидает комнату, но забывает забрать с собой Носка. Или малыш не захотел уходить, потому что сейчас глядит на меня с пола, склонив голову.

– Вот все и ушли. – Носок слегка приподнимает уши. – И чем мы займемся с тобой вдвоем? – Сначала посудой, решаю я и собираю чашки, пока Носок с любопытством следит за моими движениями.

После того как все убрано в посудомоечную машину, он бежит за мной по пятам.

Вместо собственной комнаты ноги несут меня к брату, чья дверь лишь прикрыта, и я стучусь. У Дилана, кажется, наоборот, полностью закрыто.

Слышится бурчание, поэтому я распахиваю дверь и заглядываю внутрь. Купер, скрестив ноги, сидит на полу, перед ним его скетчбук, один карандаш лежит в расслабленной ладони, другой зажат в зубах. Вот отчего такой странный звук. Носок запрыгивает между его ног и укладывается. При этом пес широко зевает, и брат тут же чешет его за ушами, пока я опускаюсь рядом с ним на ковер.

Купер вынимает карандаш изо рта, откладывает свой рисунок в сторону и ждет. Не только я хорошо его знаю…

– Ты что-нибудь говорил Дилану?

Наши взгляды встречаются, его брови сходятся над переносицей, и между ними образуется маленькая складочка.

– Что ты имеешь в виду?

Я тяжело сглатываю, чтобы избавиться от комка, вставшего поперек горла.

– Он знает, не так ли? – Брат молчит. – Они все знают, – шепчу я и выдерживаю его взгляд.

– Дилан не особенно разговорчив. Не переживай по этому поводу.

– Что именно им известно, Лэйн? – Игнорируя его возражения, я намеренно называю его по имени. – Какая часть всей истории? С Мэйсоном, Джун и Энди я догадываюсь или знаю, и тут все в порядке. В смысле, Мэйсон был там, а остальные общаются со мной… нормально. Но Дилан… – Так как понятия не имею, как закончить предложение, я поджимаю губы.

– Дилан, – начинает брат, – это просто Дилан.

– Мэйсон тоже тебя всегда так описывает, – откликаюсь я так тихо, что он не слышит, пока я не спрашиваю громче: – Значит, ты не рассказывал ничего конкретного?


– Он слышал достаточно, Зоуи, – вздохнув, признает брат и проводит рукой по подбородку и бороде. – Про основное он в курсе, в конце концов за столько лет Дилан тоже стал другом. Но я не ходил к нему и не докладывал горячие новости, если ты к этому клонишь. Это не моя задача и не мое дело. Хотя с Энди мне и пришлось это сделать. – По Купу видно, что ему больно. Но насчет Энди тогда не было проблем, все же это в какой-то степени и его история. По крайней мере часть ее.

– Всего лишь хочу сказать… ты не намекал ему, чтобы он первое время держался подальше или осторожно со мной обращался? – Я мну и тереблю пальцами края толстовки. – Прости, забудь, – смягчаюсь я, однако мне уже дали ответ:

– Нет, я не вручал Дилану свод правил с твоим именем на обложке, о’кей?

Я киваю, но не отваживаюсь вновь смотреть ему в лицо. Поведение Дилана показалось мне странным. Хотя надо было догадаться, что Купер так не поступил бы. Даже если бы волновался.

– Просто я немного устала.

– Не могу поверить, что скажу это после долгих попыток отговорить тебя переезжать в этот город, чтобы защитить, но… Все будет хорошо. Все. Ты справишься. Просто дай этому чуть больше времени.

Я наклоняюсь, обнимаю своего старшего брата и опять его благодарю.

– Пойду-ка я распакую вещи и напишу маме с папой, пока они не сошли с ума и не позвонили в общежитие или типа того. Давно уже нужно было это сделать.

– Давай. – Куп ухмыляется. – Отвезти тебя потом в город, чтобы ты могла купить всякую ерунду для универа?

– А ты за последние месяцы обзавелся машиной?

– Мой мотоцикл отлично ездит, спасибо.

– На улице так холодно, – наигранно ною я, и он надо мной смеется.

– Можешь надеть мотоциклетный костюм Энди и ее шлем. Она такая же мерзлячка. Поверь мне, холодно тебе не будет.

– Сколько я должна заплатить, чтобы мы поехали на автобусе или вызвали такси? – Брат скрещивает руки на груди и молча смотрит на меня. – Ладно! Нет значит нет. Приду, как только закончу.

– Я вытащу тебе костюм. – Его слишком радостный голос звучит мне вслед, когда я покидаю комнату и направляюсь в свою. Перед тем как заняться чемоданом, проверяю мобильный, который до сих пор стоит на зарядке. Батарея еще не полная, но его хотя бы можно включить и прочесть сообщения. Надеюсь, мама с папой не пробовали звонить мне или – хуже! – в университет.

Итог: десять пропущенных, три из них от Купера, один от Мэйсона, остальные – от родителей. Ну, класс… Четыре сообщения на голосовой почте. Это точно родители. Купер ненавидит записывать голосовые, а у Мэйсона на такое терпения не хватает.

Приходят и другие сообщения. Мэйс пишет, что встретит меня и будет ждать перед главным входом, как мы договаривались с Купом. Куп написал, что не может поверить в то, что не дозвонился до меня, и чтобы я перезвонила – помимо прочего, есть еще несколько от мамы с папой.

Здравствуй, солнышко, ты уже в поезде? Все получилось? И с чемоданом тоже?

Десять минут спустя: Мы звонили в транспортную компанию, чтобы удостовериться, что там тоже все в порядке, но, к сожалению, они отказались сообщать нам информацию о твоей мебели.

О господи. Они хотят как лучше, они любят меня и беспокоятся. Но клянусь богом, с того рокового дня в комнате на верхнем этаже чужого дома, причем во время вечеринки, то, что касается их заботы, стало хуже, чем когда-либо. Они душат меня. Не дают вдохнуть. И из-за того, что родители продолжают вести себя таким образом, они превратились в часть моей проблемы. Они не позволяют мне забыть. Не могут оставить все позади, а это, в свою очередь, приводит к тому, что оно по-прежнему везде со мной.

Черт побери, да, они хотят как лучше – но лучше не делают.

Следующие сообщения в том же духе: я должна позвонить, объявиться, они просто хотят знать, что все хорошо.

Я снимаю телефон с зарядки, сажусь на кровать и звоню. Рано или поздно мне придется это сделать.

Не проходит и двух гудков.

– Алло? Зоуи, это ты?

– Привет, мам.

– Как здорово тебя слышать. Ты как? Хорошо добралась?

Пожалуйста, прекрати спрашивать меня об этом. И я имею в виду не в принципе навсегда или раз в неделю. Я имею в виду каждый час каждого чертова дня. Но ничего из этого я не произношу. Естественно, нет.

– Да. Да, все нормально. С поездом все получилось прекрасно.

– Мы рады. Твой папа опять поехал на работу, наверняка наберет тебе позже.

– Нет, нет! То есть… это не обязательно. Лучше передай ему, что все хорошо. У меня еще кое-какие дела, и надо сначала сориентироваться.

– Я передам, солнышко. Ну, как тебе общежитие?

– Общежитие? – Поморщившись, я озираюсь в комнате – это что угодно, но только не общежитие – и судорожно соображаю, как бы соврать, чтобы не соврать. В результате я описываю общежитие, вспоминаю картинки и сведения из интернета, а еще рассказы Джун, которая прожила там некоторое время.

– Звучит замечательно. Уютно. Вся мебель правда подошла в комнату? – В мамином голосе звучит скепсис.

– Конечно, подошла. Первую партию уже доставили, скоро буду собирать. – Ложь лишь наполовину.

– О! Отличные новости. Непременно пришли нам фотографию, когда все расставишь. Я уже по пути домой сказала твоему папе, что мы должны приехать к тебе в гости перед летними каникулами.

Простите, что? Нет!

– Эээ… да, ну… давай обсудим это в другой раз. Я планирую вернуться домой на каникулах, а сперва обжиться тут, и на следующей неделе начинается этап предварительной подготовки. Пока я не знаю, какие курсы буду посещать и насколько высокой окажется нагрузка. – Опять соврала. У меня уже давно есть расписание, но нельзя допускать, чтобы родители заявились сюда как снег на голову.