– Ох, дорогая, – со слезами на глазах всплеснула руками соседка, – как же мы волновались! Страх-то какой! Слава богу, что вы в порядке.

– Я не знал, чем себя занять от беспокойства, – тихо сказал мсье Броссар Арману, – поэтому заменил замок. Непонятно только, почему он цел… но я так, на всякий случай.

Арман перевел глаза на меня, а потом с чувством закрыл их, вспомнив, что я обещала не запираться на ночь, чтобы он смог войти.

– Благодарю вас, мсье Броссар, – выговорил он, пожимая руку славного соседа. – За вашу помощь, за своевременный звонок. Вы спасли жизнь Сандрин.

– Ну что вы, – смутился добродушный старик. – Это всего лишь звонок, жаль, что я не смог сделать чего-то большего.

– Звонок спас мне жизнь, – повторила я слова Дюваля. – Спасибо вам!

И вновь расшатанные нервы привели к потоку слез. Так совсем не годится, нужно успокаиваться. Я отпила еще конька и захотела оказаться в горячей воде, очень горячей, а главное чистой. Мсье Броссар, словно уловив мои намерения, аккуратно подхватил супругу под локоть.

– Отдыхайте, оба, – сказал он. – А утром мадам Броссар приготовит вам чудесный сытный завтрак, и все тревоги сразу уйдут.

Стоило соседям покинуть мою квартиру, как я вновь оказалась прижатой к груди Армана. Сила его объятий ясно говорила о том страхе, что он пережил.

– Никогда, никогда больше я не оставлю тебя одну, – горячо заговорил он. – Если бы Тьери пробыл в воде еще хоть немного, я бы лишился рассудка, а потом убил бы этих четверых, даже не раздумывая.

Я не стала отвечать на его слова, мне было достаточно того, что я их услышала. Вспомнив о том, что вся мокрая и пахну, должно быть, просто ужасно, попросилась в ванную. Дюваль тут же выполнил мою просьбу, и даже больше. Он сам искупал меня, сам обтер насухо полотенцем, сам одел меня в пушистый халат, а потом уложил спать. Не желая его отпускать, я схватилась за теплую руку и, как и мечтала, свернулась на кровати, прижавшись спиной к его груди.

– Спи, родная, – прошептал он. – Завтра нас ждет новое испытание.

Я вздохнула и хотела послать все к чертям, но, зная Армана, понимала: если бы можно было дать мне больше покоя, он все бы для этого сделал.

– Что за испытание? – непослушными губами спросила я.

– Семейный совет у Дювалей.

Добрую половину дня я проспала под чутким надзором Армана. Изредка просыпалась, чувствуя, как раздирает горло, или резко выныривая из кошмара. Во сне я тонула снова и снова. Меня поглощала тьма, воздух неотвратимо покидал легкие, и я каждый раз кричала под толщей воды. Она тут же проникала в горло, и я просыпалась. С горлом и головной болью Дюваль помог без труда, но избавить от кошмаров был не в состоянии. Что бы он ни делал, они все равно возвращались. Ему оставалось лишь обнимать меня и шептать ласковые слова утешения.

К вечеру, уже более или менее придя в себя, я морально настраивалась на встречу с семьей Армана. Бросало в дрожь от мысли, что могут сделать со мной его родители, если пожелают. Глядя на себя в зеркало, думала о том, что пережила за последнее время: боль, потери, нескончаемый страх и неизбежные перемены. Моя жизнь уже никогда не будет прежней. Я больше не смогу заниматься любимым делом. После этих статей ни одно уважающее себя издание не возьмет меня в ряды своих сотрудников. Тогда, может, дома? В Марселе? Но уже под своим настоящим именем.

Я с силой провела ладонями по лбу и пригладила волосы, освобождая от их тени лицо. Оно стало бледным, если не сказать серым. В глазах я больше не видела огня, только бесконечную печаль. Наткнулась взглядом на родинку над губой и тут же вспомнила, что Амеди очень любил ее и постоянно целовал именно в это место. От вновь нахлынувшей боли зажмурилась и уронила голову на руки, изо всех сил сдерживая стон.

Потом перед глазами появился Озанн Лакомб, я вспомнила последний ужин в его доме. Почти всегда улыбающаяся супруга и хохочущие дети. Не заставили себя ждать и погибшие девушки. А затем картинки стали стремительно сменять друг друга, образуя круговорот и будто стремясь добить меня. В сердцах я схватила первый попавшийся флакон духов и швырнула его в стену. Боль, конечно, не ушла, но этот всплеск эмоций помог немного разрядиться.

Хорошо, что Арман вышел ненадолго, не хотелось бы вновь беспокоить его. Нам обоим очень нелегко из-за сложившейся ситуации, не хватало еще самим тревожить друг друга. Минута слабости прошла, точнее, я не позволила этой самой слабости продлиться дольше. Внутри поселилось чувство, что мы находимся на грани и либо утонем в ближайшие дни, либо наконец выплывем. Я будто чувствовала приближение чего-то по-настоящему страшного, способного уничтожить меня и всех, кто мне дорог.

Я переоделась из домашнего халата в легкий и удобный костюм, собрала волосы в небрежный пучок и немного подрумянилась, чтобы не быть похожей на свежевыловленный из Сены труп. После воспоминаний обо всех, кто погиб в последние дни, страх перед Дювалями отступил, в душе укрепилась решительность. Создалось такое впечатление, что я выходила на финишную прямую и сдаться было не просто нельзя, а решительным образом невозможно. Сильные духом люди, доведенные до крайности, буквально вгрызаются в неутомимое желание жить и бороться до самого конца. Как оказалась, я была из таких вот людей.

Хлопнула дверь, Арман прошел в комнату и поставил на стол бумажный пакет, из которого до меня донеслись чудесные ароматы выпечки.

– Я взял на себя смелость и отклонил предложение мадам Броссар приготовить нам ужин. Не уверен, что ты справилась бы с сытными блюдами своей соседки. Прости, если не угадал.

– Нет-нет, все верно, – успокоила я его. – Кофе и булочек с маслом и сыром мне будет достаточно.

Легкий ужин вернул меня к жизни окончательно. Всем своим видом я демонстрировала Дювалю решительность и отсутствие страха. Думая о недобром предчувствии, наслаждалась каждой минутой с любимым мужчиной. Арман тоже старался быть невозмутимым и даже веселым. За чашкой кофе с сигаретой он рассказывал что-то из детства и улыбался. Я слушала вполуха, разглядывая каждую морщинку вокруг смеющихся глаз. И как давно это лицо стало самым родным для меня? Я даже не заметила толком, как этот мужчина сломал все мои защитные стены и проник в сердце. Я любовалась его обворожительной улыбкой и мечтала о том, чтобы все эти ужасы поскорее закончились, и мы смогли хоть немного побыть наедине, не опасаясь очередного кошмара.

На этот раз Тьери с нами не было, Арман управлял автомобилем сам. На заднем сиденье покоилась печатная машинка, которую мы решили взять с собой. Теплый вечер спустился на город и укрыл улицы мягким одеялом. Парижане готовились к ночи; кто-то к уютной и семейной дома, кто-то к бурной и фееричной в клубах и кабаре. Я представила хмурых и недовольных членов семьи Армана, и сам собой родился вопрос:

– А где твоя сестра? Я слышала о ней, но никогда не видела.

– Она учится в Америке, – с печалью в голосе сказал Дюваль.

– Скучаешь по ней?

– Да, – ответил он и повернулся ко мне, – очень. Но я рад, что она вдали от этого дурдома. Ивет совсем не похожа на нас.

– Потому что магией не обладает? – поинтересовалась я.

– Не только, – горько усмехнулся Арман. – Она нежное и совершенно бесхитростное существо, которое больше напоминает мне фею из сказки, чем дочь всесильного семейства. Пока Ивет жила в Париже, мы еще хоть как-то ладили, но стоило ей покинуть Францию, семья распалась.

Я не стала больше задавать вопросов, которые расстраивали моего спутника. Поймала себя на мысли, что хотела бы познакомиться с младшей дочерью Дювалей.

В этот раз аббатство Клюни казалось мне еще более мрачным. Холодные стены будто давили, полумрак заставлял волосы на затылке шевелиться, а гулкое эхо от стука моих каблуков создавало впечатление гнетущей безысходности. Я дернула плечами, чтобы сбросить эти неприятные ощущения, и задрала подбородок, напоминая самой себе о том, что собиралась быть стойкой.

Семья Армана этим вечером обосновалась в комнате поменьше, где пылал маленький, но вполне уютный камин. Дювали переделали этот зал в нечто, напоминающее гостиную, заставили мягкой и на вид очень комфортной мебелью, а также крошечными столиками, на одном из которых сейчас стояли алкогольные напитки и пара тарелок с закусками.

Увидев меня, Жаклин поджала губы, но все равно сдержанно кивнула в сухом приветствии. Она небрежно плеснула в бокал жидкость янтарного цвета и сделала небольшой глоток. Северин Дюваль сидел в большом кресле у камина и задумчиво смотрел на пляшущие языки пламени.

– Добрый вечер, – поздоровался Патрис.


Старший брат Армана стоял у окна с тлеющей сигаретой в руке. Красивое лицо казалось напряженным. Не знаю, что они обсуждали здесь до нашего появления, но тема была явно не из приятных.

– Здравствуйте, – выдавила я из себя дежурное приветствие.

Несмотря на видимую решительность, я все равно робела в компании этих людей. Тяжелую тишину нарушил возглас Жаклин:

– Что это такое?!

Я проследила за ее взглядом и поняла, что мать Армана говорит о печатной машинке, которую ее сын только что водрузил на еще один столик, стоявший чуть в стороне. Глаза Жаклин гневно сузились, ноздри раздулись. Она медленно подошла к моему проклятому наследству.

– Какого дьявола делает эта дрянь в моем доме, Арман? – ледяным голосом спросила она.

Северин Дюваль будто очнулся от тяготивших его раздумий и развернулся к нам. Патрис нервным жестом затушил сигарету и тоже приблизился.

– Видимо, машинка сама находит пути, чтобы вернуться в нашу семью, мама, – ровным голосом ответил Арман.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты ведь не думала, будто я просто так расспрашивал тебя о ней и настаивал, чтобы ты рассказала, кому именно ты ее продала? – сверкнув недобрым взглядом, поинтересовался младший Дюваль.

– Говори уже яснее! – не сдержалась Жаклин.

И Арман рассказал абсолютно все. По мере того как история моего «знакомства» с машинкой открывалась Дювалям, мать Армана все пристальнее изучала меня: черты лица, фигуру, мимику. Мне казалось, что я физически ощущаю этот взгляд, ползущий по моему телу. Однако никаких неприятных чувств, кроме, быть может, неловкости, он не вызвал. Я тоже посмотрела на нее внимательнее, и на этот раз мне показалось, что Жаклин копается в памяти или пытается разгадать какую-то загадку, связанную со мной.

– Все это чушь какая-то, – наконец выдала она, когда Арман закончил свой рассказ. – Эта машинка целое столетие принадлежала Бертленам. Она, конечно, видоизменилась, но в ней все еще заложена магия моих предков. Она служит лишь женщинам моего рода!

– Как оказалось – нет, – спокойно сказал Арман. – Кто-то прислал ее Сандрин, и с тех пор машинка печатала только для нее.

– Ничего не понимаю… – пробормотала Жаклин, и я впервые видела растерянность на ее лице. – Получается, кто-то связал ее с нашей семьей?

Она подняла глаза на мужа, словно искала поддержку. Северин вновь откинулся на спинку кресла и задумался. Я смотрела на них и чувствовала, что то состояние, в котором они пребывали сейчас, меня пугает. Они совершено не представляли, что происходит, и так же, как и мы с Арманом, понимали, что кто-то затеял большую игру не только со мной, но и со всеми Дювалями.

– Такое возможно лишь в одном случае, – изрек отец Армана.

– Магия крови… – одновременно произнесли отец с сыном.

Я, Патрис и Жаклин посмотрели на них со смесью страха и удивления.

– Она запрещена, ты же знаешь, – побелевшими губами произнесла Жаклин, обращаясь к мужу.

– Знаю, – кивнул он. – Запрещена, потому что опасна. Но привязать кого-то к родовому артефакту, тем более человека, не обладающего силой, способно лишь такое темное колдовство.

Теперь родственники Армана говорили вполне открыто. Каждый из них уже осознал, что я посвящена в семейную тайну, и не было никакого смысла тратить время на скрытность. Теперь перед нами стояли более важные вопросы.

– Хорошо, – сказал Патрис, – предположим, что машинку привязали к Долли… или как там тебя? Сандрин? Но зачем? И почему именно к ней?

– Очень хорошие вопросы, – ответил Арман. – Это-то я и хочу выяснить. Почему именно к Сандрин? Как она связана с нашей семьей, почему ее бросили в этот кошмар вместе с нами?

Жаклин стремительно приблизилась ко мне, заглянула в глаза и спросила:

– Кто твои родственники? Были ли в семье странности? Может, какую-нибудь бабку давным-давно считали ведьмой или какой-нибудь знахаркой?

На все это я отрицательно мотала головой, чувствуя, как строгий взгляд матери Армана буквально пригвоздил меня к полу.

– Но это непостижимо! Что-то должно быть! Хоть какой-то бледный росток магии! Иначе машинка не открылась бы тебе! Достаточно даже прапра-… десять раз прабабки с каким-нибудь блеклым даром. Он все равно остается в крови.

– Брось, мама, – отмахнулся Патрис. – Она может и не знать о своих корнях таких подробностей. Да даже ее родители могли не ведать, что там творилось много лет назад.

– Уже не так важно, почему машинка открылась, – сказал Арман, – важнее, почему ее прислали именно Сандрин.

– Может, потому и прислали, что в ее роду кто-то отметился магическими способностями, – разведя рукам, ответил его брат. – Те, кто обладает этой темной силой, могут чувствовать отблески магии в крови.

Я вспомнила все, что говорил мне Арман о магии крови. Узнавая новые особенности этого жуткого дара, я невольно тискала в руках перчатки, даже не пытаясь осознать всю мощь такого колдовства.

– Все равно странно. Нас впутали в чудовищные убийства, в которых тоже замешана магия крови. Это не случайно! – распалялся Арман.

– Почему ты так решил? – нахмурился его отец.

Дюваль-младший поделился своими выводами, к которым пришел, размышляя над местами убийств и состоянием обескровленных жертв. Северин Дюваль все больше хмурился. Его взгляд становился все холоднее и острее. Мороз пробегал по коже, стоило подумать, что за мысли блуждали в этот момент в его голове.

– Все сходится к одному, – заключил Арман. – Убийца – маг, обладающий темной силой. Он привязал магию машинки к Сандрин, и он же убивает несчастных женщин.

Лицо Жаклин исказило страдание, страх плескался в ее глазах. Она стиснула кулаки и заставила себя выдохнуть ровнее. Ее чувства, отразившиеся на лице, тут же привлекли внимание младшего сына, но Жаклин быстро отвернулась.

– Мама, – позвал ее Арман. – В чем дело?