– Знаете, эта мысль действительно приходила мне в голову.
– И?
Илона пожимает плечами.
– Она клянется, что ничего не было. Говорит, что она все выдумала.
– Но это же странно, не правда ли? Сам момент. А теперь выясняется, что все сексуальные нападения в этом году похожи на то, что она описала изначально.
– Правда?
– Да. Об этом писали в газетах. Шесть случаев, начиная с Нового года. Во всех случаях фигурировал молодой человек в черном. И во всех случаях он грубо лапал и щупал женщин.
Илона едва заметно поеживается.
– По-вашему, почему она отказалась от своих слов? Может, она боялась обращаться в полицию?
– Честно говоря, не знаю. Мы почти не говорили об этом. Я была так сердита на нее за то, что она тратит время других людей, сердита за то, что она солгала. Мне было стыдно за ее поведение, я ведь мать-одиночка, и все, что она делает, так или иначе отражается на мне, а она так высоко ценит Джорджию, вас и вашу семью.
– Правда?
– Да. О господи, да. Еще как! До Джорджии у нее никогда не было настоящей подруги. Она восхищается ею. И, я думаю, мы с ней обе были до известной степени потрясены тем, что произошло в тот вечер.
– О, прошу вас, не надо! Ей не нужно переживать о том, что мы думаем. Или что думает Джорджия. Моя дочь крепкая, как скала. Ее ничем не прошибешь. Она толстокожая. Скажите Тилли: что бы ни случилось тем вечером, было это на самом деле или нет, она может рассказать Джорджии. Та никогда ее не осудит. Никто в нашей семье не осудил бы ее. Я вам клянусь.
Илона улыбается и кладет ладонь на руку Кейт. У нее на узком запястье тяжелая золотая цепь, ногти окрашены в серо-коричневый цвет.
– Спасибо, Кейт, – говорит Илона. – Большое спасибо. Я поговорю с ней сегодня вечером и посмотрю, есть ли что-то такое, о чем она недоговаривает. С вашей стороны было очень любезно проявить такую заботу.
Кейт натянуто улыбается. Это не любезность. Это отчаяние и страх.
* * *
По дороге домой Кейт заходит в супермаркет, где покупает по списку Джорджии все необходимое для выпечки торта. На кассе она снова бросает взгляд через улицу на вход в метро, подсознательно выискивая в толпе своего мужа, как будто отголоски его появления там две недели назад могут звучать бесконечно.
Домой Кейт идет окольным путем, мимо пары мест, упомянутых в газетном репортаже, мимо агентства недвижимости, сразу за кинотеатром. Там вокруг черного хода натянута полицейская лента, у тротуара все еще припаркована полицейская машина. Отсюда Кейт идет к изгибу улицы, следующей от ее собственной, куда она иногда ходит, чтобы отправить письма. Кейт не знает, где именно произошло нападение, но тем не менее вздрагивает, глядя на укромные закоулки, где женщину можно легко облапать, и никто это не увидит.
После этого Кейт быстро идет домой. Ее нервы на пределе, дыхание чуть прерывистое. Она поворачивает за следующий угол на свою улицу и видит, что на стене перед ее домом кто-то сидит. Молодой человек, хорошо сложенный. На нем серая куртка, а под ней – ярко-зеленая толстовка. Подойдя ближе, она видит, что он смешанной расы, очень симпатичный. Видя, что Кейт свернула и идет в его сторону, парень спрыгивает со стены.
– Извините, вы здесь живете? – говорит он.
– Да, – отвечает Кейт. По идее, ей следует занервничать, особенно в свете того, что она только что делала, но она спокойна. – Я могу вам помочь?
– Я… наверное… пожалуй… Я не знаю. Моя племянница. Сафайр. Она была здесь. Я так думаю. Знаете, Сафайр Мэддокс? Она исчезла… Я… – Говоря, он теребит подбородок, как будто пытается подобрать нужные слова.
– Вы – дядя Сафайр? – спрашивает она.
– Да. Аарон Мэддокс. Вы миссис Форс?
– Да.
– Вы – жена Роана Форса?
Она кивает.
– Вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов?
Она знает, что должна сказать «нет». Должна ответить, «я сказала все, что нужно, полиции», и отправить Аарона восвояси. Но в языке его тела есть нечто такое, что заставляет ее предположить, что он что-то носит в себе, причем не только боль и тоску по пропавшей племяннице.
– Какие вопросы? – уточняет Кейт.
– Я кое-что нашел, – отвечает он. – В ее комнате. И знаю, что должен отнести это в полицию. Но сначала я бы хотел поговорить с вами. Потому что… я не знаю. В этом нет никакого смысла. Могу я войти?
Она смотрит через улицу на дом Оуэна Пика. Там пусто и тихо. Она смотрит на окна своих соседей.
– Конечно, – говорит она. – Конечно. Заходите.
* * *
В ее кухне Аарон Мэддокс мгновение сидит в своей толстой серой куртке, но затем Кейт предлагает:
– Давайте я повешу вашу куртку.
– Спасибо, если вас не затруднит. – Под курткой у него толстовка с капюшоном, с логотипом «Marvel» и картинкой Человека-паука. Кейт это странным образом успокаивает.
– Вам принести что-нибудь из напитков? Чай? Или что-нибудь холодное?
– Воды, пожалуйста, если вас не затруднит. Спасибо.
Она наливает стакан воды и ставит перед Аароном. Он откашливается и неловко улыбается.
– Знаете, – начинает он, – я познакомился с вашим мужем незадолго до того, как Сафайр начала с ним сеансы, еще в 2014 году. Он хороший человек.
– Да, – соглашается она. – Он хороший. Он прекрасный клиницист.
– Я поверил в него. Знаете, маленькая девочка, которая сама себе причиняет вред, и ты понимаешь, что происходит что-то плохое, что-то, с чем страшно столкнуться. Но он вылечил ее. Она почувствовала себя уверенно. Перестала причинять себе вред.
– Она причиняла себе вред?
Она уже знает это, но не потому, что Роан сказал ей, а потому, что в прошлом году она тайком залезла в его рабочие файлы и прочла его отчеты.
– Да. Началось, когда ей было десять лет. Это был кошмар. У нее до сих пор остались шрамы. Например, здесь. – Он указывает на нижнюю кромку своих спортивных штанов. – Но ваш муж. Он вылечил ее. Просто фантастика. А потом выясняется, что в момент исчезновения она была здесь, возле вашего дома. – Он качает головой. – Даже не верится. И вряд ли это просто совпадение, правда? Послушайте, я знаю, – он протягивает руку ладонью вперед, – я знаю, это никак не связано с ним. Я знаю, что вы в тот вечер ходили в паб. Я знаю, что он был с вами. Но все равно странно. Я постоянно думаю об этом. Эти мысли все время крутятся в моей голове. Потому что, насколько мне известно, после того как она прекратила сеансы с ним, она больше никогда его не видела. И я даже не представляю, откуда она узнала, где он живет. Вот что меня волнует. Как она узнала, где он живет?
Его вопрос повисает между ними в воздухе, словно маятник.
– Возможно, она видела адрес в его кабинете?..
Аарон кивает.
– Да, наверно, что-то в этом роде, – говорит он. – Возможно, я придаю этому слишком большое значение. И этот тип. – Он показывает назад, в направлении улицы. – Тот, который, как они считают, похитил ее. – Его голос слегка срывается. – Что вы о нем знаете? Вы вообще его знали?
Кейт качает головой.
– Нет. Я видела его лишь мимоходом. Мы даже не кивали друг другу. Он однажды, несколько недель назад, разговаривал с моим мужем. Этот мужчина, видимо, был пьян и спросил у моего мужа, женат ли он. Что довольно странно. Но с учетом того, что мы теперь знаем о его интернет-привычках…
– Ага, – говорит Аарон. – Это какое-то извращение. Я даже не знал обо всем этом, обо всех этих инцелах. Боже. Жалкие, несчастные люди.
– Токсичная маскулинность, – говорит она. – Она повсюду.
Он кивает, но потом говорит:
– Только не в нашей семье. Я просто хочу это сказать. Сафайр жила в доме с двумя порядочными мужчинами, которые одинаково ценили девочек и мальчиков. Я хочу, чтобы вы это знали. Что бы ни случилось, я знаю, она не пыталась убежать из дома. Ее дом был хороший. Он и сейчас хороший.
Кейт кивает. Она полностью верит этому человеку, каждому его слову.
– Я слышала, вы потеряли отца?
– Да. – Он смотрит на свой стакан с водой. – Еще в октябре. Она приняла это близко к сердцу. Перестала есть. Перестала делать уроки. Я сказал ей, чтобы она вернулась к доктору Форсу. Я предложил ей договориться с ним. Но она сказала, что с ней все в порядке. Я попросил, чтобы с ней поговорили в школе, чтобы это сделал школьный психолог. Толку от этого не было. А потом в начале ноября она просто вышла из этого состояния. Начала есть. Вновь взялась за учебу. У нас было потрясающее Рождество, просто мы были вместе, как настоящая семья. А потом, я не знаю, после Рождества ее как будто подменили… она снова отстранилась.
– В каком смысле?
– Просто редко бывала дома. Много времени проводила у своей лучшей подруги. Или «гуляла». Часто ночевала у подруг. И я просто подумал, знаете, ей семнадцать, она скоро вырастет, решил, что она расправляет крылья. В этом смысле она поздно расцвела. Была слишком инфантильной для своего возраста, никаких ночных клубов, никаких вечеринок, никаких мальчиков, никакого зависания с друзьями, ничего такого. И я подумал: кажется, ей пора встать на ноги. А потом…
Кейт видит слезы в его глазах. Ее охватывает инстинктивное желание прикоснуться к нему, успокоить, но она сдерживается. Он тыльной стороной ладони проводит по глазам и улыбается.
– У меня так и остались все эти вопросы. И я начал просматривать ее вещи. Честно говоря, ничего особенного не нашел. У полиции находится ее ноутбук, но вряд ли они там что-то нашли. Они бы уже сказали. Каждую ночь после работы я просто сижу в комнате с ее вещами, ищу что-нибудь, что-то такое, что могло бы объяснить, что с ней случилось. Почему она была здесь. Что она здесь делала. А вчера вечером я нашел в кармане ее старых спортивных штанов вот это…
Он сует руку в задний карман и вытаскивает сложенный лист бумаги. Аарон разворачивает его и толкает через стол к Кейт. Она читает написанные на нем слова, и кровь стынет в ее жилах.
44