– Вы уверены?

Она проводит их в гостиную, слава богу, только что убранную. Подушки на диване аккуратно расставлены в ряд.

– Хорошая квартира, – одобрительно говорит женщина.

– Спасибо, – благодарит Кейт. – Она не моя. В смысле, мы снимаем ее. Просто временное жилье.

– В любом случае, здесь мило. Обожаю высокие потолки. Инспектор Керри, – говорит женщина и протягивает маленькую руку. – А это констебль Родригес.

– Принести вам что-нибудь?

– Нет, не беспокойтесь. Но все равно спасибо.

Все садятся, и инспектор Керри достает блокнот и стопку бумаг.

– Мы расследуем исчезновение одной школьницы. – Она передает лист бумаги Кейт. Та тупо смотрит на знакомую фотографию Сафайр Мэддокс.

– Понятно, – говорит Кейт. – Да. Я видела это в газетах.

– Хорошо, тогда вы наверняка немного в курсе этого дела?

Кейт кивает. Она ждет, когда инспектор скажет что-нибудь про Роана, про его связь с Сафайр Мэддокс, но, к ее удивлению, инспектор говорит совсем другое.

– День святого Валентина. Вы можете вспомнить, где вы тогда были?

– А-а-а, – говорит Кейт. – Понятно. Да. Я была с мужем в Хэмпстеде, мы ужинали и выпивали.

– А во сколько вы вернулись домой?

– Примерно в двадцать три тридцать.

– А вы что-нибудь видели? Или кого-нибудь? Когда вы вернулись?

Кейт задумывается. Она собирается что-то сказать о фигуре, которую видела через шторы. Но ее что-то останавливает.

– Не могу вспомнить, – говорит Кейт.

– Около полуночи, может быть?

– Нет, – качает головой Кейт. – Нет. В полночь я была в постели.

– А ваш муж?

– Мой муж?

– Он тоже был в постели? В полночь?

Она не может вспомнить. Она никак не может вспомнить.

– Да, – твердо отвечает Кейт. – Я почти уверена, что да. – Она смотрит на часы. – Мне очень жаль, – говорит она. – Но мне пора идти. Через двадцать минут у меня в Сент-Джонс-Вуде будет пациент.

– Пациент? Вы врач?

– Нет. Я физиотерапевт.

– Понятно, извините, – говорит инспектор Керри, поднимаясь на ноги. – Мы не станем задерживать вас ни на минуту.

Неловко толкая друг друга, они все вместе выходят. Инспектор Керри и констебль Родригес стоят у входной двери и рассматривают дверные звонки.

– Кто-нибудь сейчас дома? – спрашивает инспектор Керри.

– Извините, без понятия. – Кейт виновато улыбается и говорит: – До свидания. – Она поворачивается и идет прочь по улице; сердце болезненно бьется о ребра.





* * *


Однажды у Роана действительно был роман. Это было в самые первые дни их брака, когда они были еще очень молоды и лишь привыкали к мысли о том, что теперь они супруги, когда все их друзья еще не были женаты.

Кейт внутренним чутьем догадалась, что происходит. Роан довольно плохо скрывал свои действия. Презервативы начали исчезать со скоростью, несоизмеримой с количеством половых контактов, которые у них были – тогда еще довольно много, до появления детей. Кейт отвечала за получение презервативов в клинике планирования семьи, поэтому лучше большинства женщин знала, сколько презервативов должно быть в коробке.


Роан тогда еще учился, и это было частью проблемы, а Кейт окончила колледж тремя годами ранее и работала полный рабочий день в спортивном реабилитационном зале. Пару лет их графики не совпадали. Кейт зарабатывала деньги, проводила дни с людьми старше нее и к десяти часам сильно уставала. Роан не приносил денег, проводил время с другими студентами и в 22:00 обычно сидел в пабе.

Он трахался с другой студенткой. Ее звали Мари. Она была того же возраста, что и Кейт, и у нее были очень длинные волосы. В тот момент, когда Кейт высказала ему свои подозрения, Роан оборвал этот роман – отказался признать его романом, – сказав, что это был «просто секс». Через час Мари пришла в их квартиру, но Кейт держала ее на тротуаре снаружи, пока та плакала, заламывала руки и причитала.

Вернувшись в дом, Кейт нашла на своем кардигане волос Мари. Она сняла его и некоторое время смотрела на волос, а затем бросила на пол. Роан сидел, опустив голову. Его лопатки были двумя острыми пиками раскаяния, и он всхлипывал, словно сквозь слезы.

– Она ушла? – спросил он.

Кейт кивнула и налила себе бокал вина.

– Все кончено?

– Все кончено? – притворно удивилась она. – Мы женаты. Что ты имеешь в виду, говоря, что все кончено?

– Я имею в виду, между нами все кончено?

Кейт вспоминает, как смотрела на одинокий волос Мари, который больше не был частью Мари, полтора фута длиной, скрученный на ковре в виде буквы С. «С»-секс. «С»-стыд. «С»-стерва. Кейт помнит, что представила тогда, как в постели Роан сжимал эти волосы в кулаке, пока они занимались «просто сексом». Она с трудом сдержала смех. Все это было так жалко, так мерзко.

– Я не могу жить без тебя. Ты ведь знаешь это, правда? Я не могу жить без нас.

Потом он расплакался, по-настоящему расплакался, полный раскаяния. Его лопатки поднимались и опускались, как поршни. И вот теперь она вспомнила свой ужас, свой шок. На какой-то миг она даже усомнилась, любила ли она его вообще, любила ли хоть когда-нибудь.

– Я бы умер без тебя, – сказал он, когда она передала ему салфетку. – Я буквально умер бы.





* * *


Через год Роан окончил медицинский факультет, быстро попал в Портман-центр и стал серьезным, взрослым человеком, всеми уважаемым, превосходным специалистом. В конце концов они даже стали шутить о Мари, о том, как в тот вечер она появилась перед их дверью с красными от слез глазами и в финале оказалась на тротуаре в объятьях Кейт. Тот факт, что они могли шутить по этому поводу, стал своего рода сигналом, окончательным знаком того, что произошедшее было отклонением, разовым случаем. Чем-то таким, что не связано с ними и той супружеской парой, которой они станут, родителями, которыми им предстояло стать, той жизнью, которую они строили для себя.

Никто об этом не знал.

Кейт не сказала даже своим близким друзьям.

Это было их и только их дело.

Так что год назад, думая о худшем, она вовсе не сошла с ума. Она так и заявила Роану.

– Можно подумать, – сказала она, – раньше ничего подобного не случалось.

Он лишь посмеялся, как будто это была какая-то несущественная мелочь. И Кейт позволила ему посмеяться, потому что ей было ужасно стыдно за свои поступки.

Но, оглядываясь в прошлое, она видела, что после двадцати пяти лет он отнимает у нее право на моральное превосходство, вычеркивая собственные воспоминания о том плачущем, жалком, отчаявшемся мужчине в убогой квартирке в Килберне, заявлявшем, что убьет себя, если она его бросит. Возможно, он знал, что в тот момент Кейт усомнилась в своей любви к нему. Возможно, он ждал этого момента, чтобы намекнуть ей, что он тоже способен усомниться в своей. Что способен восстановить баланс.

У них крепкий брак. Он многое выдержал. И они все еще могут найти способ относиться друг к другу хорошо.

Но, когда утром Кейт идет к своему пациенту, водянистое солнце играет на ее коже, и ей на ум вновь приходит один весьма интересный вопрос инспектора Керри. Кейт вновь вспоминает фигуру за окном и в очередной раз задается вопросом, где был Роан и что он делал в полночь в День святого Валентина.





24




– Сегодня утром приходила полиция, – сообщает Кейт Роану вечером. – Спрашивали о Сафайр Мэддокс.

Телефон Роана был выключен весь день, и это ее первый шанс обсудить с ним события дня.

– Понятно, – говорит он. – И что они сказали?

– Сказали, что обходят соседей, разговаривают с ними. Но я не видела, чтобы они подходили к чужой двери. Только к нашей. Я подозреваю, что они, вероятно, скоро пойдут по твоему следу.

– Вот как, – говорит он. – Да. Они приходили ко мне сегодня утром.

Он произносит эти слова небрежно, как будто визит полицейских, пришедших поговорить с ним о пропавшей девушке, – самая заурядная вещь. У Кейт почти возникает ощущение, что, не спроси она его об этом, он бы вообще не заговорил на эту тему.

– И что они сказали?

Роан пожимает плечами, просматривает почту на кухонном столе, развязывает шерстяной шарф.