– И что тут удивительного? Я говорил вам о том же, пусть и не так прямо.
– Но как такое возможно?
– Проще простого. Любой потомственный дворянин, усыновив вас, автоматически одарит своего пасынка дворянством. Явление, конечно, нечастое и требует одобрения сюзерена, в вашем случае – боярина Морозова. Так что все в пределах, так сказать. Правда, злоупотреблять этим все же не рекомендуется. Данный факт все одно будет на контроле у жандармов и пройдет по всем инстанциям. При наличии веских оснований царь может отменить усыновление.
– Хм. А я уж думал, боярин женит меня на дворянке.
– Вы с какой планеты упали, Борис Николаевич? – хмыкнул Перфильев. – Неужели не знаете, что это супруга переходит в сословие мужа, а не наоборот?
– Знаю. Просто подумал, что возможны исключения.
– Уж не на дочери ли боярина вы собрались жениться? – весело заметил доктор.
– Нет, – поспешно ответил Борис.
Слишком поспешно, потому что как раз такая-то мысль ему и не казалась столь уж абсурдной, а главное, не встречала внутреннего сопротивления, хотя подразумевалась совершенно другая боярышня. Нет, Морозова тоже хороша. Видел он ее. Правда, она чуть постарше. Ей, кажется, двадцать четыре. Для местных реалий разница не столь уж и велика. Да только к ней у него если и могло быть влечение, то только как к женщине. А вот Катя…
Ну чисто мальчишка. И будь он проклят, если он не счастлив. Плевать, что из этого ничего не получится. Главное, что от одной мысли о ней ему хорошо, а в груди тут же появляется приятное томление. Телячьи нежности? Ну и пусть.
Вообще-то есть вариант быть вместе. Она ведь не единственная дочь Яковенкова – младшая. Правда, они обычно и любимые. Так что никаких препятствий для ее замужества с такой партией, как одаренный. Не станет ее отец долго метаться в муках выбора. Тем более если дочь и сама захочет этого. А в том, что она к нему неравнодушна, сомнений никаких.
Только нужно решить для себя, что дороже – возможность быть рядом с Катей или собственная свобода. А вот не желает он выбирать. Хочется получить и то и другое. Но если выбирать… Однозначно независимость. Так что вариант с усыновлением, вассальной клятвой боярину, даже Яковенкову, и женитьбой на его дочери отпадает.
– О чем задумались, Борис Николаевич? – хмыкнув, поинтересовался Перфильев.
– Над тем, как бы половчее от вас сбежать и больше не повторять прежних ошибок.
– Увы, но шанса я вам не дам.
– Отчего же? Ведь будут еще порты.
– Не обольщайтесь, Борис Николаевич, – хмыкнул полицейский, отпивая из рюмки коньяк.
Обернулся к доктору и сделал приглашающий жест в сторону шахмат. Мол, приступим. Тот согласно кивнул. Посмотрел несколько секунд на доску, потом решительно развернул ее белыми фигурками к себе, вопросительно взглянув на соперника. Тот только пожал плечами, принимая условия, и корабельный эскулап сделал первый ход.
В принципе, Борису здесь делать нечего. В шахматы он никогда не играл. В смысле всерьез. Так, ради баловства, не более. Но тут отчего-то залип. Всегда интересно наблюдать за тем, как что-либо делают умеющие люди, даже если это всего лишь дворник, со знанием дела метущий улицу. Тем более сейчас начало партии, а потому обмениваются ходами соперники бодро. Но уже совсем скоро темп замедлится, и они начнут раздумывать над каждым ходом, взвешивая и обдумывая множество комбинаций.
Говорят, что эта игра – эдакий тренажер для мозгов. Так, может, зря Борис никак не соберется научиться играть по-настоящему? Глядишь, и не пришлось бы сейчас стоять на верхней палубе яхты боярина Морозова, наблюдая за игрой своих «тюремщиков».
Все случилось как-то уж совсем внезапно. Удар молнии в волну справа по борту. Резкая команда капитана:
– Поворачивать к ветру! Задраить люки! Спустить паруса! Посторонним покинуть палубу!
Следом раздалась тревожная трель боцманской дудки, а в следующее мгновение Борис увидел поистине завораживающую картину. Слева по борту наваливался внезапно возникший огромный водяной вал, который был едва различим из-за белесой пелены, вдруг повисшей перед его взором.
– Уходим! – дернув его за рукав, выкрикнул Перфильев.
– Держитесь! – раздался голос капитана.
А в следующее мгновение в Измайлова влетела стена крупного града, загрохотавшего по дереву корабля. И буквально следом его подхватила какая-то неодолимая сила, приложила о перила ограждения, перекинула через них и, захлебывающегося, швырнула за борт. Глаза он так и не закрыл, а потому видел мгновенно возникшую над собой толщу воды.
Смешно, но именно в этот момент он подумал о том, что, к величайшему сожалению, пока не способен передать красками всю красоту, завораживающий ужас и всесокрушающую мощь налетевшего шквала. А ничем иным это быть не могло по определению. Буря в одночасье не случается. Он стал больным на голову с этой неизменной тягой к рисованию, если сейчас думает именно об этом.
Впрочем, эти мысли не мешали его инстинктам делать свое дело. Пока голова была занята черт знает чем, руки и ноги работали без устали, стремясь вытолкнуть его на поверхность. И вскоре ему это удалось. Правда, сомнительно, что при этом стало легче. Первый же судорожный вздох, чтобы наполнить воздухом горящие огнем легкие, привел к тому, что он поперхнулся и закашлялся. Его вырвало. Рот, нос, уши, глаза – все заливало бурлящей водой и пеной. Он даже не думал осматриваться, пытаясь хоть как-то прийти в себя.
Вскоре ему это удалось, и он все же решил осмотреться, но потерпел фиаско. Вокруг были одни лишь водяные валы и ничего больше. Впрочем, практически сразу его взметнуло на гребень, и он сумел увидеть быстро удаляющуюся от него яхту, на которой активно спускали паруса. Правда, наблюдал он это лишь какое-то мгновение. В следующий момент ему в лицо плеснула морская вода, заливая глаза и заставляя отфыркиваться. А там он провалился во впадину между волнами, отчего обзор вновь сократился до минимума.
Когда он в очередной раз оказался наверху, то яхту уже не увидел. Погибла? Или скрылась из виду, опустившись между водяными валами? Вот язык не поворачивался называть их волнами. И вновь он ухнул вниз, чтобы через какое-то время взмыть вверх. На этот раз удалось рассмотреть «Русалку», как и он, оказавшуюся на гребне. Только теперь она была еще дальше. Значительно дальше.
Измайлов все же серьезно заболел на голову. В ней одновременно роятся совершенно противоречивые мысли. С одной стороны, отчаяние от того, что ему не достанет мастерства для запечатления увиденного. С другой – осознание необходимости избавиться от одежды, которая неизменно тянет его вниз.
Вот только раздеться не получается. Он все время борется со стихией, стараясь остаться на плаву. Даже для того, чтобы снять пиджак, придется на время прекратить борьбу и погрузиться под воду, чего делать категорически не хотелось. В памяти еще было свежо воспоминание, как ему не хватало воздуха в его отчаянном порыве вырваться из водной толщи на поверхность.
Борис понятия не имел, сколько прошло времени. Все силы уходили на то, чтобы удержаться на плаву. В голове уже не роились противоречивые мысли. В ней сейчас были только осознание необходимости не прекращать борьбу и надежда на то, что это все же не шторм и не буря, а именно шквал. Потому что он отличается как своей внезапностью и свирепостью, так и кратковременностью. Но то ли время для него растянулось в бесконечность, то ли шквал действительно затягивается.
Яхту он уже давно потерял из виду. Либо ее унесло совсем уж далеко, либо она все время скрывается за валами, либо… Эти люди, по сути, не сделали ему ничего плохого, горькой доли он им не желал, а потому старался об этом даже и не думать.
– Ваше благородие! – словно из далекого далека донеслось до Бориса.
Сознавая, что это непременно глюк, он все же начал вертеть головой, продолжая отчаянно сражаться со стихией. Ничего. Вокруг – только водяные валы, меж которых он в очередной раз провалился. Показалось? Немудрено.
Однако когда его вновь подняло над стихией, он увидел внизу человека, вцепившегося в спасательный круг и отчаянно машущего ему рукой. Прочь сомнения! У него словно крылья выросли. Вкладывая в этот рывок последние свои силы без остатка, он начал грести в сторону призывавшего его человека.
– Ну слава тебе, Господи. Я уж подумал, что не сыщу вас, – радостно улыбаясь, произнес Артем.
– В смысле не сыщешь? – схватившись за леер пробкового круга, спросил Борис.
– Ну так, когда волна схлынула, я оглянулся, а вас нет. Вижу, барахтаетесь за бортом, ну я круг сдернул и следом. Только когда в воде оказался, вас уж и не видно. Я и так, и эдак, не видать. А потом гляжу, на волну вас подняло. Ну я и к вам. А там опять потерял. Но Господь смилостивился.
– Артем, спасибо, конечно, но ты зачем в воду-то сигал?
– Как же. Я за вашу безопасность перед боярином Морозовым ответ держу.
– Какой боярин? Оглянись. Ты хоть понимаешь, что происходит? Мы же, скорее всего, погибнем.
– Может, и так, – флегматично пожал плечами он. – Да только присяга – она не для красного словца дается.
– У тебя ступень какая?
– Четвертая.
– Дурья твоя башка, Артем, вот что я тебе скажу. Перфильев твой что-то в воду не кинулся.
– Всяк на своем месте. Его дело – головой думать да приказы правильные отдавать. Наше – выполнять их и рисковать. Так что все как надо. Главное, что я вас сыскал. А там море успокоится, и Илья Назарович искать нас станет.
Глава 24
Потерянные
Шквал в итоге сошел на нет. Только погода, как оно обычно бывает после такого «выступления», выправляться не стала. Наоборот, она медленно, но верно портилась, перерастая в полноценный шторм. Температура стремительно падала, и, несмотря на южные широты, у Бориса вскоре зуб на зуб не попадал.
Видя плохое состояние своего подопечного, Артем напялил на него спасательный круг, чтобы, не дай бог, не пошел ко дну. Сам же остался снаружи, держась за леер. Ситуация вроде как тяжелая, но благодаря спасательному кругу стабильная, поэтому от одежды решили не избавляться. Мало ли, вдруг они окажутся на берегу раньше, чем их обнаружат.
Вера Артема в благополучный исход была поистине безграничной, а вот Борис в этом ничуть не был уверен, хоть и имел неоспоримое преимущество перед городовым. Его «Аптечка» все еще находилась во внутреннем кармане пиджака. Что ни говори, а при определенных условиях это серьезный козырь в пользу выживания.
К примеру, обессилев от жажды и уже идя ко дну, можно ее применить, и через мгновение ты будешь полон сил. Правда, жажда и голод никуда не денутся. Но в этом случае им придется иметь дело с полностью восстановившимся организмом. Эдакий допинг. Теоретически при наличии большого количества этих девайсов можно и вовсе вплавь пересечь океан.
Конечно, «Аптечка» не источник вечной молодости и жизни вообще. С возрастными изменениями она поделать ничего не может. Но с негативными последствиями извне справляется по щелчку пальцев, точнее, под стрекот механизма.
Как бы это удивительно ни звучало, но в основе артефактов лежит именно механика. Пока их перечень скромный, но человечество подошло к очередному витку научно-технического прогресса. И что-то подсказывало Борису, что список этот уже совсем скоро начнет расти…
Еще целые сутки их мотало по волнам, пока наконец они не заметили землю. Она появлялась, когда их взметало на гребень волны, и исчезала из поля зрения, стоило только скатиться вниз. Но общее направление выдерживать все же получалось. К тому же им, похоже, помогало течение, поэтому остров быстро приближался. Сложности начались, когда их начало сносить в сторону, а нужно было во что бы то ни стало приблизиться к берегу.
Плюсом к этому – физическое измождение. Если даже Борису приходилось тяжко, и это при том, что он находился в максимально комфортных условиях, то что уж говорить об Артеме, который вынужден был держаться за леер. Правда, гребли они оба, выкладываясь без остатка.
На берег выходили так, что и врагу не пожелаешь. Набегающая волна подхватила их и швырнула на каменистый пляж с такой силой, что пробковый круг, ударившись о валун, попросту раскололся. Правда, это спасло самого Бориса от знакомства с его твердой поверхностью. Не сказать, что все прошло гладко, но ушиб – это ведь не перелом. А то и несколько.
А вот Артему не повезло. Его приложило головой. Причем качественно. Бесчувственное тело безвольно опустилось на обнажившиеся камни, а следующей волной его бросило о валуны с новой силой.
Борис попытался его подхватить, но настолько вымотался, что этой же волной его опрокинуло на четвереньки. Как результат, порезал ладонь и рассадил колено. Но к тому моменту, когда набежала следующая волна, он уже волок раненого, пятясь назад. Мощным потоком его опрокинуло на пятую точку. Хорошо хоть под ногами была уже галька, обошлось без увечий.
Оттянув Артема подальше от кромки воды, Борис опустился перед ним на колени и пощупал пульс. Бьется. Только как-то уж вяло и с большими промежутками. Или это его руки уже окоченели настолько, что ничего не чувствуют. Даже кровь из раны на ладони почти не течет, хотя разрез глубокий, словно острым ножом чиркнули.
Н-да. Зато из городового кровь текла куда как обильно, вымарав галечник вокруг головы. Борис осмотрел его. Рана на виске. Вот интересно, что это – просто рассечение или что-то более серьезное? Ну вот не медик он ни разу. Вновь пощупал пульс. Да что ты будешь делать! Рванул рубашку и приник ухом к груди. Стучит. Но, опять же, как-то уж совсем вяло.
А это что? Во внутреннем кармане обнаружился портсигар. Нормальное явление. Он, поди, еще и герметичный. Конечно, такое в почете все больше на флоте. Но, во-первых, практически все прошли через морскую школу, а во-вторых, городовые ведь тоже частенько под дождем мокнут. Не суть. Почему он его заинтересовал? С чего-то же он полез в нагрудный карман пиджака. Отчего его не привлек револьвер в плечевой кобуре?
Ах да! Из другого кармана извлек коробочку габаритами с пачку папирос. Один портсигар, это нормально. Два – уже нонсенс. Так и есть!
Модификатор «Маяк».
Время действия – 24 часа.
Состояние заряда – 100 %.
Состояние механизма – взведен, готов к использованию.
Вот оно как! Смелости Артему, конечно, не занимать. Не каждый осмелится броситься в бушующее море. Да еще и с минимальными шансами на обнаружение в этом филиале ада такой незначительной щепки, как человек. Но он не тупой служака, а точно знал, что делает. При наличии такого модификатора положение его было не таким уж и безнадежным.
– Но как такое возможно?
– Проще простого. Любой потомственный дворянин, усыновив вас, автоматически одарит своего пасынка дворянством. Явление, конечно, нечастое и требует одобрения сюзерена, в вашем случае – боярина Морозова. Так что все в пределах, так сказать. Правда, злоупотреблять этим все же не рекомендуется. Данный факт все одно будет на контроле у жандармов и пройдет по всем инстанциям. При наличии веских оснований царь может отменить усыновление.
– Хм. А я уж думал, боярин женит меня на дворянке.
– Вы с какой планеты упали, Борис Николаевич? – хмыкнул Перфильев. – Неужели не знаете, что это супруга переходит в сословие мужа, а не наоборот?
– Знаю. Просто подумал, что возможны исключения.
– Уж не на дочери ли боярина вы собрались жениться? – весело заметил доктор.
– Нет, – поспешно ответил Борис.
Слишком поспешно, потому что как раз такая-то мысль ему и не казалась столь уж абсурдной, а главное, не встречала внутреннего сопротивления, хотя подразумевалась совершенно другая боярышня. Нет, Морозова тоже хороша. Видел он ее. Правда, она чуть постарше. Ей, кажется, двадцать четыре. Для местных реалий разница не столь уж и велика. Да только к ней у него если и могло быть влечение, то только как к женщине. А вот Катя…
Ну чисто мальчишка. И будь он проклят, если он не счастлив. Плевать, что из этого ничего не получится. Главное, что от одной мысли о ней ему хорошо, а в груди тут же появляется приятное томление. Телячьи нежности? Ну и пусть.
Вообще-то есть вариант быть вместе. Она ведь не единственная дочь Яковенкова – младшая. Правда, они обычно и любимые. Так что никаких препятствий для ее замужества с такой партией, как одаренный. Не станет ее отец долго метаться в муках выбора. Тем более если дочь и сама захочет этого. А в том, что она к нему неравнодушна, сомнений никаких.
Только нужно решить для себя, что дороже – возможность быть рядом с Катей или собственная свобода. А вот не желает он выбирать. Хочется получить и то и другое. Но если выбирать… Однозначно независимость. Так что вариант с усыновлением, вассальной клятвой боярину, даже Яковенкову, и женитьбой на его дочери отпадает.
– О чем задумались, Борис Николаевич? – хмыкнув, поинтересовался Перфильев.
– Над тем, как бы половчее от вас сбежать и больше не повторять прежних ошибок.
– Увы, но шанса я вам не дам.
– Отчего же? Ведь будут еще порты.
– Не обольщайтесь, Борис Николаевич, – хмыкнул полицейский, отпивая из рюмки коньяк.
Обернулся к доктору и сделал приглашающий жест в сторону шахмат. Мол, приступим. Тот согласно кивнул. Посмотрел несколько секунд на доску, потом решительно развернул ее белыми фигурками к себе, вопросительно взглянув на соперника. Тот только пожал плечами, принимая условия, и корабельный эскулап сделал первый ход.
В принципе, Борису здесь делать нечего. В шахматы он никогда не играл. В смысле всерьез. Так, ради баловства, не более. Но тут отчего-то залип. Всегда интересно наблюдать за тем, как что-либо делают умеющие люди, даже если это всего лишь дворник, со знанием дела метущий улицу. Тем более сейчас начало партии, а потому обмениваются ходами соперники бодро. Но уже совсем скоро темп замедлится, и они начнут раздумывать над каждым ходом, взвешивая и обдумывая множество комбинаций.
Говорят, что эта игра – эдакий тренажер для мозгов. Так, может, зря Борис никак не соберется научиться играть по-настоящему? Глядишь, и не пришлось бы сейчас стоять на верхней палубе яхты боярина Морозова, наблюдая за игрой своих «тюремщиков».
Все случилось как-то уж совсем внезапно. Удар молнии в волну справа по борту. Резкая команда капитана:
– Поворачивать к ветру! Задраить люки! Спустить паруса! Посторонним покинуть палубу!
Следом раздалась тревожная трель боцманской дудки, а в следующее мгновение Борис увидел поистине завораживающую картину. Слева по борту наваливался внезапно возникший огромный водяной вал, который был едва различим из-за белесой пелены, вдруг повисшей перед его взором.
– Уходим! – дернув его за рукав, выкрикнул Перфильев.
– Держитесь! – раздался голос капитана.
А в следующее мгновение в Измайлова влетела стена крупного града, загрохотавшего по дереву корабля. И буквально следом его подхватила какая-то неодолимая сила, приложила о перила ограждения, перекинула через них и, захлебывающегося, швырнула за борт. Глаза он так и не закрыл, а потому видел мгновенно возникшую над собой толщу воды.
Смешно, но именно в этот момент он подумал о том, что, к величайшему сожалению, пока не способен передать красками всю красоту, завораживающий ужас и всесокрушающую мощь налетевшего шквала. А ничем иным это быть не могло по определению. Буря в одночасье не случается. Он стал больным на голову с этой неизменной тягой к рисованию, если сейчас думает именно об этом.
Впрочем, эти мысли не мешали его инстинктам делать свое дело. Пока голова была занята черт знает чем, руки и ноги работали без устали, стремясь вытолкнуть его на поверхность. И вскоре ему это удалось. Правда, сомнительно, что при этом стало легче. Первый же судорожный вздох, чтобы наполнить воздухом горящие огнем легкие, привел к тому, что он поперхнулся и закашлялся. Его вырвало. Рот, нос, уши, глаза – все заливало бурлящей водой и пеной. Он даже не думал осматриваться, пытаясь хоть как-то прийти в себя.
Вскоре ему это удалось, и он все же решил осмотреться, но потерпел фиаско. Вокруг были одни лишь водяные валы и ничего больше. Впрочем, практически сразу его взметнуло на гребень, и он сумел увидеть быстро удаляющуюся от него яхту, на которой активно спускали паруса. Правда, наблюдал он это лишь какое-то мгновение. В следующий момент ему в лицо плеснула морская вода, заливая глаза и заставляя отфыркиваться. А там он провалился во впадину между волнами, отчего обзор вновь сократился до минимума.
Когда он в очередной раз оказался наверху, то яхту уже не увидел. Погибла? Или скрылась из виду, опустившись между водяными валами? Вот язык не поворачивался называть их волнами. И вновь он ухнул вниз, чтобы через какое-то время взмыть вверх. На этот раз удалось рассмотреть «Русалку», как и он, оказавшуюся на гребне. Только теперь она была еще дальше. Значительно дальше.
Измайлов все же серьезно заболел на голову. В ней одновременно роятся совершенно противоречивые мысли. С одной стороны, отчаяние от того, что ему не достанет мастерства для запечатления увиденного. С другой – осознание необходимости избавиться от одежды, которая неизменно тянет его вниз.
Вот только раздеться не получается. Он все время борется со стихией, стараясь остаться на плаву. Даже для того, чтобы снять пиджак, придется на время прекратить борьбу и погрузиться под воду, чего делать категорически не хотелось. В памяти еще было свежо воспоминание, как ему не хватало воздуха в его отчаянном порыве вырваться из водной толщи на поверхность.
Борис понятия не имел, сколько прошло времени. Все силы уходили на то, чтобы удержаться на плаву. В голове уже не роились противоречивые мысли. В ней сейчас были только осознание необходимости не прекращать борьбу и надежда на то, что это все же не шторм и не буря, а именно шквал. Потому что он отличается как своей внезапностью и свирепостью, так и кратковременностью. Но то ли время для него растянулось в бесконечность, то ли шквал действительно затягивается.
Яхту он уже давно потерял из виду. Либо ее унесло совсем уж далеко, либо она все время скрывается за валами, либо… Эти люди, по сути, не сделали ему ничего плохого, горькой доли он им не желал, а потому старался об этом даже и не думать.
– Ваше благородие! – словно из далекого далека донеслось до Бориса.
Сознавая, что это непременно глюк, он все же начал вертеть головой, продолжая отчаянно сражаться со стихией. Ничего. Вокруг – только водяные валы, меж которых он в очередной раз провалился. Показалось? Немудрено.
Однако когда его вновь подняло над стихией, он увидел внизу человека, вцепившегося в спасательный круг и отчаянно машущего ему рукой. Прочь сомнения! У него словно крылья выросли. Вкладывая в этот рывок последние свои силы без остатка, он начал грести в сторону призывавшего его человека.
– Ну слава тебе, Господи. Я уж подумал, что не сыщу вас, – радостно улыбаясь, произнес Артем.
– В смысле не сыщешь? – схватившись за леер пробкового круга, спросил Борис.
– Ну так, когда волна схлынула, я оглянулся, а вас нет. Вижу, барахтаетесь за бортом, ну я круг сдернул и следом. Только когда в воде оказался, вас уж и не видно. Я и так, и эдак, не видать. А потом гляжу, на волну вас подняло. Ну я и к вам. А там опять потерял. Но Господь смилостивился.
– Артем, спасибо, конечно, но ты зачем в воду-то сигал?
– Как же. Я за вашу безопасность перед боярином Морозовым ответ держу.
– Какой боярин? Оглянись. Ты хоть понимаешь, что происходит? Мы же, скорее всего, погибнем.
– Может, и так, – флегматично пожал плечами он. – Да только присяга – она не для красного словца дается.
– У тебя ступень какая?
– Четвертая.
– Дурья твоя башка, Артем, вот что я тебе скажу. Перфильев твой что-то в воду не кинулся.
– Всяк на своем месте. Его дело – головой думать да приказы правильные отдавать. Наше – выполнять их и рисковать. Так что все как надо. Главное, что я вас сыскал. А там море успокоится, и Илья Назарович искать нас станет.
Глава 24
Потерянные
Шквал в итоге сошел на нет. Только погода, как оно обычно бывает после такого «выступления», выправляться не стала. Наоборот, она медленно, но верно портилась, перерастая в полноценный шторм. Температура стремительно падала, и, несмотря на южные широты, у Бориса вскоре зуб на зуб не попадал.
Видя плохое состояние своего подопечного, Артем напялил на него спасательный круг, чтобы, не дай бог, не пошел ко дну. Сам же остался снаружи, держась за леер. Ситуация вроде как тяжелая, но благодаря спасательному кругу стабильная, поэтому от одежды решили не избавляться. Мало ли, вдруг они окажутся на берегу раньше, чем их обнаружат.
Вера Артема в благополучный исход была поистине безграничной, а вот Борис в этом ничуть не был уверен, хоть и имел неоспоримое преимущество перед городовым. Его «Аптечка» все еще находилась во внутреннем кармане пиджака. Что ни говори, а при определенных условиях это серьезный козырь в пользу выживания.
К примеру, обессилев от жажды и уже идя ко дну, можно ее применить, и через мгновение ты будешь полон сил. Правда, жажда и голод никуда не денутся. Но в этом случае им придется иметь дело с полностью восстановившимся организмом. Эдакий допинг. Теоретически при наличии большого количества этих девайсов можно и вовсе вплавь пересечь океан.
Конечно, «Аптечка» не источник вечной молодости и жизни вообще. С возрастными изменениями она поделать ничего не может. Но с негативными последствиями извне справляется по щелчку пальцев, точнее, под стрекот механизма.
Как бы это удивительно ни звучало, но в основе артефактов лежит именно механика. Пока их перечень скромный, но человечество подошло к очередному витку научно-технического прогресса. И что-то подсказывало Борису, что список этот уже совсем скоро начнет расти…
Еще целые сутки их мотало по волнам, пока наконец они не заметили землю. Она появлялась, когда их взметало на гребень волны, и исчезала из поля зрения, стоило только скатиться вниз. Но общее направление выдерживать все же получалось. К тому же им, похоже, помогало течение, поэтому остров быстро приближался. Сложности начались, когда их начало сносить в сторону, а нужно было во что бы то ни стало приблизиться к берегу.
Плюсом к этому – физическое измождение. Если даже Борису приходилось тяжко, и это при том, что он находился в максимально комфортных условиях, то что уж говорить об Артеме, который вынужден был держаться за леер. Правда, гребли они оба, выкладываясь без остатка.
На берег выходили так, что и врагу не пожелаешь. Набегающая волна подхватила их и швырнула на каменистый пляж с такой силой, что пробковый круг, ударившись о валун, попросту раскололся. Правда, это спасло самого Бориса от знакомства с его твердой поверхностью. Не сказать, что все прошло гладко, но ушиб – это ведь не перелом. А то и несколько.
А вот Артему не повезло. Его приложило головой. Причем качественно. Бесчувственное тело безвольно опустилось на обнажившиеся камни, а следующей волной его бросило о валуны с новой силой.
Борис попытался его подхватить, но настолько вымотался, что этой же волной его опрокинуло на четвереньки. Как результат, порезал ладонь и рассадил колено. Но к тому моменту, когда набежала следующая волна, он уже волок раненого, пятясь назад. Мощным потоком его опрокинуло на пятую точку. Хорошо хоть под ногами была уже галька, обошлось без увечий.
Оттянув Артема подальше от кромки воды, Борис опустился перед ним на колени и пощупал пульс. Бьется. Только как-то уж вяло и с большими промежутками. Или это его руки уже окоченели настолько, что ничего не чувствуют. Даже кровь из раны на ладони почти не течет, хотя разрез глубокий, словно острым ножом чиркнули.
Н-да. Зато из городового кровь текла куда как обильно, вымарав галечник вокруг головы. Борис осмотрел его. Рана на виске. Вот интересно, что это – просто рассечение или что-то более серьезное? Ну вот не медик он ни разу. Вновь пощупал пульс. Да что ты будешь делать! Рванул рубашку и приник ухом к груди. Стучит. Но, опять же, как-то уж совсем вяло.
А это что? Во внутреннем кармане обнаружился портсигар. Нормальное явление. Он, поди, еще и герметичный. Конечно, такое в почете все больше на флоте. Но, во-первых, практически все прошли через морскую школу, а во-вторых, городовые ведь тоже частенько под дождем мокнут. Не суть. Почему он его заинтересовал? С чего-то же он полез в нагрудный карман пиджака. Отчего его не привлек револьвер в плечевой кобуре?
Ах да! Из другого кармана извлек коробочку габаритами с пачку папирос. Один портсигар, это нормально. Два – уже нонсенс. Так и есть!
Модификатор «Маяк».
Время действия – 24 часа.
Состояние заряда – 100 %.
Состояние механизма – взведен, готов к использованию.
Вот оно как! Смелости Артему, конечно, не занимать. Не каждый осмелится броситься в бушующее море. Да еще и с минимальными шансами на обнаружение в этом филиале ада такой незначительной щепки, как человек. Но он не тупой служака, а точно знал, что делает. При наличии такого модификатора положение его было не таким уж и безнадежным.