— Уйми щенка, или сейчас… — Полисмен не договорил своей угрозы, но по тону стало ясно, что ничего хорошего нас не ожидает, если я не сумею совладать с эмоциями ребенка.

Стоп, сказала я собственной панике. До сих пор была жива и здорова и выходила из всех ситуаций без особых потерь. Почему сейчас должно что-то измениться? Все будет хорошо!

Я остановилась и присела перед малышом.

— Хвостик, послушай, пожалуйста. Мы сейчас проводим любезного мэда и пойдем обедать. Волноваться совершенно не о чем.

Полисмен презрительно фыркнул, но вмешиваться не стал, то ли возгордившись, что его назвали мэдом, то ли в надежде на успех моих стараний по успокоению ребенка.

Хвостик перестал завывать, кивнул и принялся сосредоточенно доедать яблоко. Во дает! Это только мне достался такой странный малыш или маленькие дети в принципе столь непонятные?

Мы спустились на Нижнюю террасу и свернули в пустынный проулок. Здесь, оказывается, и притаился пресловутый участок, где нас с Хвостиком без лишних разговоров отвели в камеру — стылую комнату с крошечным окошечком под самым потолком и внутренней стеной из железных прутьев, выходящей на небольшой зал, в котором сидел за письменным столом дежурный.

— Тюрьма, — выдохнул Хвостик с несвойственной детям обреченностью.

— Ненадолго, — хотела утешить его я, но получилось жалко и неубедительно.

Я осмотрелась и предложила малышу присесть на одну из лавок. До чего же нам повезло, что камера оказалась пустующей. Встречаться с настоящими преступниками совсем не хотелось. Впрочем, может, еще и подсадят кого, все ж не гостиница.

Ради Хвостика старалась не падать духом и поначалу пыталась его подбодрить, развеселить. Но так как мои потуги оставались безуспешными, никак не трогая угрюмого мальчика, притихла и я.

— Ты на меня обижаешься, что ли? — в конце концов не выдержала я длительной тишины.

Чумазая мордашка от меня отвернулась.

— Ну здрасте, приехали! А кто яблоко поднял? — возмутилась я, совершенно не замечая, что веду себя не умнее малыша. — Тебя не учили не брать еду с земли?

— Тот, который отец… кормил с пола.

Горький комок встал в горле. Вот кто меня тянул за язык? Знала же, что его ничему особо не учили — некому было.

— Извини.

Мальчишка никак не среагировал. Будто и не слышал.

— А на мсня-то за что обиделся? — не унималась я.

Снова молчок.

— Если будешь молчать…

Хвостик испуганно сжался в комочек.

— Если будешь молчать, то я не узнаю, в чем дело, и не смогу исправиться. А значит, в следующий раз снова поступлю так, как тебе бы не хотелось.

Мальчик удивленно посмотрел на меня и буркнул:

— Обманула.

— Я? — изумилась я, вытаращившись на него. — Кого?

— Меня.

— Когда?

— Сказала, проводим полисмена и пойдем обедать.

— Ну извини, — вздохнула я, коря себя за промах. — Кто же думал, что так выйдет. Там, откуда я приехала, в участок ведут разбираться. А так как мы ни в чем не виноваты, должны были бы отпустить с реверансами. Здесь же засадили за решетку и забыли.

Хвостик с серьезным видом принял мои извинения, кивнув и отдав в руки огрызок яблока.

Это у детей такой акт доверия, что ли? Я прикусила губу, стараясь не расхохотаться в голос. Ладно, главное, что помирились.

Уже совсем в другом настроении я принялась осматриваться вокруг. Судя по звукам, по соседству находились еще камеры с заключенными: кто-то кашлял, кто-то храпел, а кто-то чуть слышно напевал. Полисмен за столом усердно писал, не обращая ни на кого внимания. Интересно, есть ли шанс его разжалобить и выпроситься на свободу?

Я уже было набралась смелости и наглости для обращения к охраннику, когда рядом, видимо через стенку в соседней камере, послышался хриплый голос:

— На Верхней, на окраине с юга, слышь? Хибара знатная стоит, закачаешься. Крыши там еще ярко-желтые. Я тут на днях типа грузчиком заделался, покатался по Верхней, поглазел. В общем, приметил золоченую коробку. Внутряк — что надо, отвечаю. Пока остальные товар тягали, я прошвырнулся, пообщался. Хозяин, мэд Руаност, кажну неделю с дружками собирается, а как банкет отгулял, так всем премии и день отдыха. А хибара-то не охраняется! Сечешь?

Собеседник пробурчал нечто нечленораздельное, на что голос возразил:

— Не-э. Магии тама ни капли. Я ж специально стырил амулет, на охранки реагирующий. Нет тама никакой защиты. Видать, на полисменов наивный толстосум надеется. Чуешь, до чего удобно наведаться в домик и прибраться?


Мне стало не по себе. И что теперь делать с подслушанной информацией? Промолчать? Сказать полисмену? Или сразу хозяину?

А голос тем временем продолжал расписывать обстановку, расположение комнат, привычки обитателей. По всему выходило, что одинокий и состоятельный мужчина не жалел денег ни на обслугу, ни на окружающую его роскошь, а вот о безопасности совершенно не беспокоился — специальный кулон даже дешевую магическую охранку не обнаружил. Идеальный вариант для грабежа.

Порядком перепугавшись, я была способна лишь урывками воспринимать информацию, когда услышала нечто интересное.

— Кругом морды зверей висят, тьфу! — взахлеб описывал наводчик пристрастие хозяина дома к охоте и демонстрации своих трофеев. — И ладно бы олени какие, а то ж хищники с клыками, таких ночью увидишь и спать не смогешь. Я наткнулся, так и сел рядом, да и двинуться не мог…

В моей голове стал четко вырисовываться план. Имея на руках подробные сведения о местонахождении дома, я смогу не просто предупредить охотника, но еще и предложить свои профессиональные услуги. А это при удачном стечении обстоятельств деньги и возможность раскрыть таланты немного в ином ракурсе.

Руки чесались приняться за работу. Осталось выбраться на свободу. Но мой открытый для обращения к полисмену рот так и не издал ни звука. В помещение зашел мужчина, который не так давно привел нас с Хвостиком сюда, и с порога заявил:

— Карета ждет. Загружаем отребье. Пусть поработают на благо города. Сегодня заказ от каменоломни.





ГЛАВА 6




Полисмен, который ранее заполнял бумажки, принялся монотонно зачитывать обвинения с присужденным сроком отбывания наказания, а вновь прибывший взялся открывать двери камер и, наделяя каждого вышедшего наручниками, выводить прочь, видимо провожая до той самой кареты.

Прижавшись к холодным прутьям, я наблюдала, как в моем поле зрения появлялись оборванные, грязные мужчины и женщины, покорно или испуганно протягивали руки для цепей, а затем, обреченно ссутулившись и шаркая ногами, исчезали в темном проеме двери.

Как же так? Без суда и следствия? Полисмены имеют право судить и наказывать? Просто потому, что кто-то им не понравился?

Лязгнул замок нашей с Хвостиком камеры.

— На выход, безымянные.

Я с бешено колотящимся сердцем протянула руку сжавшемуся при виде полисмена малышу. Хвостик в ответ привычно вцепился в мой подол. Мы вышли из-за решетки и замерли перед мужчинами.

— Бродяжки. Шатались по Верхней террасе, — зачитал тот, что сидел за столом. — Быть может, отправим в приют королевы? Там лишние руки не помешают. Все-таки женщину с ребенком в каменоломню к мужикам… Не велико преступление — бродяжничать.

— Мы не бродяжки! — возмутилась я коварной формулировке. — То, что у нас с собой не нашлось документов, вовсе не говорит…

— Ты на себя смотрела? — обидно хохотнул тот, что привел нас в участок.

Чертыхнувшись про себя, я взглянула на свой наряд. Старое рабочее платье. Подол местами потерся, местами прохудился. Вот что мне стоило надеть темно-синее платье на выход? Когда я успела обабиться и собственный внешний вид перестал меня заботить? Скосила глаза на Хвостика. Тот в новых одежках, накануне купленных ему Антом, выглядел очень даже прилично.

— Не важно кто как выглядит, — заупрямилась я.

— Еще как важно, — отрезал полисмен.

— Но не у всех есть деньги прибарахлиться.

— Так и нечего тогда соваться на Верхнюю террасу. Там даже прислуга обходит подобных оборванок, как ты, за версту.

— Я… я буду жаловаться…

Щеки опалило жаром стыда. М-да. Осталось перестать ежедневно причесываться и мыться, чтобы уж совсем точно сойти за нищенку. А ведь у меня есть деньги, и немалые.

Точно! Деньги! Как же я сразу не додумалась дать взятку?

— В общем, вместе со всеми пойдут. В приюте скромные, покладистые девки нужны, а эта с норовом как раз под плетку да в каменоломню только и годится.

Я как раз открыла рот, чтобы предложить договориться полюбовно, судорожно нащупывая кошель в складках платья, когда в участок ввалился запыхавшийся… Рыжик. На ярко-розовой коже вызывающе темнели веснушки, а губы сжались в белесую нитку. Мазнув взглядом по тому месту, где стояли мы с Хвостиком, он бросился к полисмену за столом.

— Мэд! Помогите! — заголосил он, будто припадочный. Сестра! Моя сестра пропала!

— Успокойтесь, уважаемый, — важно пробасил мужчина. — И для начала предъявите документы.

Я обмерла, представляя, как Анта сейчас упекут за решетку или еще хуже — вместе с нами на каменоломню. Но парень не моргнув глазом вынул из-за пазухи какие-то свернутые листы бумаги.

— Анталиус Сорн, — прочел полисмен. — Так, и что же у вас случилось, Сорн?

— Моя сестра ушла утром и до сих нор не вернулась, — с отчаянием произнес Ант, заламывая руки. Вот артист! Ему бы на театральных подмостках выступать.

— Сколько сестре лет? Где родители? Почему пришли не они? — забросал его вопросами мужчина.

— Сестре двадцать два. Родители умерли, поэтому прийти не смогли.