– С ума сойти, мама – сама любезность, – усаживаясь, мрачно сыронизировала я.

Дверь закрыли, экипаж тронулся с места, завилял по заснеженным улицам городка, увозя меня далеко от Ноэля и академии Ос-Арэт. Три часа кряду, пока за окнами тянулись скучные равнинные пейзажи, мы с Алексом провели в обоюдном молчании, отвернувшись друг от друга. Заговорили только один раз – за обедом на постоялом дворе.

Через окно второго этажа было видно, как во двор то и дело заезжали экипажи. Пару лет назад во время прогулки его величество с супругой и многочисленной свитой заглянул в этот постоялый двор на завтрак, и теперь в заведении считалось не зазорно останавливаться.

– Не знаю, говорила ли тебе Лилия, но она позволила переночевать в вашем доме, – объявил Алекс, разрезая на кусочки мясо.

Похоже, дорогая матушка посчитала, что наше намерение избавиться друг от друга легко поправить совместным времяпровождением. Раньше Алекс за пару часов проходил стадии от подчеркнутого игнорирования до заметного раздражения, и под конец вечера хотелось или его поколотить чугунной кочергой, или убиться самой, но первый вариант предпочтительнее. Сейчас он собирался провести вместе больше суток. Подозреваю, к концу нам не избежать расправы, и выживет только один.

– Она, случайно, не предложила тебя усыновить и поселить в моей комнате вместо дочери? – любезно уточнила я, отрываясь от созерцания суетливого отъезда шумного семейства в большой карете на полозьях.

– Нет, – почему-то не понял юмора бывший жених. – Ты же понимаешь, учитывая обстоятельства, вряд ли отец будет в восторге, если я появлюсь на Стрэйн-лейн. Мы закончили наш разговор на неприятной ноте. Почему у тебя в лице столько иронии?

– Я до сих пор не могу поверить. Всегда считала, что ты не из тех, кто влюбится в бедную, но гордую простушку и взбунтуется против отца. Похоже на сюжет из любовного романа.

– По крайней мере, я не северянин, – с сарказмом отозвался Алекс.

– Зато никто не скажет, что маэтр охотится за моим приданым, – не осталась я в долгу, – у него своих денег достаточно.

– И не убил человека, – расчетливо добавил он. – Огонь, а не парень для дочери известного дипломата.

– Ты не хуже меня знаешь, что это был несчастный случай, – чувствуя, что готова ткнуть вилкой ему в глаз, с ледяной улыбкой напомнила я. – Вообще, у Ноэля есть несомненное достоинство, которое в моих глазах перекрывает абсолютно все недостатки: он не воспринимает меня как трамплин, с которого планирует допрыгнуть до королевского кабинета.

Мы встретились глазами. Лицо Алекса могло показаться непроницаемым, но на скулах вспыхнули нервные красные пятна.

– Может, помолчим и спокойно поедим? – предложила я, не желая больше ничего обсуждать с этим… пещерным человеком из темных времен первородного языка.

– Хорошее предложение.

Не разрывая зрительного контакта, мы одновременно отпили из серебряных кубков подогретое вино. Напиток оказался настолько горячим и сладким, что я скривилась от отвращения, а у Алекса сделалось такое лицо, словно он спалил себе половину горла и заодно язык. Во всяком случае, очень на это надеюсь.

– Они его вскипятили? – раскашлялся он.

– Гадость страшная, – согласилась я.

Мы переглянулись и рассмеялись. Кажется, впервые с момента знакомства, случившегося в детстве много лет назад.

Когда долго живешь в провинции и отвыкаешь от столицы, в первые минуты в королевском городе чувствуешь себя ошеломленным. Но-Ирэ – «город ветров и скал» в переводе с мудрого первородного языка. От него исходили мощь, тяжесть и монументальность. И с первого взгляда осознавалось, что горному городу не страшны ни ветра, ни людские потрясания, ни мелкие склоки.

Спрятанный в скалистой колыбели, Но-Ирэ был собран из высоких остроконечных башен, крытых мостов-переходов, перекинутых между дворцами. Внизу, на змеевидных мощеных улицах, росли грибы-домики в один, два, а то и в три этажа ростом. Они были покрыты разноцветной черепицей и спрятаны за кружевными коваными калитками. Богатые особняки, отделенные скалистыми уступами от мира простых людей, прятались за взращенными магией хвойными садами с густыми сине-зелеными елями, низкорослыми соснами и с туями, облепленными шишками-свечами.

Не заезжая домой в «высокий квартал», извозчик сразу завернул в известное ателье, где мама обычно заказывала платья себе и костюмы для отца. Нас с Алексом уже ждали. Он отправился в мужской зал, а меня подхватила под локоток Мэйри, любимая мамина портниха, и проводила в уютную примерочную комнату, отделанную цветочными тканями. Посреди помещения, словно надетое на невидимый портновский манекен, в воздухе висело атласно-кружевное платье цвета пыльной розы, вышитое золотой нитью.

– У вашей матушки идеальный вкус! – щебетала Мэйри, помогая мне снять пальто. – Она еще в осенний приезд говорила, что цвет пыльной розы будет зимой актуальным. И посмотрите-ка! Оказалась права.

– Да, – вздохнула я, – наряды мама выбирать умеет.

Пока я разоблачалась до тонкой исподней сорочки, расторопные помощницы приготовили платье.

– Оно слишком открытое, от сорочки, дорогая, придется избавиться, – промурлыкала Мэйри, цепким острым взглядом заметив, что с моего запястья исчезла обручальная нить.

Я послушно стянула тонкий шелковый покров через голову, оставшись в довольно скромном кружевном исподнем. На ребрах тускло поблескивал пластичный, утонченный орнамент Эна Риона. Оперенные крошечными листьями лозы игриво залезали на живот и огибали бедренную косточку.

– Шарлотта, что я вижу… – все-таки не удержалась первая сплетница Но-Ирэ. – Нить исчезла, живое украшение Энариона появилось. Твоя жизнь претерпела изменения?

Мы посмотрели друг на друга. Как говорила мама: в любой неловкой ситуации, особенно если не знаешь, что сказать и не опозориться, излучай надменность.

– Эна Риона, – поправила я. – В два слова.

– Прости? – с вопросительной улыбкой она изогнула брови.

– Подайте, пожалуйста, платье, госпожа Мэйри, – приказала я в лучших традициях высокомерной стервы.

– Конечно, госпожа Тэйр, – одними губами улыбнулась портниха и похлопала в ладоши, призывая девушек-помощниц. – Проходите к зеркалам.

Я поднялась на невысокий круглый подиум. Сам собой закрылся непроницаемый занавес, образовав скрытое от чужих глаз пространство. Девушки ловко упаковали меня в платье, застегнули на спине невидимые крючки. Через отражение в идеально-ровном зеркале я следила, как постепенно изменялась: платье стягивалось по фигуре, подчеркивало талию и выделяло грудь, которой, вообще-то, в академической форме никогда не было видно. Длинная летящая юбка из тончайшего атласного шелка укоротилась под рост.

На лице появился макияж, на ногтях алый лак, выпрямленные с помощью специального лосьона волосы вновь закрутились крупными локонами, обозначив любимую мамину прическу. Она всегда была чуточку помешана на кудрях и в детстве часто заставляла меня спать в папильотках, лишь бы покрыть тяжелые, ровные от природы волосы мелкими волнами. Долго, правда, «красота» не держалась, и уже к обеду я щеголяла торчащей в разные стороны шевелюрой. Иногда казалось, что она не сказала ни слова по поводу нашей с Зои дружбы только по той причине, что та была кудрявой.

Одна из девушек-швей подала мне короткое меховое болеро с рукавами до локтя и длинные перчатки. Я надела их безропотно.

– Господин Чейс, ваша невеста уже готова! – вдруг раздалось за занавесом, а в следующую секунду тяжелая пелена с шуршанием разъехалась.

Сквозь зеркало я увидела Алекса в дорогом смокинге и белой рубашке с галстуком цвета все той же пыльной розы. Со странным выражением, как недавно в библиотеке, он смотрел на мое отражение.


– Что? – резковато спросила я.

– Тебе идет, – буркнул он, отводя взгляд.

– Идет?! Всего лишь «идет»? – заохала Мэйри. – Вы скромны или жалко комплиментов? Шарлотта абсолютно идеальна! Давайте помогу застегнуть запонки, господин Чейс?

– Я способен справиться с запонками, госпожа швея, – холодно заявил Алекс, не догадываясь, что лишил портниху удовольствия провести немедленное расследование насчет нашего обручения.

– Конечно, – натянуто улыбнулась она. – К слову, вместе вы чудесно смотритесь.

Не удивлюсь, если она потеряет аппетит, пока не выспросит у половины клиенток, действительно ли Тэйры и Чейсы отказались от матримониальных планов.

В здание королевского театра мы входили за полчаса до указанного в приглашении времени. В помпезном фойе, отделанном черным, белым и золотым, уже толпилась разодетая в пух и прах публика. Повезло, что его величество, любитель одарить приближенных приглашениями на светские рауты, сам-то в них почти никогда не участвовал. Оставался рядом с молоденькой супругой, ожидающей наследника.

– Возьми меня под руку, – тихо попросил Алекс, когда мы вышли из теплого экипажа.

Я зябко куталась в куцый мех и подозревала, что, пока дойду до центральной лестницы, посинею от мороза.

– Мне и так неплохо, – простучала зубами.

– Люди будут смотреть, – невыразительным голосом отозвался он.

Никто из нас не был готов отвечать на вопросы, которые, без сомнения, возникнут у досужей публики. Хотелось держаться на расстоянии вытянутой руки, обычного для разорвавшей помолвку пары, но пришлось уцепиться за рукав Алекса и изобразить светскую улыбку на обмороженной ледяным ветром физиономии. До звонка мы успели поздороваться с половиной отцовских знакомых, узнали сплетни о людях, которых никогда не видели, и, выдохнув от облегчения, отправились в ложу.

Свет погас. В зале смолкли голоса, а из оркестровой ямы полилась сильная вибрирующая мелодия. Над зрительным залом завертелись световые вихри, в воздухе мерцали необычные узоры. Магические огни раскрашивали прически и лица людей разноцветными тенями. С высоты балкона было особенно заметно, что на музыкальное колдовство яркими вспышками отвечали замаскированные под украшения защитные амулеты.

Ярко-алый, как в клубе театралов Ос-Арэта, занавес стремительно раскрылся, привлекая внимание публики к озаренной огнями сцене. Появились актеры, и начался музыкальный спектакль с танцами и распевными ариями. Действо шло на азрийском языке, который считали языком поэтов, но уверена, почти весь зал не понимал, о чем шла речь, и думал, будто любуется историей любви, а в ней-то убивали!

Я смотрела на сцену и ловила себя на странной мысли, что страшно разочарована. Вовсе не темой спектакля, а тем, что все действующие лица одеты в приличные костюмы. Никаких сюрпризов и кривоногих историков в белом трико. Сплошная скукотища!

– Уверена, что уже завтра представление назовут лучшим в новом году, – проговорила я и обернулась к Алексу.

Оказалось, что он не следил за действием на сцене и не пытался прислушаться к душераздирающим ариям (особенно они драли, когда ведущая актриса брала высокие ноты), а, потирая пальцем нижнюю губу, пристально следил за мной через расцвеченную магией темноту. На его лице танцевали разноцветные тени, а глаза казались черными.

– Что?

– Ты красивая, Чарли.

Услышать от Александра Чейса в одном предложении комплимент и ласковое прозвище оказалось не волнительно, как я когда-то думала, а тревожно. Волосы на затылке от страха, конечно, не зашевелились, но в душе вспыхнуло дурное предчувствие надвигающейся катастрофы.

– С каких пор? – достаточно резко спросила я.

– Всегда была, – спокойно ответил он. – И злила еще сильнее.

– Ты считал меня красивой? У тебя снова жар?

Совершенно серьезно я стащила перчатку и потянулась проверить, насколько у него горячий лоб. Алекс ловко перехватил мою руку, большим пальцем ласково погладил запястье, где еще два дня назад светилась завязанная им обручальная нить.

– Что ты делаешь? – вкрадчиво спросила я, начиная злиться.

Не разрывая зрительного контакта, он приблизил мою руку к губам и поцеловал, лизнув языком, как раз в том месте, где бился пульс. От злости, удивления и обиды меня покинул дар речи.

Я умудрилась одновременно оттолкнуть бывшего жениха и вскочить со стула. Они оба, и стул, и парень, оказались на редкость устойчивыми и не свалились на пол. Не в силах выдавить ни звука, я швырнула Алексу в лицо снятую перчатку и выскочила из ложи в комнату для отдыха.

– Чарли, проклятие! Постой же! – Он бросился следом.

В театральной гостиной с вычурной мебелью обычно проводились антракты. Великосветская публика даже умудрялась сходить друг к другу в гости и посплетничать, выпить по бокалу игристого. Но зимой в помещении царил такой ужасный холод, что хотелось подоткнуть снизу дверь одеялом, чтобы ледяной сквозняк не проникал из этой комнатушки в зрительный зал.

– Никогда! – Я резко развернулась и со злостью ткнула Алекса пальцем в грудь: – Больше! Не смей! Меня трогать! И извинись немедленно!

– Даже не подумаю.

– Нет?! – Я захлебнулась словами. – Позволь напомнить, если ты забыл в помутнении рассудка: мы разорвали помолвку!

– Я тоже был в том храме, забыла? – невесело усмехнулся он.

То есть память все-таки при нем, и рассудок тоже незамутненный. В таком случае, что за идиотский поступок?!

– Тогда какого демона ты творишь, Алекс?

– Мы расстались с Еленой.

– Чудно, – зло улыбнулась я. – Ты в таком отчаянии, что решил потискать бывшую невесту-дуру? Нас ничто не связывает, кроме театрального приглашения, которое подтвердили еще месяц назад!