– За то, что толкнула меня плечом.
– Это было случайно.
– То есть такие королевы сцены, как ты, не собираются извиняться перед такими, как я? – насмешливо спрашивает Николь.
Диана просто молча хочет уйти, но бывшая подруга широко расставляет руки, не давая ей этого сделать. Это первая их близкая встреча с того момента, как отец заставил Диану позвонить друзьям и отказаться от них. И Николь до сих пор зла. Она хочет высказать Мунлайт все, что о ней думает – та кожей чувствует ее неприязнь, обиду и жгучую ненависть, от которой начинает остывать сердце.
– Значит, не собираешься, да? – спрашивает Николь.
– Отойди. Я спешу, – цедит сквозь зубы Диана.
– Ах да, конечно. Когда такие, как ты, спешат, таким, как я, стоит освободить дорогу. Верно, детка?
Диана хмурится.
– Такие, как я – что ты имеешь в виду под этим?
– Богатенькие сучки, которые бросают своих друзей, чтобы стать знаменитостью. Мы ведь тебе мешали, правда? – вырывается у Николь, в душе которой кипят эмоции. – Попользовалась и бросила, потому что папочка пообещал сделать тебя известной певичкой. А вот мы были ненужным элементом, поэтому ты легко от нас избавилась, Мунлайт. Ты всегда так ныла, что у тебя такой плохой папочка, а сама ничем не лучше его. Я считала тебя подругой, черт побери, Брайан до сих пор любит тебя и клал болт на всех девчонок, потому что, кроме, тебя ему никто не нужен! Если бы мы знали, какая ты свинья, прошли бы мимо, даже если бы ты пела, как Уитни Хьюстон, – бросает Николь.
Диана молча на нее смотрит, не чувствуя, как леденеют руки.
– Кстати, малышка, что с твоим голоском? У тебя на нем столько автотюна, что я просто его не узнаю. Его никто из нас не узнает, – улыбается Николь. Но ее глаза, которые в линзах кажутся пронзительно-синими, не смеются. Они злы. И до сих пор обижены. – Хотя ты можешь делать все, что захочешь, верно? Все дело в папочкиных деньгах.
Диана вдруг поднимает руку и, прежде чем успевает понять, что делает, бьет Николь по лицу. Хлестко. Как мать. Николь совершенно не ожидает этого. Раньше Диана никогда себя так не вела – была мила и спокойна. А теперь может позволить себе пощечину.
– А ты выросла, детка, – шипит Николь, занося руку, однако ответить не успевает – почти одновременно появляются парни из «Стеклянной мяты» и менеджер Дианы. Они хватают рвущуюся в бой Николь и не дают ей ударить Диану.
– Чертова дрянь! – кричит девушка с розовыми волосами. – Отпустите меня, я проучу ее!
– Хватит, – просит ее Брайан, – Николь, прекрати.
– Эта стерва считает, что лучше нас! – кричит Николь, не в силах взять себя в руки. – Пошла ты!
– Хватит! – кричит Брайан. Он один знает, что «Стеклянная мята» поднялась благодаря Диане. – Перестань!
– Затыкаешь меня? – выдыхает Николь, с яростью глядя на Мунлайт. – Ради нее?
– Я прошу тебя. Перестань, – снова просит Брайан, глядя на застывшую Диану. Выбежавший на шум Уолтер велит одному из помощников увести Николь, а сам спешно отводит Диану в свой кабинет – огромный, с панорамными окнами, из которых открывается захватывающий вид на большой город. Он усаживает ее в удобное кресло из алой кожи, а сам опускается в кресло напротив.
– Что с тобой? – спрашивает Уолтер преувеличенно заботливо.
Диана молчит. Она снова кажется всем им зазвездившейся истеричкой.
– Я понимаю, – мягко продолжает продюсер, – что ты ревнуешь отца к сестре, но стоит быть сдержаннее. Здесь всюду уши и глаза.
– Что? – переспрашивает Диана изумленно. – Кого?
– Свою сестру. Да-да, я все знаю. И хотя я занимаюсь вами обеими, ты должна понимать, что я на твоей стороне. Ты – номер один. Лучшая.
Диана смеется в кулак. Уолтер, кажется, совершенно сошел с ума, раз решил, что Николь – ее сестра. Но тут же она замолкает. Если Уолтер пришел к выводу, что Николь – дочь Николаса Мунлайта, он никогда не оставит «Стеклянную мяту». Да, Диана сейчас зла на них, и все внутри искрит от обиды, но она хочет, чтобы те, кого она считала друзьями, продолжали заниматься музыкой и подниматься дальше.
– Хорошо, что ты на моей стороне, – говорит Диана. – Я ценю это. Надеюсь, саундтрек будет готов в ближайшие дни.
– Не переживай из-за этого, – успокаивает ее Уолтер. – Лучше думай о том, что вскоре ты сама сможешь петь.
Диана ухмыляется. Вскоре. Сама. Петь.
Смешно.
Да, она лечится, постоянно наблюдается у фониатра и даже вновь начала заниматься вокалом, но ее голос теперь не тот, что был прежде. Диане говорят, что дело в ее голове, а не в голосовом аппарате. Она не хочет петь. Поэтому ее реабилитация идет так медленно. И поэтому голос с таким трудом возвращается к ней обратно. Фониатр мягко намекает, что Диане нужен психотерапевт, но она каждый раз молча посылает его взглядом. Она нормальная. Просто… у нее слишком сложная голова.
Бессонница, раздражение, один и тот же повторяющийся сон, нервные срывы, истерики – под холодной маской у Дианы слишком горячая кровь. Облегчение приносят только музыка и боль – физическая, притупляющая боль душевную. Теперь Диана не может резать руки – они всегда на виду, потому порезы появляются на бедрах. С одной стороны, в такие моменты Диана не совсем понимает, что делает – ее охватывает безумие, но с другой, все же осознает, что не должна портить себе кожу на видных местах.
Возможно, она все-таки ненормальная.
Ее взгляд становится отсутствующим, и Уолтер неправильно интерпретирует его.
– Не переживай. Я и твоя мать все обдумали. После концерта на «Скай-Арена» ты «повредишь» голосовые связки и вернешься через несколько месяцев. Скажем, что у тебя была операция. Это прекрасно объяснит тот факт, что у тебя изменился голос. К тому же нам всегда поможет автотюн. Ты будешь петь сама, как и мечтала.
Мечтала… Хорошее слово. Теперь Диана мечтает вернуться в прошлое, в тот день, когда ее перепутали с Санни Ховард, чтобы остаться дома. Даже Дастин Лестерс не вызывает в ней теперь столько эмоций, как раньше. А ведь она любила его. Грезила о нем.
– О твоей тайне никто не узнает, – по-отечески улыбается ей Уолтер. Диана молчит.
Продюсер показывает ей расписание на следующую неделю, рассказывает что-то про съемку в рекламе духов известного Дома моды, Диана подписывает какие-то документы, а потом уходит – впереди интервью. И наверняка там снова будут спрашивать о том, помогал ей папочка или нет.
Все знают, что помогал, все усмехаются за ее спиной. Только голос, принадлежащий Ховард, не дает им полностью растоптать ее. Они вынуждены признать ее талант. Талант рыжей. Диана тоже его признает.
Настроение ее уходит в ноль. А окружающие снова видят в ней Снежную королеву – холодную и равнодушную.
Вечером Диана едет в особняк родителей. Сегодня – семейный ужин, на котором отец решил собрать всех, кроме, разве что, Виктора. Он до сих пор находится в изгнании. Мать несколько раз звонит ей и говорит, что, возможно, сегодня отец скажет что-то про завещание. Диана должна быть паинькой и ловить каждое его слово. Получив известность, она заработала неплохие очки, а это значит, что она может получить по завещанию больше, чем они рассчитывали. Диана несколько отвыкла от такой опеки матери, но понимает, что та волнуется из-за денег и страха ничего не получить. Она слушает Эмму, бездумно глядя в окно машины, и почему-то думает о том, что это неправильно и глупо. Странно, что мать и отец не любят друг друга – а ведь в детстве ей казалось, что браки заключают только по любви, а не по расчету. Однако мать быстро объяснила ей, что чувства – самая бесполезная вещь в мире, а любовь всегда лжива, если это, конечно, не материнская любовь.
Диана давно не была в доме родителей – несколько месяцев. Она жила в своей квартире – в той самой, которая находилась над апартаментами Лестерса. Правда, и там она появлялась нечасто, только на ночь.
Особняк родителей сияет огнями в наступающей тьме. Диана хотела убежать из этого места и никогда больше не возвращаться, но теперь, шагая по знакомому холлу, чувствует странное умиротворение. И понимает, что хочет зайти в свою комнату, которую покидала в спешке, словно сбегая. Она обнимает мать, которая в платье в греческом стиле похожа на богиню с Олимпа, а потом поднимается на второй этаж, приподняв подол струящегося темно-синего платья с богатой вышивкой.
Комната ждала ее – в ней ничего не изменилось, и всюду царит идеальный порядок. Даже пыли нет, здесь постоянно убираются. Только живых цветов, которые так любила Диана, нет. В гардеробной до сих пор остаются ее вещи, на полках стоят учебники, а в прикроватной тумбочке она вдруг находит старый медиатор, которым пользовалась еще в «Стеклянной мяте». Он вручную сделан из небьющегося стекла. Когда-то давно его ей подарила Николь – увидела, что Диана заинтересовалась им, и просто отдала со словами: «Чтобы делать хорошую музыку».
Диана сжимает медиатор в тонких пальцах. Ей вновь вспоминается сцена с пощечиной, которую она дала Николь сегодня. Диане стыдно, но она не могла слышать этих слов. Это было слишком несправедливо. На глаза отчего-то просятся слезы, но она не разрешает себе плакать. И запрещает думать о прошлом. Это невыносимо. Она увязла в нем, как в болоте.
Перед тем как выйти из комнаты, Диана смотрит на картину, подаренную Дастином – «Дом на самом краю неба». И думает почему-то, что хотела бы там оказаться. Среди тонн солнечного света, облаков и свободы.
Когда Диана возвращается, почти все родственники уже в сборе – они разбрелись по группкам и недобро поглядывают друг на друга, попивая шампанское и сплетничая. Здесь не только дети и жены Николаса Мунлайта, присутствует почти вся его родня, а также Уилшеры.
Диана здоровается с дедушкой по материнской линии – он все еще сенатор и будет оставаться на посту еще пару лет. Для Эммы это хоть какая-то гарантия того, что Николас не решится развестись с ней за это время. Затем приветствует бывших жен отца – Валери и Милдред, которые стоят поодаль и о чем-то шепчутся. Они оценивающе смотрят на Диану – на их глазах из глупой девчонки за год она стала звездой сцены, популярность которой поддерживает Николас. А значит, Диана – еще один соперник в борьбе за наследство.
Глядя, как бывшие жены смотрят на Диану, ее мать улыбается с гордостью. Ее девочка – молодец. Она получит свое. Они получат.
В какой-то момент появляются Джек и Уилсон – сыновья Милдред, братья Дианы. Джек недавно вернулся из армии и теперь, как говорят, открывается по полной. Только с наркотой осторожен – лишиться денег отца и снова на пару лет стать солдатом ему больше не хочется. Уилсон, которого отец временно лишал финансовой поддержки, тоже осторожен, хотя Диана уверена – он так и не бросил гонки.
Видя младшую сестру, Джек и Уилсон, которые в смокингах смотрятся глупо, подходят к ней и небрежно по очереди обнимают, касаясь модно небритыми щеками ее щеки – ей кажется это неприятным. Для нее они – чужие люди.
– А ты неплохо смотришься с экрана, сестренка! – восклицает Джек, отстраняясь, держа Диану за предплечья и рассматривая, как куклу. В детстве он делал точно так же. Только еще и морщился.
– Да, ты офигенно изменилась, детка, – вторит ему Уилсон. – Почему я не знал, что ты так круто поешь?
– Потому что мы не общались? – логично спрашивает Диана.
Они смеются.
– Отец так помогает тебе, наша малышка Ди стала любимицей? – хмыкает Джек. – Или Угрюмый Аар все еще в фаворе? – насмешливо смотрит он на Аарона, который держит под руку Елену и общается с Клинтом Уилшером, также приглашенным на ужин. Видя его, Диана вдруг думает о Кристиане. Будет ли он на ужине? А, да, он же в Европе вместе со старшим братом. Нет.
– Отцы всегда больше любят дочек, чем сыновей, – улыбается Диана, стараясь, чтобы ее слова достигли ушей Валери и Милдред. – Особенно, если дочка у них одна, а сыновей много.
Затем Диана подходит к Аарону и Елене. Они с братом все так же безразличны друг другу и лишь вежливо здороваются, однако по Елене Диана даже немного соскучилась. Они тоже давно не виделись. Елена много времени стала проводить за границей – почему, Диана понятия не имеет. Они только изредка переписываются.
– Ты такая молодец, – улыбается ей невестка. В отличие от остальных родственников, в ее улыбке Диана чувствует теплоту. – Я видела твои клипы и интервью. Горжусь тобой.
– Спасибо, – отвечает Диана, удивленная выбором наряда Елены – прежде та предпочитала спокойные классические цвета, а сегодня ее вечернее платье алое, словно кровь. Закрытое, с длинными полупрозрачными рукавами и тонким пояском, делающим акцент на талии – этот наряд яркий и одновременно аристократически-строгий. Блеск бриллиантов в ушах и на пальцах добавляет шикарности в образ Елены. И, кажется, Аарон, который никогда не изменяет любви к темным оттенкам, недоволен выбором жены.
– Мои младшие сестры в восторге, – добавляет Елена. – Они очень просили твой автограф.
– Без проблем, – кивает Диана.
Они разговаривают – легко находят общую тему. Но Диане кажется, что с Еленой что-то не то. Ее зеленые глаза стали другими, и каждый раз, когда она кидает взгляд на Аарона, в них появляется жесткость. Сама Елена тоже видит, как поменялась Диана. И говорит ей об этом:
– Знаешь, а ведь ты стала другой.
– Взрослой? Красивой? Яркой? – усмехается Диана. Она часто слышит о том, как повзрослела, похорошела и приобрела свой стиль.
Елена качает головой.
– Без сомнения, ты выглядишь иначе, чем раньше. Но я о другом. – Елена касается кончиком пальцев своих ресниц. – Глаза, Диана. Твои глаза стали другими. Я могу тебе чем-то помочь? – вдруг мягко спрашивает она.
Диана чуть хмурится.
– В чем?
– Не знаю, – отвечает серьезно Елена. – Я не знаю, что у тебя на душе. Но если тебе нужна помощь – я всегда помогу тебе, Диана.
Та кусает губы. Слова Елены не нравятся ей.
– Ты когда-нибудь слышала выражение: «Глаза, полные боли»? – спрашивает Елена.
– К чему ты клонишь?
– У тебя такие глаза. Если я могу помочь, скажи мне.
Диана усмехается про себя. Чем ей может помочь та, которая сама зависит от ее старшего брата? Она смотрит на Аарона, и тот, чувствуя ее взгляд, поворачивается и холодно улыбается им с Еленой.
– Это было случайно.
– То есть такие королевы сцены, как ты, не собираются извиняться перед такими, как я? – насмешливо спрашивает Николь.
Диана просто молча хочет уйти, но бывшая подруга широко расставляет руки, не давая ей этого сделать. Это первая их близкая встреча с того момента, как отец заставил Диану позвонить друзьям и отказаться от них. И Николь до сих пор зла. Она хочет высказать Мунлайт все, что о ней думает – та кожей чувствует ее неприязнь, обиду и жгучую ненависть, от которой начинает остывать сердце.
– Значит, не собираешься, да? – спрашивает Николь.
– Отойди. Я спешу, – цедит сквозь зубы Диана.
– Ах да, конечно. Когда такие, как ты, спешат, таким, как я, стоит освободить дорогу. Верно, детка?
Диана хмурится.
– Такие, как я – что ты имеешь в виду под этим?
– Богатенькие сучки, которые бросают своих друзей, чтобы стать знаменитостью. Мы ведь тебе мешали, правда? – вырывается у Николь, в душе которой кипят эмоции. – Попользовалась и бросила, потому что папочка пообещал сделать тебя известной певичкой. А вот мы были ненужным элементом, поэтому ты легко от нас избавилась, Мунлайт. Ты всегда так ныла, что у тебя такой плохой папочка, а сама ничем не лучше его. Я считала тебя подругой, черт побери, Брайан до сих пор любит тебя и клал болт на всех девчонок, потому что, кроме, тебя ему никто не нужен! Если бы мы знали, какая ты свинья, прошли бы мимо, даже если бы ты пела, как Уитни Хьюстон, – бросает Николь.
Диана молча на нее смотрит, не чувствуя, как леденеют руки.
– Кстати, малышка, что с твоим голоском? У тебя на нем столько автотюна, что я просто его не узнаю. Его никто из нас не узнает, – улыбается Николь. Но ее глаза, которые в линзах кажутся пронзительно-синими, не смеются. Они злы. И до сих пор обижены. – Хотя ты можешь делать все, что захочешь, верно? Все дело в папочкиных деньгах.
Диана вдруг поднимает руку и, прежде чем успевает понять, что делает, бьет Николь по лицу. Хлестко. Как мать. Николь совершенно не ожидает этого. Раньше Диана никогда себя так не вела – была мила и спокойна. А теперь может позволить себе пощечину.
– А ты выросла, детка, – шипит Николь, занося руку, однако ответить не успевает – почти одновременно появляются парни из «Стеклянной мяты» и менеджер Дианы. Они хватают рвущуюся в бой Николь и не дают ей ударить Диану.
– Чертова дрянь! – кричит девушка с розовыми волосами. – Отпустите меня, я проучу ее!
– Хватит, – просит ее Брайан, – Николь, прекрати.
– Эта стерва считает, что лучше нас! – кричит Николь, не в силах взять себя в руки. – Пошла ты!
– Хватит! – кричит Брайан. Он один знает, что «Стеклянная мята» поднялась благодаря Диане. – Перестань!
– Затыкаешь меня? – выдыхает Николь, с яростью глядя на Мунлайт. – Ради нее?
– Я прошу тебя. Перестань, – снова просит Брайан, глядя на застывшую Диану. Выбежавший на шум Уолтер велит одному из помощников увести Николь, а сам спешно отводит Диану в свой кабинет – огромный, с панорамными окнами, из которых открывается захватывающий вид на большой город. Он усаживает ее в удобное кресло из алой кожи, а сам опускается в кресло напротив.
– Что с тобой? – спрашивает Уолтер преувеличенно заботливо.
Диана молчит. Она снова кажется всем им зазвездившейся истеричкой.
– Я понимаю, – мягко продолжает продюсер, – что ты ревнуешь отца к сестре, но стоит быть сдержаннее. Здесь всюду уши и глаза.
– Что? – переспрашивает Диана изумленно. – Кого?
– Свою сестру. Да-да, я все знаю. И хотя я занимаюсь вами обеими, ты должна понимать, что я на твоей стороне. Ты – номер один. Лучшая.
Диана смеется в кулак. Уолтер, кажется, совершенно сошел с ума, раз решил, что Николь – ее сестра. Но тут же она замолкает. Если Уолтер пришел к выводу, что Николь – дочь Николаса Мунлайта, он никогда не оставит «Стеклянную мяту». Да, Диана сейчас зла на них, и все внутри искрит от обиды, но она хочет, чтобы те, кого она считала друзьями, продолжали заниматься музыкой и подниматься дальше.
– Хорошо, что ты на моей стороне, – говорит Диана. – Я ценю это. Надеюсь, саундтрек будет готов в ближайшие дни.
– Не переживай из-за этого, – успокаивает ее Уолтер. – Лучше думай о том, что вскоре ты сама сможешь петь.
Диана ухмыляется. Вскоре. Сама. Петь.
Смешно.
Да, она лечится, постоянно наблюдается у фониатра и даже вновь начала заниматься вокалом, но ее голос теперь не тот, что был прежде. Диане говорят, что дело в ее голове, а не в голосовом аппарате. Она не хочет петь. Поэтому ее реабилитация идет так медленно. И поэтому голос с таким трудом возвращается к ней обратно. Фониатр мягко намекает, что Диане нужен психотерапевт, но она каждый раз молча посылает его взглядом. Она нормальная. Просто… у нее слишком сложная голова.
Бессонница, раздражение, один и тот же повторяющийся сон, нервные срывы, истерики – под холодной маской у Дианы слишком горячая кровь. Облегчение приносят только музыка и боль – физическая, притупляющая боль душевную. Теперь Диана не может резать руки – они всегда на виду, потому порезы появляются на бедрах. С одной стороны, в такие моменты Диана не совсем понимает, что делает – ее охватывает безумие, но с другой, все же осознает, что не должна портить себе кожу на видных местах.
Возможно, она все-таки ненормальная.
Ее взгляд становится отсутствующим, и Уолтер неправильно интерпретирует его.
– Не переживай. Я и твоя мать все обдумали. После концерта на «Скай-Арена» ты «повредишь» голосовые связки и вернешься через несколько месяцев. Скажем, что у тебя была операция. Это прекрасно объяснит тот факт, что у тебя изменился голос. К тому же нам всегда поможет автотюн. Ты будешь петь сама, как и мечтала.
Мечтала… Хорошее слово. Теперь Диана мечтает вернуться в прошлое, в тот день, когда ее перепутали с Санни Ховард, чтобы остаться дома. Даже Дастин Лестерс не вызывает в ней теперь столько эмоций, как раньше. А ведь она любила его. Грезила о нем.
– О твоей тайне никто не узнает, – по-отечески улыбается ей Уолтер. Диана молчит.
Продюсер показывает ей расписание на следующую неделю, рассказывает что-то про съемку в рекламе духов известного Дома моды, Диана подписывает какие-то документы, а потом уходит – впереди интервью. И наверняка там снова будут спрашивать о том, помогал ей папочка или нет.
Все знают, что помогал, все усмехаются за ее спиной. Только голос, принадлежащий Ховард, не дает им полностью растоптать ее. Они вынуждены признать ее талант. Талант рыжей. Диана тоже его признает.
Настроение ее уходит в ноль. А окружающие снова видят в ней Снежную королеву – холодную и равнодушную.
Вечером Диана едет в особняк родителей. Сегодня – семейный ужин, на котором отец решил собрать всех, кроме, разве что, Виктора. Он до сих пор находится в изгнании. Мать несколько раз звонит ей и говорит, что, возможно, сегодня отец скажет что-то про завещание. Диана должна быть паинькой и ловить каждое его слово. Получив известность, она заработала неплохие очки, а это значит, что она может получить по завещанию больше, чем они рассчитывали. Диана несколько отвыкла от такой опеки матери, но понимает, что та волнуется из-за денег и страха ничего не получить. Она слушает Эмму, бездумно глядя в окно машины, и почему-то думает о том, что это неправильно и глупо. Странно, что мать и отец не любят друг друга – а ведь в детстве ей казалось, что браки заключают только по любви, а не по расчету. Однако мать быстро объяснила ей, что чувства – самая бесполезная вещь в мире, а любовь всегда лжива, если это, конечно, не материнская любовь.
Диана давно не была в доме родителей – несколько месяцев. Она жила в своей квартире – в той самой, которая находилась над апартаментами Лестерса. Правда, и там она появлялась нечасто, только на ночь.
Особняк родителей сияет огнями в наступающей тьме. Диана хотела убежать из этого места и никогда больше не возвращаться, но теперь, шагая по знакомому холлу, чувствует странное умиротворение. И понимает, что хочет зайти в свою комнату, которую покидала в спешке, словно сбегая. Она обнимает мать, которая в платье в греческом стиле похожа на богиню с Олимпа, а потом поднимается на второй этаж, приподняв подол струящегося темно-синего платья с богатой вышивкой.
Комната ждала ее – в ней ничего не изменилось, и всюду царит идеальный порядок. Даже пыли нет, здесь постоянно убираются. Только живых цветов, которые так любила Диана, нет. В гардеробной до сих пор остаются ее вещи, на полках стоят учебники, а в прикроватной тумбочке она вдруг находит старый медиатор, которым пользовалась еще в «Стеклянной мяте». Он вручную сделан из небьющегося стекла. Когда-то давно его ей подарила Николь – увидела, что Диана заинтересовалась им, и просто отдала со словами: «Чтобы делать хорошую музыку».
Диана сжимает медиатор в тонких пальцах. Ей вновь вспоминается сцена с пощечиной, которую она дала Николь сегодня. Диане стыдно, но она не могла слышать этих слов. Это было слишком несправедливо. На глаза отчего-то просятся слезы, но она не разрешает себе плакать. И запрещает думать о прошлом. Это невыносимо. Она увязла в нем, как в болоте.
Перед тем как выйти из комнаты, Диана смотрит на картину, подаренную Дастином – «Дом на самом краю неба». И думает почему-то, что хотела бы там оказаться. Среди тонн солнечного света, облаков и свободы.
Когда Диана возвращается, почти все родственники уже в сборе – они разбрелись по группкам и недобро поглядывают друг на друга, попивая шампанское и сплетничая. Здесь не только дети и жены Николаса Мунлайта, присутствует почти вся его родня, а также Уилшеры.
Диана здоровается с дедушкой по материнской линии – он все еще сенатор и будет оставаться на посту еще пару лет. Для Эммы это хоть какая-то гарантия того, что Николас не решится развестись с ней за это время. Затем приветствует бывших жен отца – Валери и Милдред, которые стоят поодаль и о чем-то шепчутся. Они оценивающе смотрят на Диану – на их глазах из глупой девчонки за год она стала звездой сцены, популярность которой поддерживает Николас. А значит, Диана – еще один соперник в борьбе за наследство.
Глядя, как бывшие жены смотрят на Диану, ее мать улыбается с гордостью. Ее девочка – молодец. Она получит свое. Они получат.
В какой-то момент появляются Джек и Уилсон – сыновья Милдред, братья Дианы. Джек недавно вернулся из армии и теперь, как говорят, открывается по полной. Только с наркотой осторожен – лишиться денег отца и снова на пару лет стать солдатом ему больше не хочется. Уилсон, которого отец временно лишал финансовой поддержки, тоже осторожен, хотя Диана уверена – он так и не бросил гонки.
Видя младшую сестру, Джек и Уилсон, которые в смокингах смотрятся глупо, подходят к ней и небрежно по очереди обнимают, касаясь модно небритыми щеками ее щеки – ей кажется это неприятным. Для нее они – чужие люди.
– А ты неплохо смотришься с экрана, сестренка! – восклицает Джек, отстраняясь, держа Диану за предплечья и рассматривая, как куклу. В детстве он делал точно так же. Только еще и морщился.
– Да, ты офигенно изменилась, детка, – вторит ему Уилсон. – Почему я не знал, что ты так круто поешь?
– Потому что мы не общались? – логично спрашивает Диана.
Они смеются.
– Отец так помогает тебе, наша малышка Ди стала любимицей? – хмыкает Джек. – Или Угрюмый Аар все еще в фаворе? – насмешливо смотрит он на Аарона, который держит под руку Елену и общается с Клинтом Уилшером, также приглашенным на ужин. Видя его, Диана вдруг думает о Кристиане. Будет ли он на ужине? А, да, он же в Европе вместе со старшим братом. Нет.
– Отцы всегда больше любят дочек, чем сыновей, – улыбается Диана, стараясь, чтобы ее слова достигли ушей Валери и Милдред. – Особенно, если дочка у них одна, а сыновей много.
Затем Диана подходит к Аарону и Елене. Они с братом все так же безразличны друг другу и лишь вежливо здороваются, однако по Елене Диана даже немного соскучилась. Они тоже давно не виделись. Елена много времени стала проводить за границей – почему, Диана понятия не имеет. Они только изредка переписываются.
– Ты такая молодец, – улыбается ей невестка. В отличие от остальных родственников, в ее улыбке Диана чувствует теплоту. – Я видела твои клипы и интервью. Горжусь тобой.
– Спасибо, – отвечает Диана, удивленная выбором наряда Елены – прежде та предпочитала спокойные классические цвета, а сегодня ее вечернее платье алое, словно кровь. Закрытое, с длинными полупрозрачными рукавами и тонким пояском, делающим акцент на талии – этот наряд яркий и одновременно аристократически-строгий. Блеск бриллиантов в ушах и на пальцах добавляет шикарности в образ Елены. И, кажется, Аарон, который никогда не изменяет любви к темным оттенкам, недоволен выбором жены.
– Мои младшие сестры в восторге, – добавляет Елена. – Они очень просили твой автограф.
– Без проблем, – кивает Диана.
Они разговаривают – легко находят общую тему. Но Диане кажется, что с Еленой что-то не то. Ее зеленые глаза стали другими, и каждый раз, когда она кидает взгляд на Аарона, в них появляется жесткость. Сама Елена тоже видит, как поменялась Диана. И говорит ей об этом:
– Знаешь, а ведь ты стала другой.
– Взрослой? Красивой? Яркой? – усмехается Диана. Она часто слышит о том, как повзрослела, похорошела и приобрела свой стиль.
Елена качает головой.
– Без сомнения, ты выглядишь иначе, чем раньше. Но я о другом. – Елена касается кончиком пальцев своих ресниц. – Глаза, Диана. Твои глаза стали другими. Я могу тебе чем-то помочь? – вдруг мягко спрашивает она.
Диана чуть хмурится.
– В чем?
– Не знаю, – отвечает серьезно Елена. – Я не знаю, что у тебя на душе. Но если тебе нужна помощь – я всегда помогу тебе, Диана.
Та кусает губы. Слова Елены не нравятся ей.
– Ты когда-нибудь слышала выражение: «Глаза, полные боли»? – спрашивает Елена.
– К чему ты клонишь?
– У тебя такие глаза. Если я могу помочь, скажи мне.
Диана усмехается про себя. Чем ей может помочь та, которая сама зависит от ее старшего брата? Она смотрит на Аарона, и тот, чувствуя ее взгляд, поворачивается и холодно улыбается им с Еленой.