– Как у тебя дела?
– Помогаю по дому, забочусь о племяннике.
– И что, больше ничего интересного за последние месяцы?
– Я и с другими делами помогаю.
Положив руки на пояс, Рюн оглядел блестевшую золотом гору, голубое небо.
– Должно быть, жизнь у тебя здесь спокойней некуда.
– Очень спокойная.
– Скучная?
Я не ответила.
– Жених-то появился?
Я смущенно и настороженно скривилась:
– Нет.
– У твоей сестры есть муж и сын. Жениха у тебя нет. Как по мне, так ты здесь не особо и нужна. Тебя здесь ничего не держит. Командор Ли хочет, чтобы ты вернулась в полицию. Даже специально меня об этом попросил: знал, что мы знакомы.
– Меня? Он просит меня вернуться?
– Ну, приказать-то он тебе не может. Слишком он уважает инспектора Хана, чтобы так поступить. Ему известно, что вы с ним были связаны кровью.
– Но зачем я ему нужна?
– Он растерял всех способных тамо. Хеён и несколько других девушек сдали медицинский экзамен и стали дворцовыми врачевательницами.
Закусив нижнюю губу, я качала племянника. Я бы соврала, если бы сказала, что не помышляла вернуться в столицу, да и сердце подпрыгнуло от мысли о новой загадке. Но радость тут же испарилась и тяжелым грузом легла на душу: я вспомнила, что инспектора Хана больше нет.
– Все будет по-другому. Новый инспектор, новое дело, – кивнул Рюн. – Инспектор Хан говорил командору, что детективами рождаются, а не становятся. Хороший детектив должен быть любознательным и решительным – а он прям так тебя и описывал. В основном именно поэтому командор Ли и просит тебя вернуться, пусть и не хочет этого признавать. Ни один военный чиновник в жизни не признает, что ему нужна помощь девчонки.
Я почти что улыбнулась, хотя последние месяцы мне было сложно радоваться от души.
– Новый инспектор…
– Да, новый, – Рюн сглотнул ком в горле. По его лицу пробежала мрачная тень. – Я порой забываю, что инспектор погиб. Но его больше нет, Соль. И он хотел бы, чтобы ты продолжала жить, не оглядываясь на прошлое.
* * *
От моего дома до моря можно было рукой подать.
Я осторожно двинулась вдоль края обрыва. Лицо и поношенное платье промокли под морскими брызгами. Наконец я нашла тропинку вниз. Я спрыгнула на берег, под ногами хрустнула галька. Взобравшись на уходящие в море камни, я вытянула по бокам руки и сделала несколько нетвердых шагов. Туман рассеялся. Море передо мной плескалось о камни, усыпанные морскими звездами и моллюсками. Мимо прополз черный краб.
Я разжала кулак и посмотрела на измятое письмо. Рюн привез мне черную лакированную шкатулку из кабинета инспектора Хана.
– Должно быть, хозяин боялся, – объяснил Рюн, когда я спросила, почему инспектор сам не отдал мне шкатулку, хотя у него была такая возможность. – Эти письма были его сердцем, а он никогда не умел делиться самым сокровенным.
Это было самое последнее письмо инспектора Хана. Я глядела на него и гадала: а не привиделась ли мне столица? Не привиделось ли мне знакомство с инспектором или заброшенное поместье, где я встретилась со своей историей в виде старой сосны в форме реки?
Я ждала. Он появился передо мной не сразу, но в конце концов я увидела его длинное худое лицо, прямой нос, карие глаза, наполненные светом. Что они сейчас видели?
Я вгляделась в горизонт. Я знала, куда он ушел.
Он погрузился в море возрождения, в стремительный поток десяти тысяч рек. Я закрыла глаза и обратилась к небесам с просьбой: пусть в следующей жизни орабони окружают люди, чьи сердца будут полны доброты. А я буду доброй ко всем вокруг, потому что брат может быть в любом из них – в ребенке, в муравье, в слепой черепахе, прибитой к берегу волнами.
Возможно, если прислушаться, я услышу стук его сердца даже в глубинах моря.
Двадцать четыре
Последнее письмо инспектора Хана к мертвым
Великий сезон дождей все не прекращается. Сквозь болота я добрался до Инчхона. Я хотел поговорить с твоей старшей сестрой, взглянуть на дом, в котором ты выросла, но в последний момент отвернулся от ее дверей. Я не смог взглянуть в глаза нашему прошлому. Я не знаю, как дать тебе то, чего ты желаешь. Может, у меня получится вообразить это хотя бы в письме к тебе, но никак не лично. Мне не под силу стать братом, которого ты хочешь во мне видеть.
Поэтому я поехал в столицу, где я точно нужен. На обратном пути я взглянул на восток, и как ты думаешь, младшая сестренка, что я увидел? Я увидел, как мы с тобой едем в Сувон. Ты заходишься смехом, когда мы проезжаем через разливные луга. Мою душу греет твоя радость, и я неимоверно благодарен судьбе, что смог увидеть, как ты выросла.
Мы со старшей сестрой не думали, что ты доживешь до десятой зимы. В детстве, стоило мне выйти за дровами, как тебя тотчас продувало. Здоровье у тебя было слабое, да и не всякая еда тебе подходила.
Удивительно, какой умной и способной ты выросла. Ты теперь выше любого мужчины в ведомстве. Ты все еще выглядишь хрупкой, как будто вот-вот сломаешься, но ты научилась защищать других. Мне сложно в это поверить, но ты уже не ребенок. Ты выросла и без меня стала такой сильной.
Быть может, когда-нибудь, когда старшей сестре будет шестьдесят, а тебе сорок семь, мы вновь поприветствуем друг друга, а сердца наши переполнит блаженство.
А пока я еду домой.
От автора
Первые масштабные гонения на католиков в чосонской Корее, «Синю Пакхэ», произошли в 1801 году. Тогда обезглавили приблизительно триста христиан. Тысячи других арестовали, пытали, изгнали.
Когда я впервые узнала об этом периоде корейской истории, мне в глаза сразу бросились две женщины: королева Чонсун, регент с яростью генералов, и госпожа Кан Вансук, знатная женщина, которая отказалась от семейной жизни и стала во главе преимущественно мужского католического сообщества.
Тем не менее, чтобы понять этих женщин, необходимо знать политический контекст того времени, потому что именно он во многом повлиял на их жизни.
В чосонской Корее девятнадцатого века существовало четыре партии, также известных как «Четыре цвета»: «южане», «северяне», «партия старых» и «партия молодых». Принадлежность к партиям формировалась поколениями и основывалась на семейных узах и отношениях между учителями и учениками. Партии то и дело сражались за власть, сажали соперников в тюрьму, изгоняли их из страны и даже убивали.
В период, описанный в книге, наиболее сильное влияние имела «партия старых». Они решительно поддерживали строгую классическую социальную структуру, в которой ценилась чистота крови и сохранение традиций. Соответственно, они выступали против любого влияния Запада на ближайшее королевское окружение. Тем временем «южане» переживали падение и, чтобы вернуть власть, обратились к новым веяниям: они перенимали западные философские идеи, религию, науку. Когда «южане» завезли в Чосон западное учение из Китая, «партия старых» в связи с этим ужесточила свою позицию. Со временем разногласия между двумя партиями только множились.
Борьба партий во многом осложнила жизнь королевы Чонсун при дворце. В четырнадцать лет ее выдали замуж за престарелого короля Ёнджо, и она всеми силами старалась поддерживать влияние «партии старых», к которой принадлежала ее семья. Под давлением «партии старых» король Ёнджо убил собственного сына – наследного принца Садо, который придерживался реформистских взглядов. Тем не менее этот шаг привел к обратным последствиям: когда старый король умер, к власти пришел Чонджо, сын убитого принца. Объединившись с «южной партией», он наказал родственников королевы Чонсун, состоящих в «партии старых», и лишил ее власти.
Следующие двадцать лет она копила злобу на короля Чонджо и «южан». А потом, после неожиданной смерти Чонджо, королева стала регентом, и в ее руках оказалась власть над правительством. Чонсун тут же начала мстить. Она объединилась с «партией старых» и устроила гонения на католиков – так она хотела устранить всех «южан», ведь именно они по большей части исповедовали христианство. Она наконец-то могла дать волю ярости и отыграться на политических соперниках за годы бессилия и изолированности.
За стенами дворца была и другая женщина, бросившая вызов гендерным стереотипам Чосона, где женщин практически полностью запирали от внешнего мира. Госпожа Кан Вансук встала во главе католического сообщества. В 1795 году она помогла перевезти в Ханян (сейчас Сеул) священника Чжоу Вэньмо. Когда правительству стало известно о священнике, его начали активно искать, и тогда госпожа Кан решила спрятать Чжоу Вэньмо у себя в поместье.
С тех пор ее дом стал сердцем католической деятельности и пропаганды. Однако госпожа Кан не только распространяла Евангелие, но и учила неграмотных слуг и служанок читать.
Разразившееся в 1801 году «Синю Пакхэ» по задумке королевы-регентши должно было устранить «южан», но затронуло даже тех, кто не имел к партии никакого отношения. Госпожу Кан арестовали одной из первых и доставили в Столичное ведомство полиции. Ее пытали, но даже тогда госпожа Кан не созналась, где прячется священник, пока тот сам не решил сдаться полиции.
Вскоре после этого госпожу Кан и священника, как и многих других, приговорили к смерти. Ее обезглавили перед Западными воротами Ханяна второго июля 1801 года (двадцать второе мая по лунному календарю). Ей было сорок лет.
Благодарности
Я думаю обо всех, кто поддерживал мою мечту стать писателем, и как никогда ясно понимаю, что издание книги – это труд не одного человека. Я бесконечно благодарна моему редактору Эмили Сеттл, которая не покладая рук помогала мне превратить эту рукопись в роман.
Особое спасибо моему выпускающему редактору Алексею Есикоффу, моему корректору Валери Ши, дизайнеру Кэти Климович, художнику обложки Касику Чону и всем работникам чудесного издательства «Feiwel and Friends» за то, что дали этой книге жизнь. Огромное спасибо моему агенту Эми Элизабет Бишоп, которая отстаивала мою книгу и терпеливо отвечала на мои нервные письма!
Моим критикам, первым читателям, болельщикам: без вас это книжное приключение было бы слишком одиноким и тоскливым. Спасибо, Ким С., Клариссе, Мине, Кэрри, Мэйбель, Татьяне, Мэтью, Мадо, Эван и в особенности Шайлинь, которые верили в эту книгу даже тогда, когда я в ней сомневалась. Моей маленькой компании леди и Кристине: то, с какими терпением и любовью вы слушали про мои писательские неудачи, поддерживало меня на плаву. Джоан Хэ и Розель: спасибо, что были рядом и отвечали на мои вопросы об издании книги! И огромное спасибо Ребекке, Франческе, Марии Д., Амели, Кэти, Кэйтлин, Грэйс, Юнис, Лиз, Нафизе, Адель, Рэйчел, Патрис и Тане, а также многим другим, кто вступался за эту книгу в «Твиттере». Невероятная благодарность Джули Дао за то, что подбодрила меня, когда я не могла выбраться из ямы сомнений, и за то, что стала примером для подражания для стольких писателей.
Также хотелось бы поблагодарить критиков, которые были со мной, когда я только начала писать, и которые помогли мне стать лучшим писателем: Ровенну, Касси, Присциллу, Бекку К., Флору, Грэйс В., Валь-Рэ, Рику, Сару Дилл и Бренну. Надеюсь, я никого не забыла, а такое вполне возможно (простите!). Очень многие помогли мне на моем пути.
Мой поклон «Команде писателей Торонто»: Кесс, Фэллон, Элоре, Келли, Сарине, Саше, Лизель, Деборе, Джоанне, Луизе и Мэгги. Спасибо за вашу поддержку и источник бесконечного вдохновения. Я каждый раз с нетерпением жду наших длинных посиделок с коктейлями и разговорами о писательстве и издании книг.
И, конечно, бесконечная благодарность моей семье. Моим родителям, которые поддерживали меня в желании писать и никогда не говорили делать то, что мне не нравится. Моей сестре за то, что всегда была на моей стороне и даже не сомневалась, что у меня все получится. Моему брату, который верил, что однажды я заработаю на книгах столько, что куплю ему дом и машину (этот день все еще очень, очень далеко). И моему мужу Боско за незыблемую любовь и понимание. Жизнь полна ярких красок, если рядом такой друг, как ты.
Целые башни книг и статей помогли мне оживить чосонскую Корею, но больше всего я обращалась к нескольким авторам: Ким Хабуш «Эпистолярная Корея: Письма коммуникативного пространства Чосона, 1392–1910», Сун Джуким и Джунвон Ким «Несправедливые смерти: Избранные отчеты о расследованиях в Корее девятнадцатого века», Юнчун Ким «Женщины Кореи: от древних времен до 1945 г.», Питер Х. Ли «Истоки корейских традиций. Том 2», Кей П. Ян и Грегори Хендерсон «Краткая история корейского конфуцианства. Часть первая: ранний период и фракционность Ли» и Мусук Хан «Встреча: роман о Корее девятнадцатого века».
И последнее: спасибо Иисусу, моему Господу и Спасителю, что помог пережить самые мрачные моменты моей жизни и что мирился со мной, когда я была в плохом настроении.
– Помогаю по дому, забочусь о племяннике.
– И что, больше ничего интересного за последние месяцы?
– Я и с другими делами помогаю.
Положив руки на пояс, Рюн оглядел блестевшую золотом гору, голубое небо.
– Должно быть, жизнь у тебя здесь спокойней некуда.
– Очень спокойная.
– Скучная?
Я не ответила.
– Жених-то появился?
Я смущенно и настороженно скривилась:
– Нет.
– У твоей сестры есть муж и сын. Жениха у тебя нет. Как по мне, так ты здесь не особо и нужна. Тебя здесь ничего не держит. Командор Ли хочет, чтобы ты вернулась в полицию. Даже специально меня об этом попросил: знал, что мы знакомы.
– Меня? Он просит меня вернуться?
– Ну, приказать-то он тебе не может. Слишком он уважает инспектора Хана, чтобы так поступить. Ему известно, что вы с ним были связаны кровью.
– Но зачем я ему нужна?
– Он растерял всех способных тамо. Хеён и несколько других девушек сдали медицинский экзамен и стали дворцовыми врачевательницами.
Закусив нижнюю губу, я качала племянника. Я бы соврала, если бы сказала, что не помышляла вернуться в столицу, да и сердце подпрыгнуло от мысли о новой загадке. Но радость тут же испарилась и тяжелым грузом легла на душу: я вспомнила, что инспектора Хана больше нет.
– Все будет по-другому. Новый инспектор, новое дело, – кивнул Рюн. – Инспектор Хан говорил командору, что детективами рождаются, а не становятся. Хороший детектив должен быть любознательным и решительным – а он прям так тебя и описывал. В основном именно поэтому командор Ли и просит тебя вернуться, пусть и не хочет этого признавать. Ни один военный чиновник в жизни не признает, что ему нужна помощь девчонки.
Я почти что улыбнулась, хотя последние месяцы мне было сложно радоваться от души.
– Новый инспектор…
– Да, новый, – Рюн сглотнул ком в горле. По его лицу пробежала мрачная тень. – Я порой забываю, что инспектор погиб. Но его больше нет, Соль. И он хотел бы, чтобы ты продолжала жить, не оглядываясь на прошлое.
* * *
От моего дома до моря можно было рукой подать.
Я осторожно двинулась вдоль края обрыва. Лицо и поношенное платье промокли под морскими брызгами. Наконец я нашла тропинку вниз. Я спрыгнула на берег, под ногами хрустнула галька. Взобравшись на уходящие в море камни, я вытянула по бокам руки и сделала несколько нетвердых шагов. Туман рассеялся. Море передо мной плескалось о камни, усыпанные морскими звездами и моллюсками. Мимо прополз черный краб.
Я разжала кулак и посмотрела на измятое письмо. Рюн привез мне черную лакированную шкатулку из кабинета инспектора Хана.
– Должно быть, хозяин боялся, – объяснил Рюн, когда я спросила, почему инспектор сам не отдал мне шкатулку, хотя у него была такая возможность. – Эти письма были его сердцем, а он никогда не умел делиться самым сокровенным.
Это было самое последнее письмо инспектора Хана. Я глядела на него и гадала: а не привиделась ли мне столица? Не привиделось ли мне знакомство с инспектором или заброшенное поместье, где я встретилась со своей историей в виде старой сосны в форме реки?
Я ждала. Он появился передо мной не сразу, но в конце концов я увидела его длинное худое лицо, прямой нос, карие глаза, наполненные светом. Что они сейчас видели?
Я вгляделась в горизонт. Я знала, куда он ушел.
Он погрузился в море возрождения, в стремительный поток десяти тысяч рек. Я закрыла глаза и обратилась к небесам с просьбой: пусть в следующей жизни орабони окружают люди, чьи сердца будут полны доброты. А я буду доброй ко всем вокруг, потому что брат может быть в любом из них – в ребенке, в муравье, в слепой черепахе, прибитой к берегу волнами.
Возможно, если прислушаться, я услышу стук его сердца даже в глубинах моря.
Двадцать четыре
Последнее письмо инспектора Хана к мертвым
Великий сезон дождей все не прекращается. Сквозь болота я добрался до Инчхона. Я хотел поговорить с твоей старшей сестрой, взглянуть на дом, в котором ты выросла, но в последний момент отвернулся от ее дверей. Я не смог взглянуть в глаза нашему прошлому. Я не знаю, как дать тебе то, чего ты желаешь. Может, у меня получится вообразить это хотя бы в письме к тебе, но никак не лично. Мне не под силу стать братом, которого ты хочешь во мне видеть.
Поэтому я поехал в столицу, где я точно нужен. На обратном пути я взглянул на восток, и как ты думаешь, младшая сестренка, что я увидел? Я увидел, как мы с тобой едем в Сувон. Ты заходишься смехом, когда мы проезжаем через разливные луга. Мою душу греет твоя радость, и я неимоверно благодарен судьбе, что смог увидеть, как ты выросла.
Мы со старшей сестрой не думали, что ты доживешь до десятой зимы. В детстве, стоило мне выйти за дровами, как тебя тотчас продувало. Здоровье у тебя было слабое, да и не всякая еда тебе подходила.
Удивительно, какой умной и способной ты выросла. Ты теперь выше любого мужчины в ведомстве. Ты все еще выглядишь хрупкой, как будто вот-вот сломаешься, но ты научилась защищать других. Мне сложно в это поверить, но ты уже не ребенок. Ты выросла и без меня стала такой сильной.
Быть может, когда-нибудь, когда старшей сестре будет шестьдесят, а тебе сорок семь, мы вновь поприветствуем друг друга, а сердца наши переполнит блаженство.
А пока я еду домой.
От автора
Первые масштабные гонения на католиков в чосонской Корее, «Синю Пакхэ», произошли в 1801 году. Тогда обезглавили приблизительно триста христиан. Тысячи других арестовали, пытали, изгнали.
Когда я впервые узнала об этом периоде корейской истории, мне в глаза сразу бросились две женщины: королева Чонсун, регент с яростью генералов, и госпожа Кан Вансук, знатная женщина, которая отказалась от семейной жизни и стала во главе преимущественно мужского католического сообщества.
Тем не менее, чтобы понять этих женщин, необходимо знать политический контекст того времени, потому что именно он во многом повлиял на их жизни.
В чосонской Корее девятнадцатого века существовало четыре партии, также известных как «Четыре цвета»: «южане», «северяне», «партия старых» и «партия молодых». Принадлежность к партиям формировалась поколениями и основывалась на семейных узах и отношениях между учителями и учениками. Партии то и дело сражались за власть, сажали соперников в тюрьму, изгоняли их из страны и даже убивали.
В период, описанный в книге, наиболее сильное влияние имела «партия старых». Они решительно поддерживали строгую классическую социальную структуру, в которой ценилась чистота крови и сохранение традиций. Соответственно, они выступали против любого влияния Запада на ближайшее королевское окружение. Тем временем «южане» переживали падение и, чтобы вернуть власть, обратились к новым веяниям: они перенимали западные философские идеи, религию, науку. Когда «южане» завезли в Чосон западное учение из Китая, «партия старых» в связи с этим ужесточила свою позицию. Со временем разногласия между двумя партиями только множились.
Борьба партий во многом осложнила жизнь королевы Чонсун при дворце. В четырнадцать лет ее выдали замуж за престарелого короля Ёнджо, и она всеми силами старалась поддерживать влияние «партии старых», к которой принадлежала ее семья. Под давлением «партии старых» король Ёнджо убил собственного сына – наследного принца Садо, который придерживался реформистских взглядов. Тем не менее этот шаг привел к обратным последствиям: когда старый король умер, к власти пришел Чонджо, сын убитого принца. Объединившись с «южной партией», он наказал родственников королевы Чонсун, состоящих в «партии старых», и лишил ее власти.
Следующие двадцать лет она копила злобу на короля Чонджо и «южан». А потом, после неожиданной смерти Чонджо, королева стала регентом, и в ее руках оказалась власть над правительством. Чонсун тут же начала мстить. Она объединилась с «партией старых» и устроила гонения на католиков – так она хотела устранить всех «южан», ведь именно они по большей части исповедовали христианство. Она наконец-то могла дать волю ярости и отыграться на политических соперниках за годы бессилия и изолированности.
За стенами дворца была и другая женщина, бросившая вызов гендерным стереотипам Чосона, где женщин практически полностью запирали от внешнего мира. Госпожа Кан Вансук встала во главе католического сообщества. В 1795 году она помогла перевезти в Ханян (сейчас Сеул) священника Чжоу Вэньмо. Когда правительству стало известно о священнике, его начали активно искать, и тогда госпожа Кан решила спрятать Чжоу Вэньмо у себя в поместье.
С тех пор ее дом стал сердцем католической деятельности и пропаганды. Однако госпожа Кан не только распространяла Евангелие, но и учила неграмотных слуг и служанок читать.
Разразившееся в 1801 году «Синю Пакхэ» по задумке королевы-регентши должно было устранить «южан», но затронуло даже тех, кто не имел к партии никакого отношения. Госпожу Кан арестовали одной из первых и доставили в Столичное ведомство полиции. Ее пытали, но даже тогда госпожа Кан не созналась, где прячется священник, пока тот сам не решил сдаться полиции.
Вскоре после этого госпожу Кан и священника, как и многих других, приговорили к смерти. Ее обезглавили перед Западными воротами Ханяна второго июля 1801 года (двадцать второе мая по лунному календарю). Ей было сорок лет.
Благодарности
Я думаю обо всех, кто поддерживал мою мечту стать писателем, и как никогда ясно понимаю, что издание книги – это труд не одного человека. Я бесконечно благодарна моему редактору Эмили Сеттл, которая не покладая рук помогала мне превратить эту рукопись в роман.
Особое спасибо моему выпускающему редактору Алексею Есикоффу, моему корректору Валери Ши, дизайнеру Кэти Климович, художнику обложки Касику Чону и всем работникам чудесного издательства «Feiwel and Friends» за то, что дали этой книге жизнь. Огромное спасибо моему агенту Эми Элизабет Бишоп, которая отстаивала мою книгу и терпеливо отвечала на мои нервные письма!
Моим критикам, первым читателям, болельщикам: без вас это книжное приключение было бы слишком одиноким и тоскливым. Спасибо, Ким С., Клариссе, Мине, Кэрри, Мэйбель, Татьяне, Мэтью, Мадо, Эван и в особенности Шайлинь, которые верили в эту книгу даже тогда, когда я в ней сомневалась. Моей маленькой компании леди и Кристине: то, с какими терпением и любовью вы слушали про мои писательские неудачи, поддерживало меня на плаву. Джоан Хэ и Розель: спасибо, что были рядом и отвечали на мои вопросы об издании книги! И огромное спасибо Ребекке, Франческе, Марии Д., Амели, Кэти, Кэйтлин, Грэйс, Юнис, Лиз, Нафизе, Адель, Рэйчел, Патрис и Тане, а также многим другим, кто вступался за эту книгу в «Твиттере». Невероятная благодарность Джули Дао за то, что подбодрила меня, когда я не могла выбраться из ямы сомнений, и за то, что стала примером для подражания для стольких писателей.
Также хотелось бы поблагодарить критиков, которые были со мной, когда я только начала писать, и которые помогли мне стать лучшим писателем: Ровенну, Касси, Присциллу, Бекку К., Флору, Грэйс В., Валь-Рэ, Рику, Сару Дилл и Бренну. Надеюсь, я никого не забыла, а такое вполне возможно (простите!). Очень многие помогли мне на моем пути.
Мой поклон «Команде писателей Торонто»: Кесс, Фэллон, Элоре, Келли, Сарине, Саше, Лизель, Деборе, Джоанне, Луизе и Мэгги. Спасибо за вашу поддержку и источник бесконечного вдохновения. Я каждый раз с нетерпением жду наших длинных посиделок с коктейлями и разговорами о писательстве и издании книг.
И, конечно, бесконечная благодарность моей семье. Моим родителям, которые поддерживали меня в желании писать и никогда не говорили делать то, что мне не нравится. Моей сестре за то, что всегда была на моей стороне и даже не сомневалась, что у меня все получится. Моему брату, который верил, что однажды я заработаю на книгах столько, что куплю ему дом и машину (этот день все еще очень, очень далеко). И моему мужу Боско за незыблемую любовь и понимание. Жизнь полна ярких красок, если рядом такой друг, как ты.
Целые башни книг и статей помогли мне оживить чосонскую Корею, но больше всего я обращалась к нескольким авторам: Ким Хабуш «Эпистолярная Корея: Письма коммуникативного пространства Чосона, 1392–1910», Сун Джуким и Джунвон Ким «Несправедливые смерти: Избранные отчеты о расследованиях в Корее девятнадцатого века», Юнчун Ким «Женщины Кореи: от древних времен до 1945 г.», Питер Х. Ли «Истоки корейских традиций. Том 2», Кей П. Ян и Грегори Хендерсон «Краткая история корейского конфуцианства. Часть первая: ранний период и фракционность Ли» и Мусук Хан «Встреча: роман о Корее девятнадцатого века».
И последнее: спасибо Иисусу, моему Господу и Спасителю, что помог пережить самые мрачные моменты моей жизни и что мирился со мной, когда я была в плохом настроении.