– Будь осторожна, – предостерегла меня госпожа Кан.
Из-за ее спины мне улыбнулась Сунхи.
– Ничего не бойся и делай то, что должно. Ради утомленных и испуганных, создай рай на холодных костях этой земли.
Я сцепила руки и, глубоко поклонившись, попрощалась с женщинами. Интересно, увижусь ли я с ними еще? Возможно, уже скоро их обвинят в измене и приговорят к смерти.
Я выпрямилась. Я старалась запомнить их мягкие прикосновения и улыбки. Прошлой ночью они меня накормили и напоили чаем. Каждая тарелка и миска были наполнены щедростью и благодарностью.
Я не верила в их западного бога, но точно знала: в прошлой жизни госпожа Кан с дочерью были мне любящими тетушкой и двоюродной сестрой.
Госпожа Кан шагнула ко мне.
– Сейчас мы видим лишь темноту, но наступит время и для яркого утра, – большими ладонями она обхватила мои шершавые пальцы. – Соль, я молю бога, чтобы он благословил твою жизнь. Пусть ты найдешь доброту везде, куда бы ни направилась.
* * *
Я надвинула саткат пониже, чтобы стражник у Восточных ворот не смог рассмотреть моего лица. Показала ему документы одного из слуг госпожи Кан, которые она мне выдала. Мужчина кинул на меня беглый взгляд, но увидел лишь серые одежды, порванные, грязные, подвязанные черным поясом. Такой же пучок, как у мужчин, спрятанный под соломенной шляпой. В его глазах я выглядела безобидным долговязым юношей.
Он кивнул мне подбородком на ворота, чтобы я шла дальше.
Из столицы я извилистой дорогой двинулась на восток, где река Хан встречалась с горами Ёнма и Ачха, силуэты которых вырисовывались в лиловом утреннем небе. Меня пробрала дрожь. Было холодно, и я мысленно поблагодарила госпожу Кан за хлопковую подкладку под одеждой. Хотя на дворе еще была осень, ночью выпал снег и покрыл поля и горы белым, как кости, покровом.
Заслышав шаги за спиной, я нервно обернулась. Это оказался водонос с коромыслом и двумя бадьями, из которых то и дело выплескивалась вода. С обгоревшего лица на меня смотрели выпученные глаза. На одно короткое мгновение наши взгляды встретились. Я зашагала быстрее, пока он не превратился в маленькое пятнышко позади.
Я всего боялась. Никому нельзя было доверять.
На подходе к горам ветер усилился. Вершины заслоняли солнце, и я шла через ледяное море теней. Несколько прядей выбились из-под шляпы, лезли в лицо. Порой я не видела ничего, кроме волос, порой – лишь осколки лилового неба и огромных гор. Пару раз я останавливалась, собирала волосы и оглядывалась, проверяя, не следит ли за мной кто. А потом заставляла себя идти дальше.
Путь мне предстоял недолгий, и все же он казался бесконечным – как тогда, когда мы с братом и сестрой плыли обратно на полуостров после трех лет изгнания.
«Я люблю старшую сестру. Люблю небо. Люблю море. Люблю рыбок в нем, – перечисляла я, перебирая пальцами длинные травинки. – Но больше всех я люблю тебя, орабони!»
«Больше всех».
Заледеневшими пальцами я залезла за пазуху. Еле отыскала, но все же достала и развернула лист бумаги, на котором нарисовала портрет брата: его затененные глаза, круглое лицо, робкую улыбку.
Он принадлежал прошлому, и он никогда его не покинет. Даже чтобы разыскать меня.
Я поцеловала лист и разорвала его напополам, потом еще и еще, вслушиваясь в шелест бумаги. Раскрыв ладони, я позволила ветру унести клочки, и они разлетелись в разные стороны, как мотыльки.
* * *
Гора Ёнма вырастала из холмов подобно штормовым волнам, под которыми проплывал дракон. С каждым часом на дорогах становилось все больше людей. Значит, где-то поблизости была деревня. Крестьянин с вереницей пони, груженных солью, женщина с корзиной деревенских овощей на голове, еще один водонос – каждого я спрашивала, где мне найти деревню Мёнмок. Их костлявые пальцы привели меня к южному подножию горы Ёнма. Я шла уже часов пять, и ноги дрожали под весом моего тяжелого сердца.
Наконец я пришла.
Воздух в деревушке ветхих конюшен и соломенных крыш пах соснами и снегом. Из стойл на меня, покачивая головами, смотрели лошади с длинными ресницами. Первым человеком, встретившимся мне в этой тихой деревне, оказался старик в мешковатом белом халате. Он сидел на деревянной табуреточке перед домом и расчесывал длинные, очень длинные черные волосы.
Он осмотрел меня с ног до головы.
– Незнакомец! Да я незнакомых лиц с прошлого месяца не видел! К нам тогда ночью в деревню кто-то пробрался, а к утру его уже и след простыл. Не ты, случаем, был?
– Нет, – недоуменно подняла я бровь.
– Ясно-ясно. Что же тогда привело тебя в Мёнмок, юноша?
Я откашлялась и постаралась говорить как можно ниже, точно мужчина.
– Вопросы.
– М-м.
Он продолжил расчесывать волосы, и я засомневалась, стоило ли его вообще спрашивать. С рассыпанными по плечам волосами он выглядел крайне нелепо. А еще от него пахло старостью – резким пряным запахом трав и женьшенем.
– Вы знаете советника Чхои? – буднично спросила я.
– Советника Чхои? – мужчина рассмеялся. – Не, в этих краях вельмож не водится!
– А полицейского Сима?
– Полицейского? – он поджал губы и покачал головой.
– Мне говорили, здесь жила женщина по имени Пёль.
– Нет… – он вдруг прервался и удивленно открыл рот. – Ты о призраке Мёнмока?
– Призраке?
– Несколько дней назад один мужик пил в лесу и услышал крики из заброшенного колодца. Он туда посветил, но никого не увидел. Клялся, что это призрак Пёль. Много лет назад она сбросила в тот колодец сына.
Сбросила сына в колодец. Все как рассказывала госпожа Сон.
– Призраки не могут покинуть этот мир, потому что их держит гнев, – сказала я. – Отчего же в ней столько боли и ненависти?
Мужчина опустил взгляд и продолжил расчесываться.
– Каждое полнолуние с гор спускается шаманка и пытается развеять накопившийся хан Пёль. Шаманка говорит, мы не сможем спокойно спать, пока всей деревней не раскаемся.
– Всей деревней… – повторила я. – Хотите сказать, что Пёль бродит по окрестностям из-за местных?
Он всячески избегал моего взгляда. В столице я узнала, сколько темных секретов может хранить человек – слои и слои. Взять хотя бы Сои – сколько времени нам потребовалось, чтобы вызнать все ее тайны до единой? Несколько дней назад служанку все-таки опустили. Ноги и разум ее были изуродованы пыткой. Порой только так и можно докопаться до правды. Но у меня не было времени срывать каждый слой, добираясь до сути; мне нужен был кто-то, кто ответит на мои вопросы, а не замкнется в себе.
– Где мне найти шаманку?
Мужчина отложил расческу и помахал мне рукой.
– Я тебя провожу. Все равно времени у меня хоть отбавляй.
Вместе с ним я прошла через тихие деревенские улочки к опушке леса, лежащего у подножия Ёнмы. В стороне стояла хижина, обклеенная бумажными полосками амулетов, трепыхавшихся на ветру. Дверь была открыта, словно приглашая всех и каждого внутрь.
– Иди, – кивнул мужчина, – а я следом.
Я зашла в темную хижину, и в нос тут же ударил запах трав, масла и дыма от благовоний. За низким столиком сидела женщина с медной курительной трубкой в руках. У нее было прямоугольное лицо, темные мешки под впалыми глазами и сморщенные сжатые губы, словно она разочаровалась в мире. Туго зачесанные назад волосы были разделены пробором ровно посередине, что придавало ей строгий и безжалостный вид.
– Мальчишка с энергией инь. – У нее был тихий лукавый голос – таким обычно делятся секретами. Она глубоко затянулась и медленно выпустила облачко дыма. – Как необычно.
Я сжалась. Неужто она сразу раскусила, что под мужской одеждой скрывается девчонка? Энергия инь была у женщин, энергия ян – у мужчин.
Я прочистила горло и низко заговорила:
– Я пришел спросить вас о госпоже Пёль. Что вам о ней известно?
– М-м… Она – упрямый и злой призрак. Она накопила слишком много хана… – женщина стрельнула глазами в мужчину у меня за спиной. Тот стоял на коленях. – Но перед смертью она считалась самой прекрасной женщиной в наших краях. И красота стала ее проклятием.
– Почему?
– Неприглядная служанка станет женой простолюдина, но красивой служанке уготована участь наложницы, которую выкинут на улицу, как только она постареет. Так случилось и с Пёль. Как-то раз в нашей деревне остановился переночевать путник, а в итоге он задержался на три лунных месяца.
– Так долго? Почему?
– Она хвасталась, что он королевский следователь и втайне изучает наши края.
Сколько было советнику Чхои тридцать лет назад? Наверное, где-то в районе тридцати. В таком возрасте он вполне мог служить королю.
– Она забеременела, – скрипящим шепотом продолжала шаманка, – а когда у нее родился сын, Пёль назвала его Дживон. Только «джи» не в значении «мудрость», а как в ханча «безобразность». И значило его имя «безобразное происхождение». Не шибко хитрое имечко, зато все сразу узнали о ее позоре. Пёль уволили, и она стала местной шлюхой. – Шаманка снова взглянула на мужчину – тот ковырялся в ушах. – Ее использовали и бросали, использовали и бросали. До тех пор пока в деревне не осталось ни одного мужчины, не имевшего с ней дела.
Я отодвинулась от старика подальше. По всей видимости, он тоже подсобил накопившейся в Пёль ненависти. Я повернулась обратно к шаманке:
– А кто-нибудь знает, кто отец?
Женщина покачала головой.
– А что случилось с Дживоном?
– Может, Пёль посчитала, что в будущем ему ничего не светит, а может, она его просто-напросто презирала. Но когда мальчику исполнилось тринадцать, Пёль задушила его и скинула в колодец.