– Недалеко. Там по пути как раз Лисий перевал… О, а вот, кажется, и он.

Мальчишка взглянул на подъехавшего всадника, чьи глаза прятались в тени широкополой шляпы. На мужчине была шелковая военная форма цвета листвы, под складками юбки проглядывались штаны, а на рукавах были вышиты серебряные тигры. Но я могла догадаться, что это инспектор Хан, уже по одному мечу с черными ножнами и семью золотым точками в честь духа семи звезд[40] – древнего божества судьбы. Вряд ли, правда, инспектор был человеком суеверным: истинные конфуцианцы верили не в призраков и духов, а в здесь и сейчас.

Когда он приблизился, я заметила позади слугу – загорелого юношу в белой рубашке и сером верхнем халате без рукавов. Я уже пару раз видела его мимоходом в ведомстве. Он был не сильно старше меня. Инспектор Хан приказал ему сходить принести свиток со своего письменного стола, и юноша со скоростью быстроногого оленя спрыгнул с лошади и помчался в ведомство, а спустя несколько мгновений уже вернулся, на вытянутых ладонях поднося хозяину свиток.

Инспектор Хан спрятал его за пазуху и повернул коня.

– Ты готова, тамо Соль?

– Да, господин.

Я взобралась на Грозу. Желудок сжался в комок. Я боялась, что она снова выкинет меня из седла, но, к счастью, пони на удивление спокойно шла по улицам Ханяна, мимо конюшен и торговых лавок.

Я уже неплохо знала столицу и даже могла подсказать кому-нибудь дорогу. Ищете медную лавку? На перекрестке с улицей Чонно поверните на север, пройдите мимо торговца шелком, лавка будет по правую руку. Нужны мед, рис и фрукты? Это вам на запад. А может, вы ищете дорогой подарок? К югу от перекрестка будут ювелиры, а на востоке – лавки торговцев серебром и нефритом.

Я хорошо знала столицу, и все же с каждым днем она пугала меня все больше и больше.

– Как тебя зовут?

Я взглянула на подъехавшего молодого слугу. Настроения говорить у меня не было, но и игнорировать людей я не умела.

– Соль.

– Как «снежинка»?

– Как «рассказчик».

– Меня зовут Рюн. Это значит «добросердечный».

Мы пересекли ручей Чхонге. На берегу женщины набирали в кадки воду, скручивали белье в тугие узлы, клали его на камни и отбивали палками. Когда ручей оказался позади, я повернулась к «добросердечному» Рюну.

– А ты давно своему хозяину служишь?

Он оглянулся на меня, держа поводья в одной руке.

– Девять лет. С самого детства.

Инспектор Хан ехал неподалеку, но все же не мог расслышать, как я тихо спросила:

– Ты знаешь полицейского Кёна?

Уголки губ юноши дернулись.

– Знаю.

– Полицейский Кён пытается навлечь подозрения на твоего хозяина. Меня это тревожит.

– И вчера его за это хорошенько отлупили, – цокнул языком Рюн. – Что он вообще о себе возомнил? Решил с военным чиновником потягаться? А все из-за какого-то коня.

– Коня?

– Не так давно коня хозяина нашли в Северном округе. Он бродил там совсем один, а на брюхе и плече у него были глубокие порезы. И на ногах тоже. Если всадника ведет, то лошадь и подавно, а хозяин в ту ночь уж больно много выпил. Полицейский Кён привел окровавленного коня домой к хозяину, а конюх ему и скажи, что инспектор дома не ночевал. Ну а дальше Кён пошел вымогать информацию. Похоже, он был уверен, что кровь не только лошадиная.

– Значит, у коня были глубокие порезы… Может быть, он упал? – принялась размышлять я. – А когда конь упал, инспектору Хану не на чем было возвращаться домой. И он наверняка пошел в какую-нибудь гостиницу…

– Не в гостиницу. Хозяин вернулся в Дом ярких цветов. За мной оттуда с утра служанка пришла. Хозяин до сих пор был одет в траурные одежды, ему надо было переодеться в форму.

Так вот какая «улика» была у Кёна и ученого Ана против инспектора Хана. Я сжала покрепче губы, чтобы не засмеяться.





* * *


Наш путь пролегал через мост над рекой Хан[41], огибавшей столицу и впадавшей в Восточное море. Брат рассказывал, что название реки значит «великий и священный», и в древние времена за нее сражались Три корейских государства – Пэкче, Когурё и Силла[42].

На другом берегу толпа разошлась, и мы поехали быстрее. Как бурный речной поток, мы неслись меж полей ярко-зеленой травы, и на душе у меня стало так легко, что я сама чуть было не превратилась в текущую воду. По вихляющей грунтовой дороге мы поднимались выше и выше, постепенно склоны долины становились все круче, а ветер – сильнее. Под его порывами юбка и рукава хлестали меня по ногам и рукам, а пряди волос летели прямо в лицо. Но я не могла перестать улыбаться.

Я оглянулась назад, чтобы прикинуть, сколько мы уже прошли, и моему взору предстал потрясающий вид на столицу. Через море черепичных и соломенных крыш с востока на запад тянулась главная дорога. На юге виднелся заброшенный дворец, где жили незаконнорожденные потомки казненного принца Садо[43] вместе с женами: принцессой Сон и ее невесткой принцессой Син. А к северу располагалась истинная королевская резиденция – огромный дворец Чхандок с лотосовым прудом и множеством павильонов, лужаек и приемных залов.

– Соль! – позвал меня Рюн. Они с инспектором Ханом уже далеко уехали.


Я пригнулась к спине Грозы и поддала вперед, к перевалу, очень похожему на Лисий. С обеих сторон узкой тропы высились горы – мрачные одинокие гиганты, так непохожие на жизнерадостный цветочный ковер на склонах долины. Было такое слово «косан» – оно означало «одинокая гора» и подходило здесь как нельзя лучше. А еще так, судя по всему, прозвали инспектора Хана, ведь он вечно предпочитал держаться на расстоянии от остальных. Похоже, он считал, что если человек не может сказать ничего, что пошло бы на пользу расследованию, то лучше ему хранить молчание.

Но меня это не касалось.

Я осмелилась подъехать к инспектору Хану поближе. Он, почувствовав мое присутствие, повернул ко мне голову – совсем чуть-чуть. Мне был виден лишь полумесяц его лица: прямой нос, высокие скулы, изящный изгиб твердых губ. В голове вдруг вспыхнули непрошеные воспоминания десятилетней давности: мальчик с янтарными глазами и лучезарной улыбкой. Я моргнула, и образ исчез.

– Соль, знаешь ли ты, почему я втянул тебя в это расследование?

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями.

– Нет, господин.

– Что бы ты ответила, спроси я тебя, кто ты?

– Слуга? – засомневалась я.

Он молча ждал ответа. Я закусила нижнюю губу и задумалась, а потом, нахмурившись, подняла глаза к небу, которое на горизонте уже окрасилось в лазурный цвет.

– Говорят, между слугой и янбаном, аристократом, разница как между небом и землей. Я – земля, господин.

Инспектор усмехнулся – тихим утробным смешком из глубин грудной клетки.

– И ты на самом деле так считаешь?

– Не знаю, господин. Я постоянно меняю свою точку зрения.

– В столице столько всего говорят… – он умолк, словно размышляя, стоит ли ему говорить дальше. Наконец как-то слишком беспечно продолжил: – В молодости меня называли солнцем. Великой пылающей звездой. Но потом грех моего отца запятнал меня, и я стал хуже грязи.

Безмолвно выдохнув, я пригляделась к мужчине. В золотистом свете, освещавшем его лицо, я заметила то, чего не замечала раньше: напряжение в глазах, тягостный неподвижный взгляд, мелкие шрамы, разбросанные по правой руке. Я мало что знала о его прошлом, но, заглянув сейчас в него краем глаза, увидела мир унижения.

Между нами повисла тишина, которую нарушал лишь свист одинокого рябчика, но спустя некоторое время инспектор Хан снова заговорил:

– Будь ты хоть солнцем, землей или луной… Ты способная девушка. На мой взгляд. И каким-то образом твой разум способен разобраться в запутанных нитях этого расследования. Таких, как ты, тамо Соль, совсем немного. Как среди мужчин, так и среди женщин.

Я застыла в седле, поводья безвольно обвисли в моих пальцах. Впервые с исчезновения брата я почувствовала, что меня заметили.





* * *


К крепости вокруг Сувона мы приехали только после полудня. К тому времени после четырехчасовой поездки у меня в груди поселилась молитва – настолько необъятная, что мне казалось, будто я проглотила облако: в следующей жизни я хочу быть инспектором Ханом.

«Посмотрите, как гордо он восседает на коне! – хотелось мне закричать галдящей толпе вокруг крепости Хвасон[44]. – Посмотрите, как крестьяне трясутся и кланяются перед ним! Посмотрите, как он даже взглядом их не удостаивает!»

Он был моим хозяином, а я была продолжением его самого.

Когда мы подъехали к воротам крепости, инспектор Хан продемонстрировал стражнику табличку со своим именем, и нас мгновенно пропустили. Я даже представить не могла, что, став ничтожной тамо, смогу побывать в разных уголках королевства и увидеть места, о которых и мечтать не смела, пока жила с сестрой.

Сувон представлял собой скопление лавок и людей, лабиринт улиц и переулков. Вдоль стен щетинились пугающие караулки, дозорные башни, бастионы и прочие военные сооружения для защиты находившейся неподалеку столицы.

Когда мы оказались в городе, Рюн залез в привязанный к его седлу мешок и достал оттуда рисовый шарик.

– Держи, Соль. Подкрепись, а то силы кончатся.

Я поднесла шарик к губам, но замерла, вновь заметив светло-карие глаза инспектора Хана. В солнечном свете они выглядели практически золотыми.

– Ты в инспекторе Хане скоро дыру прожжешь, если будешь так пристально на него смотреть, – ворвался в мои мысли голос Рюна.

Я надкусила шарик. Рис на вкус был сладкий, чуть-чуть недоготовленный: снаружи липкий, а внутри ещё твердый.

– Я вот думаю: если умереть, а потом возродиться, будешь ли ты похож на себя в прошлой жизни?

– Не знаю, – ответил Рюн. – Но, думаю, определенное… сходство будет. А что?

Я только улыбнулась, и его вопрос утонул в тишине. Глаза инспектора, так похожие цветом на глаза моего брата, успокаивали меня. Казалось, старший брат ниспослал мне свой дух, а тот поселился в глазах инспектора. Однако, кроме цвета и теплоты взгляда, у инспектора с моим братом не было ничего общего.

Я откусила еще раз, но вкуса не почувствовала: я затерялась мыслями в прошлом.

Старший брат всегда был хрупким и чувствительным. Он никак не походил на свирепого военного чиновника – скорее уж на чуткого поэта. По большей части все, что я о нем помню, – это как он, сидя за столом, изучал и запоминал конфуцианский канон. Инспектор Хан мог по двести стрел за день выстрелить – хоть в снег, хоть в дождь, хоть в дождь со снегом, а вот брат, по-моему, ни разу не охотился на диких собак, заполонивших весь остров Хыксан[45].

Как бы то ни было, брат умер, и все из-за сестры.