В себя я пришла под назойливое жужжание множества голосов.
– Ну что, очнулась?
– Нет еще.
– Что так долго?
– Не зна-ую. Сами который день жде-ум.
– О, смотрите-смотрите, ресницы дрогнули.
– Нет, показалось.
– Не напирай ты… длинноухий. Затопчешь.
– Сам не толкайся.
– Вы еще на Леру сейчас упадите, скопом… Ага. Девочке только этого не хватало для полного счастья.
– Не успеют. Сейчас ее верный целитель прискачет и разгонит всех, кто возле его любимой подопытной… гм… то есть пациентки шумит и выздоравливать ей мешает.
Голоса становились все громче, настойчивей, а я плыла в какой-то дремотной неге и лениво думала о том, что, кажется, нечто подобное уже однажды было. И разговоры, и кровать, и я на этой самой кровати.
– А мы с Йоном как узнали, что Лерка наша опять в лазарет угодила, сразу прибежали.
– Да какая она ваша? Она моя. И котовая. Правда серый? Ну хорошо-хорошо, Борька, твоя тоже. Прекрати щипаться. В общем, наша, фамильярская. Еще гоблинская немножно и вон того длинноухого, что на соседней койке покоится… то есть валяется. Чего уж там, заслужил. А к вам она никакого отношения не имеет. Не примазывайтесь.
– Но…
– А кто продолжит спорить, тот сам свою табакерку и пойдет искать.
– Ладно, не спорю я. Скажи только, что тут Торэт делает? У Валерии же палата одноместная.
– Его сначала в соседнюю поместили, как полагается. А он почти сразу встал и пошел Лерку искать. Добрел и у кровати упал. Его назад отнесли. Он опять вернулся. Так и ходил, пока целитель не плюнул и вторую кровать не поставил. Вот и лежат теперь рядом.
Рядом? Риан здесь?
Это известие мгновенно вывело меня из сонного оцепенения. Я беспокойно заворочалась, приоткрыла глаза и тут же угодила в эпицентр улыбающегося, радостно причитающего, обнимающегося крылато-ушасто-клыкастого вихря. Люди в этой стремительной круговерти тоже имелись, но они как-то терялись на общем фоне.
Фамильяры, гоблины, Сэм с девчонками, Ноар с Йонеттом… Хорошо хоть ректора с магистром Элистаром на этот раз не было.
– Заняты, – пояснил серр Гнык. А потом внезапно изменил своей обычной солидной манере разговора и, закатив глаза, как-то по-мальчишечьи восторженно добавил: – Тут такие дела творятся… Такие дела.
– А где Риан? – встревоженно завертела я головой.
– Да не дергайся ты, все с ним в порядке. Жив и даже почти здоров. Целитель ему снотворное дал, а то этот ненормальный несколько ночей глаз не смыкал, пока тебе лучше не стало.
Мне продемонстрировали кровать со спящим Торэтом и снова затормошили, забросали вопросами и новостями.
– Ты теперь настоящая ведьма, Лерка, – захлебывался словами Хан, часто-часто взмахивая крыльями от возбуждения. – Верховная. И не какая-то потенциальная, а самая настоящая, действующая. О тебе теперь каждому известно. Даже те, кто прежде ничего не знал, услышали.
– Это точно… Ты там в цитадели такой энергетический выброс устроила, что не услышать было сложно. Всех эльфов переполошила. Да что там эльфов, магов тоже, – посмеиваясь, подтвердил Сэм. – Защиту снесла, порталы построила и даже дороги ветра открыла. По всему Валгосу разом.
– Вот только ведьмы последние силы отдали, помогая. Полностью себя опустошили. Канули в мир теней, – скорбно качнул головой Гнык.
– Ничего, Лера их быстро вернет. Дайте только ей восстановиться и потренироваться год-другой. Тогда она покажет, – заверил его стрекозел. Он, судя по всему, нисколько во мне не сомневался. В отличие от меня самой.
Хорошо, хоть не стал пояснять, что я собираюсь такого впечатляющего и устрашающего продемонстрировать.
– Главу золотых низложили, хоть он, вроде как, не виноват и в делах сына не замешан, – сообщил Ноар, воспользовавшись тем, что Хан ненадолго замолчал. – Но верховный владыка остался неумолим. Сказал: за ненадлежащее воспитание наследников и дискредитацию перворожденных в глазах мировой общественности. В клане теперь расследование проводится, чистки. Но, в любом случае, новую династию, изберут. Сиаров всех накажут.
– А Венирэн? Он… – запнулась, не желая произносить «погиб».
Нет, ни симпатии, ни жалости к неудачливому претенденту на всеэльфийское господство я не ощущала, но и о смерти говорить не хотелось.
– Жив он, жив. Что ему сделается, гаду этому? – махнула лапой неугомонный Хан. – Только угодил в зазеркалье, и все.
– Что значит, в зазеркалье? – я даже привстала от удивления.
– А то и значит. Его же в магическое зеркало затянуло. После небольшой помощи с моей стороны. Там и торчит до сих пор. Целители обследовали, проверили, сказали – живой. Только в этом… в стазисе.
– Даже обидно, если честно, – добавила молчавшая до этого Ланиэ. – Вот он, совсем рядом стоит, а добраться и глаза ему выцарапать, никак не получается.
- И надолго он там?
– А вот этого никто не знает. Только у всех провидцев во время твоего энергетического выброса видение было, – понизив голос и таинственно сверкая глазами, наклонилась ко мне Полли. – То ли предсказание, то ли проклятие. Что, мол, находиться Венирэну Сиару в том зачарованном зеркале до тех пор, пока не отыщется та, что разбудит его сердце. Ты догадываешься, что это значит?
– Догадываюсь, – кивнула, чувствуя, что начинаю улыбаться.
«Фьелла… Та, что оживила сердце, согрела его, заставила биться сильнее. Фьелла – предназначенная тебе небесами… Судьба навсегда», – всплыли в памяти слова Риана.
Неужели найдется когда-нибудь такая девушка и для золотого? Боюсь, это будет непросто. Тем более, он сейчас в Зазеркалье.
– Кстати, а где амулет? – вспомнила я внезапно. – Тот, что чуть не стал универсальным портальным ключом. Или все-таки стал?
– Какой амулет? – захлопал глазами стрекозел. Невинно так. Нарочито беззаботно.
– Первый раз слышу, – заверил Сэм и отвернулся.
– Ничего не виде-ул, – зевнул Марр.
– Не знаем – Не в курсе – Ты вообще сейчас о чем? – загалдели наперебой друзья.
Это что еще за заговор?
Вдохнула поглубже – чтобы хватило воздуха для полноценного возмущения, – но сказать ничего не успела.
– Лера, – раздалось с соседней кровати негромкое.
И все остальное мгновенно забылось.
Я даже не заметила, как опустела комната, потому что смотрела только на Риана. Не отрываясь, глаза в глаза.
А потом он скользнул ко мне, лег рядом, обнял крепко-крепко, и я поняла, что больше мне ничего не нужно. Хотя нет… Нужны еще его руки, жар сильного тела, неровный стук сердца, бьющегося в унисон с моим. Нужны его чувства, которые я читала, как открытую книгу. Его губы, накрывающие мои, и бесконечные поцелуи. То бережные, нежные, осторожные, почти невесомые. То жадные, требовательные, страстные. Но всегда упоительно сладкие, необходимые – до стона, до боли…
Сотню поцелуев спустя, когда мы лежали, сплетясь друг с другом, Торэт вдруг сказал:
– Там, в цитадели, когда Сиар ударил тебя, мне показалось, я сойду с ума. Просто перестану быть, если с тобой что-то случится.
– А я и в самом деле обезумела, когда решила, что ты погиб, – усмехнулась невесело. – Вон, что сотворила с перепугу.
– Ты спасла меня…
– А ты меня…
Мы взглянули друг на друга и, не сговариваясь, хором произнесли:
– Только больше никогда так не делай.
А Риан еще и добавил, небрежно, будто бы между прочим:
– Кстати, тот медальон-ключ, о котором ты спрашивала, я уничтожил. Мы все его уничтожили… Чтобы ни у кого больше не было искушения напоить его твоей кровью.
Лицо его помрачнело, скулы заострились, а в глазах напоминанием о надвигающемся шторме плеснула тьма.
– Я никому не позволю причинить тебе вред. Никому и никогда. Клянусь.
– Не надо клясться.
Снова прижалась к своему эльфу, коснулась губами шеи, подбородка, уха, ловя дрожь его тела и глухой, гортанный стон. Потерлась щекой о плечо и повторила:
– Не надо. Я тебе верю. До последнего своего вздоха верю. Всегда и во всем. До конца…
В лазарете мы провели еще несколько дней – очень насыщенных, надо признаться. От посетителей не было отбоя, и дверь в палату закрывалась разве что на ночь.
Друзья, однокурсники, новые знакомые с других факультетов, лекари, дознаватели, ректор, Канаги, Элистар – вместе и по отдельности. Я не говорю о фамильярах, которые с нами, фактически, поселились. Даже посланник эльфийского владыки и пара местных правительственных делегаций пытались прорваться, но тут уж Торэт с целителем встали несокрушимой гранитной стеной и никого не пустили.
В общем, вдвоем с Рианом мы редко оставались. Высокородный бросал на посетителей злобные взгляды, с каждым днем все больше мрачнел, а потом начал о чем-то перешептываться с Ханом, Элистаром и даже Марром. Причем, при мне разговоры моментально стихали. А однажды вечером – как раз после того, как нам объявили, что всё… мы здоровы и можем завтра выписываться – вдруг спросил:
– Лера, хочешь немного пройтись?
И так невинно, нарочито беззаботно это прозвучало, что я сразу насторожилась.
Покосилась на окно, за которым уже сгущались ранние зимние сумерки, и в свою очередь осведомилась с некоторым подозрением:
– Не поздно?