Мгновение…
Другое…
– Можно выходить? – пробормотала я через некоторое время, поскольку Торэт и не думал меня отпускать.
– Нет.
– Почему?
– Рано. – пояснил высокородный после долгой паузы, когда я уже не надеялась получить ответ. И тон такой странный, словно он не рад, что все закончилось. – Пусть отойдет подальше.
– Хорошо…
Машинально кивнула, утыкаясь ему в шею, туда, где отчетливо виднелась пульсирующая жилка. Губы коснулись упругой бархатистой кожи – легко, почти невесомо, но мы оба дернулись, как от удара.
Я тут же выгнулась, надеясь хоть немного отстраниться, ладони соскользнули с плеч Берриана, плавным, мягким движением упали ему на грудь.
– Ты что твориш-ш-шь, человечка? – выдохнул эйр. Хрипло, с какой-то затаенной, тихой злостью.
Неужели я только что очередное эльфийское табу нарушила? Но ведь он сам меня сюда затолкал, обнял, я всего лишь хотела отодвинуться. Дотрагиваться не собиралась, тем более гладить. И вообще…
Вскинула голову, чтобы все объяснить, и замерла, утонув в немигающем, пристальном взгляде.
Пальцы высокородного окаменели, больно впиваясь мне в спину. И внезапно стало душно – еще секунда и я задохнусь от нехватки воздуха. Бросило в жар… в холод… нет, все-таки в жар.
Глаза в глаза. Губы у самых губ. Рваные удары сердца под пальцами, которые в абсолютном безмолвии зала звучали набатом. И секунды, растянувшиеся на века.
Так близко. На расстоянии вдоха…
Да что со мной творится?
Это ведь Торэт, все тот же Торэт. Неправильный эльф, высокомерный, самоуверенный, холодный. Перворожденный. Враг, всегда готовый посмеяться над тобою, сказать что-нибудь обидное, уколоть, задеть, оскорбить.
Отчего же мое собственное сердце колотится так часто, отвечая ритму чужого, что пойманной птицей бьется под ладонью? А в груди разгорается огонь, оплавляя тело жаром?
И почему он так смотрит? Яростно, жадно. Глаза совсем потемнели, превратившись в расплавленное синее золото. И от этого губы вдруг начинает покалывать, а в горле пересыхает от томительной, лихорадочной жажды.
Кажется, я перестала дышать, впала в какой-то транс. Берриан, похоже, тоже. А потом он стал медленно наклоняться и…
– Лерка, я тебя уже обыскался. Надо же, в какую щель вы забились со страху, – раздалось над нашими головами бодрое. – Ловко я стража обманул, да? Выманил. Увел. Ну, хвали же меня, хвали. Кстати, а что это вы тут делаете, а?
И Хан, спикировав откуда-то сверху, завис у стены и с любопытством уставился на нас.
Торэт на появление фамильяра никак не отреагировал, словно и не заметил – молчал, по-прежнему не отводя от меня взгляда. Я ощущала, как подрагивают его пальцы на моей талии, видела, как раздуваются от тяжелого дыхания ноздри, как резко обозначились внезапно заострившиеся скулы, придавая лицу хищное выражение, а сама…
Признаюсь, меня разрывали самые противоречивые эмоции. Хотелось поблагодарить мелкого за своевременное появление, и тут же прибить за то, что вмешался именно сейчас. А лучше – задушить в объятиях, чтобы сразу удовлетворить все свои желания.
Вот что ему стоило найти нас чуть позже?
Представила, что могло бы случиться, и даже зажмурилась на мгновение.
Интересно, когда Берриан целуется, губы у него остаются такими же твердыми и упрямыми, или…
Черт, о чем я только думаю? Может, он не целовать меня собирался, а процедить какую-нибудь гадость? Особо изощренную, в своей обычной надменно-самоуверенной манере. Да-да, именно так, и никак иначе. Нечего всякую ерунду воображать, а Хану надо сказать спасибо.
Не знаю, разделял ли Торэт мое мнение, но он наконец-то отмер и повернулся к наури.
– Похвалить? – протянул тихо, с какой-то неопределенно-мечтательной интонацией. И многообещающе улыбнулся. – Что ж, лети сюда… герой.
Стрекозел на ласковые слова не купился и бросаться к эйру за наградой не торопился. Наоборот, отпрянул, распластался по стене и быстро пополз вверх, к потолку, помогая себе не только когтями, но и крыльями. И ему бы, наверное, удалось уйти, но тут каменная кладка над ним затуманилась, плеснула мутной рябью, образуя точечный портал, и на сцене – точнее, в нашем и без того тесном закутке – появилось еще одно действующее лицо.
Миниатюрная девушка, ростом с Хана, и похожая на него, не как две капли воды, конечно, но достаточно сильно, чтобы понять: эти двое относятся к одной расе. Те же миндалевидные глаза, полностью черные, без белков, удлиненные уши, когтистые лапки, прозрачные, слюдянисто поблескивающие стрекозиные крылья. Только черты лица более миловидные и кожа удивительного нежно-лазоревого цвета.
– Господин, – метнулась она к высокородному. – Я слышала шум. Если страж вас почует и примет боевую форму… Надо немедленно уходить…
Тут девушка внезапно осеклась, ткнула в меня пальцем и закончила уже другим ревниво-обвинительным тоном:
– А почему она в вас так вцепилась?
Я?
Да не вцеплялась я в Торэта, просто руки убрать не успела. И отодвинуться. Здесь вообще отодвигаться некуда, если уж на то пошло.
– Господин?.. – повысила голос соплеменница Хана.
Эйр на вопрос отвечать не торопился, впрочем, отпускать меня тоже. А вот стрекозел молчать не стал.
– Кого я вижу, – издевательски ласково пропел он. – Ланиэнгиль Майидил Тинур. Собственной драгоценной персоной.
Мой наури уже не вжимался в стену, а висел на ней, придерживаясь одним коготком – нарочито небрежно, явно красуясь. Голова откинута чуть назад, крылья расправлены и слегка подрагивают, волосы на загривке художественно встопорщены.
Девушка дернулась, как от удара, обернулась в его сторону, нахмурилась. И не пропела, нет – прошипела с досадой:
– Ниирнар Атраэн Ханаш. Ну, конечно, мне сразу следовало догадаться. Там, где ты, всегда неприятности. Не устал еще?
– А тебе не надоело перворожденным прислуживать? – скривился Хан, отбросив показную любезность.
– Сам теперь прислуживаешь.
– Но, заметь, не эльфу.
– П-ф-ф… человеку. Еще хуже.
– Хуже, говоришь? – мой фамильяр прекратил цепляться за стену, сложил на груди лапы и снисходительно усмехнулся. – Совсем ты, Лани, плоха стала. Теряешь способности, теряешь… А ведь такие надежды подавала. Вот, что бывает, когда дети бури с врагами связываются и с Пути сбиваются. Ты присмотрись внимательней, может, что и заметишь… бывшая ученица Видящей.
Последнюю фразу стрекозел произнес неожиданно серьезно, и оба наури, прекратив испепелять друг друга взглядами, дружно уставились на меня. Лани – оценивающе, а вот Хан – прямо-таки с отцовской гордостью.
Неизвестно, как долго это бы продолжалось, но тут вдали послышался неясный пока еще гул, и Торэт, снова прижав меня к себе, отрывисто приказал:
– Выводите нас. Быстро.
Глава 14
Хорошо, когда у тебя есть фамильяр, способный распутать охранное плетение эльфийской башни, создать точечный портал и протолкнуть хозяина сквозь стены. Еще лучше, если их двое и действуют они на удивление слажено, в обстановке строжайшей конспирации и острого форс-мажора.
В итоге, вывели нас не просто быстро – мгновенно, едва мы с эйром слаженно выдохнули:
– Айантэ гэлле…
Я воздуха в грудь набрать не успела, не то что утонуть в камне или ощутить его давление.
А, может, дело было в том, что Торэт так и не отпустил меня, лишь убрал одну руку, продолжая другой упрямо стискивать талию. Наверное, боялся потерять по дороге. И хотя я больше не смотрела на него – специально отвернулась, чтобы не появилось искушения «случайно» зацепить взглядом, – все равно и на расстоянии чувствовала приглушенное, немного неровное биение его сердца, словно мои ладони по-прежнему лежали на груди высокородного. И от этого, а еще от того, как меня держали – крепко, надежно прижав к сильному мужскому телу – становилось на удивление спокойно. Даже почудилось на секунду, что рядом не его ушастая высокомерность – мой первый и главный враг в академии, а близкий друг, всегда готовый защитить, прийти на помощь.
Впрочем, эйр вскоре разрушил эту хрупкую иллюзию, избавив наивную иномирянку от добрых мыслей и пагубного заблуждения на свой счет.
Как только мы выбрались, он сразу схватил меня за локоть и настойчиво потянул прочь от факультетской башни, но едва заснеженная дорожка вильнула в сторону, уводя нас в безопасную темноту аллеи, резко остановился. Мягко подтолкнул к ближайшему дереву. Оперся о ствол, поймав меня в капкан своих рук, вынуждая замереть.
Несколько мгновений мы молчали, потом я откашлялась, натянула пониже капюшон – укрываясь не столько от ветра, сколько от пронзительного темно-синего взгляда – и скороговоркой произнесла:
– Спасибо, что помог.
– Пока не за что, – насмешливо откликнулся высокородный и, когда я все-таки вскинула голову, отчеканил: – Надо поговорить, младшая.
– Поговорим, обязательно. Только, давай, не сегодня. Завтра… Или послезавтра… Уже поздно, все устали, а утром рано вставать.
На самом деле, я элементарно не знала, что сказать Берриану… пока не знала, поэтому и обсуждать случившееся не хотела. Голова гудела, мысли разбегались в разные стороны, в таком состоянии любую тайну выболтать можно. Приду домой, высплюсь, подумаю, посоветуюсь с друзьями, в общем, сочиню какую-нибудь более-менее подходящую версию, тогда и побеседуем.
– Нет. Здесь. Сейчас.
В отличие от меня, высокородный был краток и непререкаемо категоричен. И надменности в его голосе плескалось столько, что хоть взаймы давай. Нескольким королевствам сразу. Это разозлило. Поведение Торэта не просто раздражало – откровенно бесило.
– А если не соглашусь?
– Разговор все равно состоится, – невозмутимо пообещали мне.
– Не слишком ли ты самоуверен?
– Это не самоуверенность, а объективная оценка своих сил.
– Что ж, продолжай оценивать. Не смею мешать. Хан, пойдем.