107


Кипп знал, что они вступают в очень опасную полосу.

Все, кто находился в этом доме, рисковали жизнью.

И не только они.

Кипп чуял запах Шекета на вещах, к которым тот прикасался в комнате Вуди и в других помещениях дома.

Это был человеческий и одновременно нечеловеческий запах.

Это был запах чего-то нового и ужасного. Запах, тошнотворный для Киппа.

Существо, в которое превратился Шекет, сейчас находилось где-то во внешнем мире.

Научные разработки, сделавшие его таким, будут продолжаться.

А значит, в ближайшие годы будут новые катастрофы и смерти.

Убийцы из Темной Паутины тоже находились где-то во внешнем мире.

И тем не менее, вбежав в кухню, Кипп впал в обонятельный экстаз.

В кухне готовилось много разной и очень вкусной еды.

Хотя нос был благословением, он усложнял Киппу жизнь.

Собачий нос насчитывал сорок четыре мышцы.

Человеческий – только четыре.

Число обонятельных рецепторов в собачьем носу никак не могло превышать количество звезд на небе, но иногда казалось, что так оно и есть.

У людей число обонятельных рецепторов составляло всего один процент от собачьего.

Но каким бы ограниченным ни было восприятие запахов у людей, они это с лихвой компенсировали наличием рук и пальцев.

Удивительно, как Кипп мог выдерживать аромат густо перченной говядины, готовящейся на плите, запах картофельной запеканки, стоящей в одной духовке, и запах кекса, пекущегося в другой, и при этом не терять бдительности по поводу возможного появления Шекета; учуять убийц из Темной Паутины, если они выйдут из машины на Гринбрайер-роуд; знать, что Бен по-прежнему спит наверху, улавливая выдохи, присущие только ему; воспринимать феромоны счастья, наполнявшие воздух вокруг Вуди; телепатически принимать беллаграмму, сообщавшую о только что установленном контакте с общиной из шестидесяти четырех собак, живущих в Кёр-д’Ален, штат Айдахо.

Что-то происходило за пределами этого дома.

И что-то происходило поблизости.

Кипп учуял запах выхлопных газов дома на колесах, свернувшего в проезд.

Они с Вуди бросились в гостиную и успели увидеть, как большой автомобиль проехал к заднему крыльцу.

Тогда они побежали в кухню, к задней двери.

– Постойте, – сказала Меган. – Давайте все делать по порядку.

«Флитвут-саутвинд» свернул с проезда на задний двор. Теперь с дороги его не будет видно.

Слишком многое находилось сейчас в хрупком равновесии.





108


В час пополудни, на четыре часа раньше, чем обычно, кончалась работа по четвергам, Эймори Кромуэлл, управляющий резиденцией Перселла в Тибуроне, отпустил весь штат домашней и садовой прислуги общей численностью четырнадцать человек. Все они были свободны до восьми утра понедельника.

Великий Человек в последнюю минуту решил прилететь сюда на выходные, причем раньше обычного. Каждый должен был делать то, что хотел Великий Человек, и не жаловаться, даже если они не сумели выполнить запланированный объем работ. Кромуэлл буквально гнал прислугу к их машинам, выпроваживая, словно стаю бродячих кошек, имевших наглость забрести на участок. Прилетая сюда, Великий Человек не желал видеть никого, кроме управляющего.

Прозвище Великий Человек Кромуэлл произносил лишь мысленно и никогда вслух, ибо прислуге не подобает насмехаться над своим работодателем. Он родился и учился в Англии, работал в самых изысканных домах Бостона, Нью-Йорка и Филадельфии, где имелась посуда отдельно для завтраков, обедов и ужинов и вся она была антикварной. Наниматели Кромуэлла происходили из старой аристократии, свободно говорили по-французски и щепетильно следовали мириадам правил этикета. Поработав у таких людей, он считал, что не только может, но и обязан внутренне издеваться над позером вроде Дориана Перселла. Пусть богатство Великого Человека превосходило суммарное богатство всех семей, у которых работал Кромуэлл, это не меняло его отношения к Дориану.

Два года назад Кромуэлл покинул свое прежнее место работы в Бостоне, приняв новое предложение, где ему предлагалось ежегодное жалованье в 350 тысяч долларов плюс льготы. Это было вдвое больше, чем он получал. К сожалению, управляющий не представлял, что такой человек, как Перселл, стоящий многие миллиарды и именуемый волшебником новых технологий, окажется недоразвитым и хамоватым типом. Великий Человек никогда не устраивал в Тибуроне вечеринок и вообще не приглашал сюда гостей. Он довольствовался замороженной пиццей, замороженными вафлями и мороженым, добавляя к столь плебейскому рациону холодные мясные закуски, сыры и начинку для сэндвичей. Все это хранилось в морозильной камере. Количество телевизоров с большим экраном делало дом похожим на роскошный салон электроники «Бест бай». Почти в каждой из тридцати четырех комнат была установлена консоль для видеоигр. Галерея игровых автоматов насчитывала сорок шесть машин для игры в пинбол. В сейфе, занимавшем целую комнату, хранилась почти тысяча DVD-дисков с жестким порно. О существовании сейфа Кромуэлл узнал случайно: покидая Тибурон, Перселл в спешке забыл закрыть дверь в это хранилище порока.

В намерения Кромуэлла входило проработать здесь три года, после чего искать себе другую работу. Ему было всего сорок восемь, и он не собирался терпеть Перселла до самого ухода на пенсию.


Сейчас управляющий торопливо шел по первому этажу резиденции, проверяя, все ли двери закрыты. Проверить их состояние можно было и с монитора компьютерной системы управления домом. Однако кое-кто из прислуги, работая в доме, нарушал правила и блокировал автоматически закрывающиеся двери, подпирая их клиньями. Делалось это не из вредности, а по необходимости: выходя во двор, работники потом долго не могли попасть внутрь из-за сбоев в системе распознавания лиц. Дверь упорно не желала их узнавать. Бывало, сами собой включались динамики музыкальной системы, охватывающей весь дом. И тогда повсюду разносился громогласный голос Тейлор Свифт. Музыкальная система отличалась удивительным постоянством вкуса. В гараже стояли коллекционные автомобили, на которых Перселл ни разу не ездил. Наверное, машинам было скучно стоять без дела, и иногда они заводились сами собой. Бывало, что система компьютерного управления домом реагировала на звук пылесоса и обворожительный женский голос спрашивал: «Вы нуждаетесь в медицинской помощи?» Все это оборудование производилось не на предприятиях «Параболы» и ее дочерних компаний, но порой Кромуэллу казалось, что поставщики, зная, кому предназначена их продукция, намеренно добавляли все эти «особенности», желая поиздеваться над Великим Человеком. Эта мысль согревала управляющему душу.

Спешно покидая дом, прислуга оставила четыре подпертые двери. Когда Кромуэлл вынимал последний клин, стрекот вертолета возвестил о прибытии Великого Человека.

Управляющий вышел на заднюю террасу, с которой проследил за посадкой вертолета, а затем приветствовал своего работодателя, делая это с бóльшим достоинством, чем требовалось. Простившись с Перселлом, Кромуэлл отправился в Пеббл-Бич коротать долгие выходные, наслаждаясь игрой в гольф, спа-процедурами и изысканной кухней. Он забронировал номер на пятизвездочном курорте, рассчитывая, что там найдется первоклассное вино, способное исцелить душевную травму, нанесенную пятиминутным пребыванием в обществе Дориана Перселла.





109


В миле к югу от дома Букменов Вербоцки, Некер и двое их партнеров по «Атропосу» – Спир и Родченко – собрались в гараже дома, где в подвале лежал мертвый Чарльз Оксли. Кроме машины Оксли, в гараже стоял черный внедорожник, на котором Спир и Родченко приехали из Рено.

Среди «гостинцев», необходимых для визита к Меган Букмен, были и белые виниловые буквы на липкой основе: большие и очень большие. Спир и Родченко привезли не весь алфавит, а лишь несколько комплектов букв F, B и I[17]. Оба неторопливо и тщательно наклеили виниловые буквы на крышу, обе передние дверцы и багажник внедорожника. Теперь их машина приобрела вполне официальный вид.

Позвонил Александр Гордиус, сообщил, что все полицейские отозваны. Меган Букмен и ее сына больше никто не охранял.

Вербоцки, Некер, Спир и Родченко решили отправиться к Букменам часа в четыре. Если приехать сразу после ухода полицейских, вдове это может показаться подозрительным и она усомнится, что они действительно из ФБР.

Нехитрое устройство, установленное возле мазутной печи, разнесет ее на куски, стоит лишь замкнуть цепь. Оставшееся время четверка решила скоротать за покером, расположившись в кухне. Вступительный взнос установили в тысячу долларов. Все четверо не чурались выпивки, но не перед работой. Поэтому Вербоцки заварил кофе, а Некер достал коробку с дюжиной пончиков, покрытых шоколадной глазурью. Это лакомство он обнаружил в хлебнице Оксли.

Спир никогда не видел человека, задушенного удлинителем. Ему было любопытно взглянуть на странгуляционные борозды, и потому он спустился в подвал – поглазеть на горло Чарльза Оксли. Вернувшись, он сказал, что зрелище его впечатлило.

Их игра в покер длилась полчаса, когда Александр Гордиус позвонил снова и передал кое-какие подробности, сообщенные дружески настроенным полицейским. Оказывается, Меган и Вудро Букмен в доме не одни. Там находится женщина-латинос тридцати с лишним лет, а также мужчина примерно такого же возраста, который приехал на «рейнджровере» вместе с золотистым ретривером. Через какое-то время он переместил свою машину и «Линкольн МКХ» женщины в гараж миссис Букмен. Поскольку никто не давал полицейским распоряжений относительно гостей миссис Букмен, сами они не проявили инициативы и не записали номера обеих машин. Поэтому неизвестно, кто эти двое и будут ли они по-прежнему в доме, когда туда приедут ребята из «Атропоса».

Обсуждение длилось не больше трех минут. Убийцы единогласно пришли к выводу, что для них это не представляет никакой сложности. Действуя слаженно, они однажды захватили для допроса одиннадцать человек, которых затем застрелили. Они были профессионалами.

– Чертовски вкусные пончики, – сказал Родченко, когда они вернулись к покеру.

– Дюжина на всех, – предупредил Спир. – Твоя доля – три штуки.

– Да? А если я съем четвертый, ты меня застрелишь?

– Мы справимся с работой и втроем, – ответил Спир.

– Легко, – подтвердил Некер.

– Если понадобится, – добавил Вербоцки.

Поскольку никто из присутствующих не отличался чувством юмора, Родченко не взял четвертый пончик.





110


С пульта фирмы «Крестрон», вделанного в кухонную стену (такие пульты располагались по всему дому), Дориан Перселл вошел в систему безопасности своей резиденции. Эта система следила не только за всеми окнами и дверями. Ее действие распространялось на все пять акров участка. Если кто-то попытается перелезть через парадные ворота или забор, увенчанный острыми шипами, тепловые датчики и датчики движения сразу засекут человеческую фигуру. Раздастся сигнал тревоги, на всех окнах опустятся стальные жалюзи, а полиция получит сигнал на выезд. Дориан ежемесячно переводил по тридцать тысяч долларов в благотворительный фонд местной полиции, поэтому на вызов из его резиденции полицейские реагировали в шесть раз быстрее, чем на какой-либо другой. Он это проверял.

Он прилетал в Тибурон не только ради глубоких размышлений о технологии и культуре. Здесь он придумывал невероятные будущие сексуальные приключения, из которых можно безопасно выскользнуть. Но была еще одна причина. Здесь он мог оттянуться по полной и насладиться обществом самого себя, без назойливого присутствия других людей. Перселл накрошил льда в бокал и налил водки с ароматом шоколада. Взяв бокал, он отправился бродить по своему сверхсовременному дворцу, не зная, чем бы заняться. Можно поиграть в пинбол или видеоигру. Можно полетать на виртуальном бомбардировщике F-18 с полной имитацией реального полета. А можно взять пневматическую винтовку и отправиться на крышу стрелять ворон или голубей, если таковые здесь водятся.

Перселл зашел в библиотеку. Пол, отделанный известняком, был устлан громадным старинным кашанским ковром с прихотливыми узорами коралловых, сапфировых и темно-янтарных нитей. Ковер словно ожидал джинна, который произнесет заклинание и поднимет его в воздух. Полки были отделаны шпоном дерева анегри; казалось, их золотистая поверхность светится. Перселл заключил контракт на поиски первых изданий самых известных и впечатляющих книг и получил шесть тысяч раритетов, уплатив восьмизначную сумму.

Он решил побродить между стеллажами, наслаждаясь своими приобретениями. Но, свернув в ближайший проход, он уловил едва ощутимый посторонний запах. Откуда исходил этот запах, Перселл не знал. Возможно, пахло плесенью или еще чем-то, связанным со старой бумагой. Странно, что его поставщик книг не устранил этот запах. Желание осматривать библиотеку пропало.

Перселл до сих пор не выкроил времени, чтобы прочитать хотя бы одну книгу из своей первоклассной коллекции, но его это не волновало. Библиотека служила двум главным целям. Она добавляла статусности его тибуронской резиденции. Но что еще важнее, за одним из стеллажей скрывалась потайная дверь, похожая на потайные двери в старых фильмах ужасов с участием Карлоффа и Лугоши. По мнению Перселла, это было круто. Такое мнение сложилось у него в детстве, когда он впервые познакомился с ретрофильмами, и с тех пор оно не менялось.

Подойдя к стеллажу, он произнес: «Охус-Бохус». Так звали мифического скандинавского мага и демона. Система распознавания голоса отреагировала: стеллаж повернулся, открыв проход. Перселл вошел в потайной коридор – один из целой сети таких коридоров, пролегавших внутри стен. Войдя, он произнес латинскую фразу: «Hoc est corpus meum»[18], вернув стеллаж на прежнее место.

В конце потайного коридора была дверь, замаскированная под высокое, от пола до потолка, зеркало. Прислуга не знала о потайных коридорах, поэтому он сам периодически протирал зеркало. Перселл остановился полюбоваться своим отражением. Он считал, что выглядит удивительно и загадочно. Затем нажал потайную пружину на раме зеркала и открыл еще одну потайную дверь.

За ней находилась потайная лестница, ведущая вверх и вниз. Он спустился вниз и очутился в комнате площадью двенадцать квадратных футов, где хранились самые дорогие книги его коллекции. Там Перселл произнес слово «абракадабра», открывшее очередную потайную дверь. Он очутился в помещении, уединенностью не уступавшем забытым катакомбам, замурованным тысячелетие назад.

Сколько Перселл себя помнил, слова «секретный», «потайной», «уединенный», «загадочный» и «конфиденциальный» всегда тихо будоражили его. Это ощущение сохранялось у него с детства.

Напротив потайной двери, через которую он вошел, находилась изолированная стальная дверь весом в восемьсот фунтов. Дверь открывалась набором комбинации цифр или словами «Hola Nola Massa» – заклинанием, с помощью которого средневековые черные маги закрепляли успех своих деяний.

Перселл произнес эти слова, и дверь открылась. Он вошел в помещение, отдаленно напоминавшее небольшую квартиру, в которой пока не было ни мебели, ни отделки. Первая комната была размером двадцать на тридцать футов. За ней находилась полноценная ванная комната, в которой имелись холодильник и микроволновка. Стены и потолок имели трехфутовую толщину и были изготовлены из наливного бетона, армированного сталью, покрыты звукоизоляционными панелями дюймовой толщины и внешними декоративными панелями. Если бы Перселл принес сюда свой айпод и врубил на полную громкость какую-нибудь душераздирающую композицию в стиле хэви-метал, по другую сторону восьмисотфунтовой двери были бы слышны лишь слабые, трудно распознаваемые звуки. А через несколько шагов исчезали и они.

Это помещение было одним из трех убежищ, расположенных в разных концах дворца. В случае нападения террористов или проникновения грабителей Перселл мог в них укрыться и ждать, пока полиция разбирается с непрошеными гостями. Два других убежища не были так глубоко упрятаны и тщательно укреплены, как это. Сооружение всех трех проходило тайно, и городской департамент строительства ничего о них не знал.

Месяца через два после того, как тибуронский дворец был закончен, до Перселла вдруг дошло, что это убежище может послужить и другой цели. Ему понадобился еще месяц, и только тогда Дориан признался себе, что на подсознательном уровне знал, что это за цель. Ее придумал не внутренний ребенок, любящий старые фильмы ужасов, и не помешанный на безопасности миллиардер, в которого превратился этот ребенок. Нет, эту цель создала жестокая и безжалостная сторона его личности, признать которую он был еще не вполне готов. Сторона, являвшаяся полностью свободной и всемогущей версией Дориана Перселла – его первозданное «Я», жаждавшее самовыражения.