– Не сделал официального заявления, когда у него четыре трупа и виновный в бегах? Этот шериф спятил, что ли? Первые двое были убиты вчера? Когда? Во второй половине дня?

– Да. Но похоже, что поздним вечером генеральный прокурор штата забрал расследование по ним под свою юрисдикцию. Трупы увезли в Сакраменто.

– К Тио Барбизону? – спросил Ладлоу, поднимаясь с дивана.

– Да. Думаю, что к нему.

Шекет должен был погибнуть в Спрингвилле вместе со всеми. Но не погиб. Барбизон забрал два первых убийства под свою юрисдикцию и до сих пор не устроил брифинга для прессы и не сделал никакого заявления. Тио давно находился у Дориана Перселла в кармане.

Ладлоу так долго молчал, что Вербоцки не выдержал:

– Вы по-прежнему на линии?

– Да.

– Мы не можем вывезти даму, когда вокруг столько полиции.

– Оставайтесь пока там, где находитесь. Она с повестки не снимается. Я сейчас сделаю звонок, потом вам перезвоню.

Ладлоу нажал красную кнопку.

Он взял с кофейного столика другой одноразовый мобильник. Этот был приобретен исключительно для информирования Дориана Перселла о ликвидации «Трагедии». К корпусу телефона скотчем крепилась бумажка с номером такого же мобильника, находящегося у Перселла. Когда сайт «Трагедии» перестанет существовать вместе со всеми участниками этой корпорации заказных убийств, когда прежний уровень безопасности будет восстановлен, Ладлоу и Перселл уничтожат свои одноразовые телефоны.

Учитывая непрерывно растущий уровень преступности, Хаскелл Ладлоу похвалил себя за то, что еще давно вложил солидный капитал в бизнес по производству одноразовых мобильных телефонов.

Он набрал номер Дориана.





103


Штаб-квартира «Параболы» в Саннивейле, штат Калифорния, включала и личные апартаменты Дориана Перселла площадью восемь тысяч квадратных футов. Там он появлялся, когда требовалось его присутствие в самом сердце корпоративных дел, например когда решался вопрос о новом приобретении или готовился выпуск нового продукта, а также какой-нибудь делающий карьеру политик настаивал на встрече с глазу на глаз, дабы обсудить условия, на которых этот слуга народа был готов продаться Дориану и продать своих избирателей. Но в этот сентябрьский четверг апартаменты Перселла пустовали.

Несколько севернее, в Пало-Альто, Дориан владел поместьем в двенадцать тысяч футов и участком в два акра. Из окон этого роскошного дома открывался потрясающий вид на залив Сан-Франциско. Дориан жил там со своей невестой Паломой Паскаль – высокообразованной, харизматичной и обворожительно красивой, которая уверенно и непринужденно держалась в самых изысканных и утонченных слоях общества, производила положительное и неизгладимое впечатление на каждого и продолжала оставаться его невестой, поскольку никогда не заикалась о замужестве. Однако Дориана не было и здесь.

В центре Сан-Франциско в величественном доме на вершине Ноб-Хилла Дориан владел двухэтажной квартирой площадью четырнадцать тысяч квадратных футов. Оттуда открывался впечатляющий вид на город – начиная от архитектурных шедевров, ставших иконами Сан-Франциско, до поселений бездомных и тротуаров, заваленных нечистотами. В этом изысканно обставленном пентхаусе он жил с двадцатитрехлетней Саффрон Кеттерлинг по прозвищу Солнышко, которая была еще красивее Паломы Паскаль. Солнышко была удивительно стройной и гибкой, поскольку с шестилетнего возраста усердно занималась гимнастикой. Сейчас, в 11:40, Солнышко еще спала. Они с Дорианом легли в четверть второго, но угомонились лишь около шести, пока не перепробовали все позы для секса.

Дориан проснулся в половине одиннадцатого, проспав чуть больше четырех часов. С тех пор как он вырос настолько, чтобы осознать существование смерти, он не спал больше пяти часов, считая время, отвоеванное у сна, своей победой над Угрюмой Жницей. Сейчас Дориан сидел в своем кабинете на нижнем этаже квартиры за внушительным письменным столом из нержавеющей стали и голубого кварцита и ел завтрак, поданный дворецким Францем. Одновременно он принимал первые 40 из 124 витаминно-минеральных добавок, которые проглатывал ежедневно. Завтракая, он сочинял траурную речь, которую намеревался произнести на поминальной службе по сотрудникам «Рефайн», трагически погибшим во время пожара в лабораторном комплексе Спрингвилла, штат Юта.

Когда зазвонил одноразовый мобильник, Перселл сразу понял, кто звонит, поскольку этот номер знал только Хаскелл Ладлоу.

– Жизнь хороша, – сказал Дориан, приняв звонок.

– Жизнь сложна, – возразил Хаскелл.

– Рассказывай.

– Наши старые друзья из службы борьбы с вредоносными насекомыми установили местонахождение того назойливого таракана. На этом их работа закончилась. – Итак, ключевые фигуры «Трагедии» были мертвы. Но они отыскали «назойливого таракана», то бишь хакера. – Наши новые друзья из службы борьбы с вредоносными насекомыми готовы взяться за дело, – продолжал Хаскелл. Он имел в виду Вербоцки и парней из «Атропоса». – Но проблема, которую решаю я, и твоя проблема слились в одну.

– Это как?

– Ты мне не говорил, что один из девяноста трех выскользнул до большого взрыва и сбежал.

Шекет.

– Тебя это не касалось. Каким образом ты узнал?

– Не суть. Вчера мистер девяносто третий повел себя, как плохой парень. Скажи, он часто вел себя, как плохой парень?

– Дважды, – ответил Дориан, имея в виду убийства Пейнтона Спейдера и Джастин Клайнмен.

– Это было вчера днем. Но ты не знаешь, что он заявился к ней в дом, устроил спектакль. Его пришлось утихомиривать, но безуспешно. С тех пор он еще дважды показал себя плохим парнем.

Дориан отодвинул остатки завтрака.

– К ней в дом? О ком ты? Не слишком ли много иносказаний?

– Мне не кажется, что их много.

– Нас никто не подслушивает, а если кто слушает, то не поймет, кто мы такие.


Хаскелл не торопился говорить прямым текстом.

– Помнишь парня, который хотел обгадить весь твой бизнес с археями?

Джейсон Букмен.

– Помню.

– Его вдова живет в том городе. Девяносто третий на нее неровно дышит. По пути к ней он дважды показал себя плохим парнем. Затем он попытался добиться ответных чувств, оказался в браслетах, после чего вырвался и еще дважды побывал плохим парнем.

– Почему я ничего не знаю о вторых его художествах? Отчего дружественный нам генеральный прокурор не почесался и не сообщил про обстановку в этом захолустье? Нас должны были держать в курсе. Предполагалось, что все пройдет тихо, словно ничего не случилось.

– Учти, этот городишко тебе не киношный «Мэйберри РФД», а тамошняя задница в форме – негодный материал, мнящий себя звездой правопорядка.

Проглоченные витамины застряли у Дориана в горле. Он резко сглотнул и протолкнул строптивые таблетки капустным смузи.

– Я добьюсь, что этот придурок будет отлавливать бродячих собак. Но я до сих пор не понимаю, почему две наши проблемы слились в одну.

– Наши друзья-дезинсекторы, которые отошли от дел, проследили местонахождение хакера. Точнее, хакерши. Это и есть вдова.

– Издеваешься?

– Она каким-то образом раздобыла идентификатор Гордиуса и твой пароль от «Трагедии» и сопоставила, что к чему.

– Неблагодарная сука, – буркнул Дориан.

– Может, тебе стоило отдать ей тот пакет акций?

– По моим расчетам опционы на тот момент не подлежали исполнению. Я не какой-нибудь долбаный Санта-Клаус. Что тебе мешает закончить работу?

– Будущий собаколов выделил ей охрану на случай возвращения плохого парня. Шесть человек. Нужно, чтобы они свернули охрану и отправились есть пончики.

– Я об этом позабочусь. А что насчет мистера девяносто третьего?

– Он обезглавил какого-то беднягу, угнал принадлежащий тому пикап. Заметная машина, из переделанных. Теперь наши новые друзья полагают, что он давным-давно убрался за пределы округа, но в истории со вдовой они не хотят понапрасну рисковать. А с этим парнем происходит что-то в духе «Секретных материалов». У тебя есть какие-нибудь соображения, что именно?

Глядя на тарелку с остывающими яйцами, ломтиками авокадо и крабовым мясом, Дориан ответил:

– Нет. Я понятия не имею.





104


Шериф Хейден Экман удалился в свою резиденцию на Сьерра-Уэй – самой красивой улице Пайнхейвена.

Дом был весьма просторным для одного человека, уютно обставленный и снабженный всей современной бытовой техникой, однако гордости шериф не испытывал. Он знал, что однажды будет жить в куда более просторном и более величественном доме. Нынешнее жилище смущало его, и причина крылась не в изъянах дома. Просто когда он достигнет заслуженного статуса, он не сможет сказать, что всегда жил в богатых домах и вращался среди элиты. Можно в какой-то мере подправить свою родословную и отретушировать прошлое гладким враньем, но кое-кто будет помнить, что когда-то этот великий человек жил здесь. Тогда он носил форму и был слишком близок к простым людям.

Судьба внесла коррективы, и теперь ему предстояло сжиться с мыслью, что этот дом – самая величественная его резиденция и другой ему не видать. Как же это несправедливо. Он все делал правильно. Использовал свой юридический диплом, чтобы оказаться на должности шерифа. Наполнил местную полицию преданными людьми, которые должны лезть из кожи вон, взращивая его авторитет и даже славу в масштабе окружных правоохранительных органов. Он неутомимо сотрудничал с нужными людьми в соседних округах и в Сакраменто. Избираясь на должность шерифа, он потратил на свои нужды намного меньше денег из фонда избирательной кампании, чем хотелось бы. Из машины Шекета он забрал триста тысяч долларов наличными, а ведь будь он алчным, забрал бы четыреста. Несмотря на все правильные действия, Экман сейчас находился на грани краха своей карьеры.

Согласно его сделке с Тио Барбизоном он должен был держать генерального прокурора в курсе всех событий по этому делу. Хейден согласился на это условие и передал расследование убийства Спайдера и Клайнмен ведомству Барбизона, будучи уверенным, что убийца давно покинул пределы округа Пайнхейвен и ему самому уже потеть не придется.

И вдруг хаос. Одно жуткое событие за другим. До происшествия в больнице шериф еще верил, что способен управлять ситуацией в свою пользу. Он намеревался сочинить блистательное заявление для прессы, поставив себе в заслугу поимку психически больного беглеца, оказавшегося не только убийцей-психопатом, но и бывшим генеральным директором корпорации «Рефайн», ответственным за катастрофу в Спрингвилле. На брифинге Хейден намеревался заявить, что передает этого спятившего мерзавца в руки генерального прокурора, причем он собирался сообщить об этом самому прокурору в считаные минуты до брифинга, чтобы Тио не заграбастал лавры себе. Но сейчас… Ох, это сейчас. Сейчас псих Шекет оставил еще два трупа и смылся, а шериф ничего не сообщил генеральному прокурору. Скандал еще не разразился, но это будет грандиозный скандал. Целая канонада из пушек, заряженных дерьмом, где единственной мишенью окажется он, Хейден Экман.

Он уехал домой, прикрываясь необходимостью составить заявление для СМИ. Но он не мог написать ни строчки, поскольку это заявление было бы равносильно предсмертной записке самоубийцы.

По правде говоря, он сбежал домой, опасаясь вырвавшегося на свободу Ли Шекета. Дом был единственным местом, где шериф чувствовал себя в относительной безопасности. Он оборудовал свое жилище первоклассной сигнализацией. В каждой комнате у него было спрятано по дробовику. Экман еще не переодевался, и у пояса висела форменная кобура с пистолетом. Все окна он плотно зашторил.

В свою бытность адвокатом ему доводилось представлять интересы шарлатанов, которые устраивали спектакли с несуществующими травмами или фантастически преувеличивали последствия реальных. Самыми опасными из его клиентов были те, кто обнаруживал, что он незаконно завысил суммы своих гонораров и добивались через суд или арбитраж возмещения ущерба. Можно подумать, он единственный из адвокатов, кто так делал. Однако никто из клиентов ни разу не пытался его убить.

И зачем он устроил шоу, решив руководить помещением Шекета в психиатрическую палату окружной больницы? Они с Ритой Карриктон снимали на смартфоны все ключевые моменты. Задним числом Экман сознавал, что поступил глупо, сконцентрировав на себе гнев этого безумца. Конечно, он всего лишь служитель закона, делавший свою работу. Но кто знает, во что выльется иррациональная ненависть в голове маньяка-убийцы вроде Шекета?

Мозг Тэда Фентона исчез.

Пропала голова Эрика Норсмана. Шекетовский судок для ланча.

Шериф безостановочно бродил по дому, то спускаясь вниз, то поднимаясь на второй этаж. Он был почти уверен, что в доме кто-то есть. Задернутые шторы и опущенные жалюзи вынудили его повсюду зажечь свет. И все равно комнаты были полны теней. Боковым зрением он улавливал какое-то движение и резко оборачивался, сжимая рукоятку пистолета.

Каждый звук, извлекаемый ветром из дома, каждый скрип, хлопок и грохот казались не просто звуками его жилища, сопротивляющегося буре, а свидетельствовали о прокравшемся злоумышленнике, который мог находиться на расстоянии одной-двух комнат от шерифа.

Экман боялся повернуть за угол и наткнуться на Шекета, скалившего окровавленные зубы. Он твердил себе, что его страх беспричинен и нужно просто успокоиться. Но кто еще пару дней назад поверил бы в реальность всего, что натворит этот беглец? Если Шекет сумел вырваться из хитроумных ремней, которыми его связали в психиатрической палате, если спрыгнул с третьего этажа, словно умел летать, кто поручится, что он не сможет попасть в запертый, находящийся под сигнализацией, полностью защищенный дом с легкостью муравья, проползающего через замочную скважину?