81


Кипп и Вуди соединились взглядами и разумом, общаясь через Провод.

Их общение было личным. Они передавали и получали телепатические сообщения, но лишь между собой.

Кипп делился с мальчиком своим видением мира.

«Здесь я был, это видел, таких людей встречал, и вот что я обо всем этом думаю».

Пес рассказывал о том, что ценит и чего боится, щедро делясь своими знаниями.

О том же рассказывал и Вуди, хотя его жизненный опыт был скромнее.

Кипп знал, что простота в человеческих отношениях свидетельствует о правде, а всякого рода сложности – признак обмана. Вуди Букмен тоже это знал, но только сейчас начал понимать умом, сердцем и душой.

Они много чего знали.

Что зависть и жадность – отрава, порождающая неуемную жажду власти и всяческое зло.

Что любовь – противоядие от зависти и жадности.

Что любовь необходима для сохранения чистоты.

Что покоя ума и совершенного счастья можно достичь только с помощью истинной чистоты и простоты истины.

Ни Вуди, ни Кипп не были ошеломлены тем, что делятся самым сокровенным и узнают сокровенное от другого.

Провод помогал делать признания, которые было бы нелегко произнести вслух, мгновенно преодолевая всякое смущение.

Киппа и Вуди роднило то, что оба были невинны и простодушны: первый благодаря своей собачьей природе, а второй – из-за особенностей развития.

Более того, оба понимали, что все существа с высокой способностью восприятия зачастую были глупцами, вынужденными смиряться со своей глупостью, а не отрицать ее.

Такое понимание вело к скромности и смирению.

Смирение было основой всех существенных достижений.

Бесхитростные факты и эмоции складывались в невидимые узоры, и телепатическое общение двух жизней текло столь же легко и свободно, как сведения, перекачиваемые с компьютера на флешку, но имело куда более глубокий смысл, чем просто передача данных.

Узы, связывающие людей и собак, существовали сотню тысяч лет, а может, и того больше.

Но общение Вуди и Киппа делало эти узы сильнее и крепче, чем они были на проятежине минувших тысячелетий.

Что это даст – пока не знали ни Кипп, ни Вуди.

Они докопаются.

В каждом событии есть свои «что» и «почему». «Что» всегда открывается.

А вот «почему» часто окутано вечной тайной.





82


Два часа ночи. Предместье Сакраменто. Здание бывшего торгового комплекса. Намеченная реконструкция превратит его в фешенебельные апартаменты с высоким уровнем комфорта.

Весь большой участок был огорожен проволочным забором. Красные буквы на пластиковых щитах, прикрепленных к забору, сообщали о повышенной опасности объекта и запрещали проникновение на его территорию. Хотя все, что можно было разворовать, оттуда давно уже вынесли и вывезли, за единственными воротами всегда стояла машина охранника. Его присутствие не столько отпугивало воров, сколько охлаждало пыл городских искателей приключений – исследователей бетонных пещер, вечно лезущих то в здания заброшенных отелей, то в лабиринты канализационных и иных туннелей, пролегающих под крупными городами. Все являлось противозаконным, но если кто-то из диггеров или «городских археологов» в результате своих путешествий получал травму, неквалифицированные присяжные или судья, руководствующийся эмоциями, могли решить дело в пользу нарушителя и присудить ему солидную компенсацию.

Однако сегодня ночному охраннику велели не показываться на дежурстве. Заброшенный торговый комплекс был идеальным местом для выяснения отношений сторон, каждая из которых настаивала на встрече. Появление случайных свидетелей полностью исключалось.

Хаскелл Ладлоу вылез из своего «лексуса» и в свете фар стал неторопливо отпирать ворота, делая вид, что приехал сюда первым.

Он вовсе не жаждал сюда ехать. Несколько часов назад он великолепно развлекался в роскошном лас-вегасском пентхаусе вместе с двадцатидвухлетними близняшками Зоей и Хлоей. Девицы поражали его своей искушенностью по части извращений, хотя он предавался извращениям почти столько же лет, сколько было этим сестрам. Его тесная дружба с Дорианом Перселлом длилась и того больше – двадцать пять лет. Он всегда находился на вторых ролях. Пару лет назад Ладлоу отошел от дел, чтобы посвятить себя удовольствиям. Однако Перселлу понадобилось скрыть правду о случившемся в Спрингвилле, и он попросил Ладлоу помочь. Хаскеллу пришлось на время вспомнить старое.

Ветер раскачивал забор, заставляя проволочную сетку издавать отвратительные звуки, будто адская арфа под рукой демона. В ячейках сетки застряли десятки разномастных пластиковых мешков от почти целых до истрепанных. Они трепыхались и шуршали на ветру, отчего казалось, что над головой летит громадная стая летучих мышей.


Створка ворот откатилась в сторону, заскрипев колесиками по выщербленному асфальту. Въехав внутрь, Ладлоу закрыл ворота, но запирать не стал. Вскоре сюда подъедут еще двое.

Он проехал вдоль восточного фасада внушительного комплекса и достиг четырехэтажной стоянки, не имевшей крыши. Свой «лексус» он оставил на месте, отведенном под машины инвалидов. Никаких других машин на стоянке не было.

От стоянки к входу в торговый комплекс вела дорожка, выстланная кирпичом. Фонарик Ладлоу выхватывал из темноты десятки мятых и поцарапанных пластиковых стаканчиков. Чем-то они были похожи на косяки рыб, обреченных плавать по кирпичному морю, пока здесь не начнутся работы.

Раздвижные стеклянные двери давным-давно были сняты и утащены неведомо куда. Они были заменены фанерой и единственной металлической дверью. Ладлоу открыл ее вторым ключом и вошел. Эту дверь он тоже не стал запирать. Все должно выглядеть так, как договаривались.

Эскалаторы еще оставались на месте, превратившись в обыкновенные лестницы. Он поднялся на главный этаж. Вывески большинства магазинов были сняты, но кое-где над пустыми витринами мелькали таблички с именами бывших арендаторов и логотипы их заведений.

Птицы, ухитрявшиеся залететь внутрь, потом не могли выбраться. Ладлоу то тут, то там натыкался на пучки перьев и хрупкие кости. В них была какая-то упорядоченность, словно приверженцы культа вуду приготовили их для последующей церемонии. Двигавшийся свет фонарика выхватывал из темноты то крылья, то кости, отчего казалось, что они шевелятся.

В центре главного прохода находился большой круглый бассейн, где когда-то цвели водяные лилии и плавали разноцветные карпы кои. Теперь чаша бассейна была наполовину заполнена мозаикой из бумажного мусора.

Ладлоу присел на широкий парапет двухфутовой стенки бассейна. Пальцами правой руки он прикрыл стекло фонарика так, чтобы свет падал на пол у него под ногами. Это тоже было оговорено условиями встречи.

Хаскелл Ладлоу и Дориан Перселл дружили со времен средней школы. Обалденные хакеры, безбородые составители скриптов, они ставили руткиты в скверно защищенные компьютерные системы крупных корпораций, выкачивая всевозможные компрометирующие сведения из электронной переписки беспечных начальников, не понимавших вечную природу электронных писем. Если ты слишком молод, слишком умен и тебя не обескураживает слово «вымогательство», у тебя поистине безграничные возможности для обогащения. Как писал Бальзак, «за каждым крупным состоянием кроется преступление»[13]. Литературный штамп и вранье. Однако Хаскелл и Дориан постарались надежно упрятать концы, а потому, если кто-нибудь и возьмется писать о происхождении «Параболы», в их реальное прошлое не протянется ни одна ниточка. Хаскелл Ладлоу, хотя и держался в тени Перселла, владел вторым по величине пакетом голосующих акций. Он пойдет на любой риск (как пошел сейчас, оказавшись в этом разваливающемся торговом комплексе), чтобы сохранить свои деньги и доброе имя.



В четверть третьего перед Ладлоу материализовались двое людей из «Трагедии». Они были одеты в черное, имели приборы ночного видения и двигались бесшумно, как призраки, давно расставшиеся с телами. Согласно договоренности они должны были появиться здесь вслед за ним, в половине третьего. На самом деле они проникли сюда еще в половине первого.

Ладлоу видел только их ботинки. Не поднимая головы, он левой рукой протянул водительское удостоверение – великолепно исполненную подделку на имя Александра Гордиуса. Эту несуществующую личность он использовал вместе с Дорианом Перселлом – личность, скрывавшуюся под таким нагромождением фиктивных корпораций и осадочных слоев фальшивых данных, каких не сыщешь и в осадочных породах юрского периода. Не кто иной, как призрачный Гордиус, расплачивался с мастерами «Трагедии» за пять виртуозно осуществленных заказных убийств.

– А откуда взялось имя Гордиус? – спросил один из агентов «Трагедии», возвращая водительское удостоверение.

– От моего отца, – ответил Ладлоу.

Он встал, положив включенный фонарик на парапет.

Эти двое были сильными и гибкими. Казалось, они умели проходить сквозь стены и протискиваться через щели. Все зависело от требуемого способа нападения. Одежда неброская, куртки с капюшонами. Лица были покрыты особым черным кремом, поглощающим свет. На шее болтались очки ночного видения.

На сайте «Трагедии» их знали как Кита Ричардса и Роджера Долтри. Их настоящие имена, которые, как они думали, не знает никто, были Фрэнк Гатц и Борис Сергетов. Весь штат «Трагедии» состоял из шести человек. Благоразумие требовало сокращать штат наемных убийц до минимума. Эти двое были создателями организации.

Уведомив своего клиента о бреши в системе безопасности, что делало уязвимыми и их самих, они заявили о готовности бесплатно убить хакера, сумевшего проникнуть на сайт под личиной Гордиуса и пытавшегося анализировать данные, касавшиеся действий «Трагедии», особенности одного из пяти убийств, заказанных Гордиусом.

Настоящий «Александр Гордиус», то есть Хаскелл Ладлоу и Дориан Перселл, настояли на этой встрече, чтобы выяснить личность хакера и разработать взаимоприемлемый план по его устранению. Штаб-квартира «Трагедии» помещалась в Стоктоне, в складском здании. Оттуда до заброшенного торгового комплекса было менее пятидесяти миль, что делало его удобным местом встречи. Перед приездом сюда эта парочка наверняка разузнала, кому принадлежит бывший комплекс, однако американские филиалы трех крупных зарубежных корпораций, владевших частями здания, не имели никаких связей с Дорианом или «Параболой».

Сбрасывая нервное напряжение, Ладлоу стал ходить взад-вперед.

– Ну и кто же этот мерзавец? – спросил он.

– Господин, на самом деле к нам пытался вторгнуться не мерзавец, а сука, – с густым, как белужья икра, русским акцентом ответил Сергетов.

– Что? Вы серьезно? Какая-то дырка едва не приставила нож к нашему горлу?

– Вы только не обижайтесь, но это допотопное мышление, – сказал Фрэнк Гатц.

– Это что?

– Допотопный – значит устаревший, древний, существовавший до Ноева ковчега и потопа. Худший вариант мышления белого мужчины.

– Я не белый.

– Я лишь говорю, что женщины ни в чем не уступают мужчинам.

– Может, они умеют и мочиться стоя?

– Если хотите, да, – вздохнул Гатц.

– Женщина способна быть удивительно смышленой и при этом оставаться сволочью, – философски заметил Сергетов.

– Речь не об этом. Я не единственный пострадавший, – сказал Ладлоу, продолжая ходить взад-вперед. – «Трагедия» пострадала. Это ваша вина. Где находится эта сука?

– Господин, она живет меньше чем в двух часах езды отсюда, – сказал Борис. – В городишке Пайнхейвен, о котором вы вряд ли слышали.

Ладлоу действительно не знал о существовании такого городишки.

– Ее зовут Меган Букмен, – сказал Гатц. – Возможно, вы помните ее мужа Джейсона. Он создал проблему, которую мы решили с помощью аварии вертолета.

На Ладлоу вдруг пахнуло густой мистикой. Если до сих пор заброшенный торговый комплекс казался идеальным местом для сверхконфиденциальной встречи, защищенным от глаз случайных очевидцев, сейчас это место превратилось в зловещий средневековый замок. В узловую точку, где деяния прошлого встречаются с их последствиями.

Неужели эта Меган Букмен – женщина не от мира сего, художница и пианистка – в высшей степени опасная личность, белая хакерша, компьютерная пиратка, которая бороздит Темную Паутину в поисках справедливости?