Помнится, Джейсон сильно воспротивился, когда узнал о намерениях задействовать археи в исследованиях по генной инженерии. Он не понимал зацикленности Дориана на трансгуманистическом будущем. Более того, он не понимал, чем чревата для него самого угроза уйти с работы и обнародовать планы своего босса. А они даже тогда были слишком смелыми. Если Джейсон поделился своей тревогой с Меган, возможно, она поняла, что катастрофа вертолета вовсе не несчастный случай.
Сам Ладлоу не был трансгуманистом и не интересовался работой «Рефайн», но Дориана он не критиковал. О спрингвиллских исследованиях он ничего не знал и не хотел знать.
– Миссис Букмен живет одна. Воспитывает одиннадцатилетнего умственно отсталого сына, – сказал Гатц.
– Только потому, что ее сын – ребенок, обделенный умом, его нельзя щадить, – объявил Борис Сергетов. – Есть такое понятие, как круговая ответственность. Он вышел из ее духовки, сосал молоко из ее титек. Он такой же наш враг, как она. Оба – куски дерьма из одной прямой кишки. Смыть обоих, и поскорее.
– Ваш друг слишком красноречив, – сказал Ладлоу, повернувшись к Фрэнку Гатцу. – Он, случайно, не пишет стихи в корпоративную газету? Если нет, ему стоит отвести целую страницу. Вдруг среди вас живет второй Роберт Фрост?
– Простите, сэр, но не могли бы вы перестать вертеться волчком? – попросил Гатц. – У меня голова кружится.
– Я не верчусь, а хожу, – возразил Ладлоу. – У меня сильное нервное напряжение. Из-за этой колоссальной оплошности я буквально тону в гормонах стресса. Ходьба помогает мне прочищать мозги и думать. Невозмутимость вас обоих меня ничуть не успокаивает. Вы, поди, думаете, что можно без особого риска убрать эту суку и ее сорванца.
«Сорванец» было ключевым словом. Произнеся его, Хаскелл Ладлоу подал сигнал Хисскусу, Некеру и Вербоцки, с которыми до этого подробно обсудил детали готовящегося спектакля. Услышав все, что требовалось, они теперь могли выйти на сцену и, образно говоря, опустить занавес.
Лерой Хисскус, Брэдли Некер и Джон Вербоцки приехали в торговый комплекс в половине одиннадцатого, за четыре часа до предполагаемого появления парней из «Трагедии» и за два часа до их фактического появления. Лерой, Брэд и Джон спрятались в помещениях бывших магазинов, сделав это настолько тщательно, что Гатц и Сергетов, проводившие беглый осмотр на предмет чужаков, ничего не заметили. Гатц и Сергетов были вооружены, но их оружие находилось в кобурах. Когда Хисскус, Некер и Вербоцки материализовались, словно духи на спиритическом сеансе, держа пистолеты наготове, Ладлоу спокойно отошел на безопасное расстояние. Гатца и Сергетова не спасли бы даже пуленепробиваемые жилеты «Кевлар». Менее чем за минуту троица выпустила в них три удлиненные обоймы по сорок восемь патронов. Попаданий в голову было столько, что, стреляй они в ярмарочном тире, им бы достались все призы.
Все пистолеты имели глушители, что отнюдь не делало стрельбу полностью бесшумной. Даже при неистовом вое ветра эту канонаду могли услышать за пределами торгового комплекса. Правда, жилых домов вокруг не было. Только одноэтажное здание начальной школы на другой стороне улицы, напротив ворот, через которые заезжал Ладлоу.
Третий работник «Трагедии» – Кори Холмс – находился на крыше этой школы и следил за воротами. Он должен был удостовериться, что Ладлоу приехал один, без хвоста. К этому моменту Холмс, скорее всего, уже валялся с пулей в затылке. Четвертый подельник Хисскуса, Некера и Вербоцки расположился на крыше раньше Холмса.
Хотя эхо приглушенной стрельбы успело стихнуть в стенах торгового комплекса, оно продолжало звучать в ушах Ладлоу, когда он подошел к Брэдли Некеру и остальным. У Брэда в ухе была миниатюрная рация, которую он прижимал пальцем, вслушиваясь в происходящее на крыше.
– Отлично, – сказал Некер своему подельнику на крыше, после чего повернулся к Ладлоу. – На этот раз Шерлок ухнул в Рейхенбахский водопад по-настоящему.
Это означало, что Кори Холмс мертв и уже не воскреснет, наподобие знаменитого детектива, которого Артур Конан Дойл воскресил, уступив требованиям возмущенных читателей.
«С каких это пор люди, занимающиеся подобной работой, стали завершать ее язвительными шуточками? – с неприязнью подумал Ладлоу. – Во всем виноваты фильмы».
Еще троих агентов «Трагедии», спавших в своих стоктонских домах, ждала такая же участь. Тела всех шестерых бесследно исчезнут. К рассвету сайт и все следы его деятельности также перестанут существовать.
Несколько лет назад, создавая «Трагедию», Фрэнк Гатц и Борис Сергетов думали, что начальный капитал для их проекта поступает из криминальных кругов. Знай они, что эти деньги весьма кружными путями приходят от Дориана Перселла, они бы удивились иронии своих судеб. Возможно, Гатц удивился бы. Сергетов такой способностью не обладал.
Хисскус, Некер, Вербоцки и еще пятеро их подельников создали свою организацию в Темной Паутине два года назад. По их представлениям, начальным капиталом являлись деньги международных торговцев оружием, ведущих бизнес с наемниками по всему миру. Но и здесь эквивалентом «бродвейского ангела», поддерживающего не мюзиклы, а заказные убийства, выступил все тот же Дориан Перселл. Адрес их сайта состоял из комбинации пятидесяти двух букв и цифр. Фирма называлась «Атропос и компания» – по имени самой зловещей из трех мойр классической мифологии. Атропос была богиней, перерезавшей нить жизни. Название предложил Джон Вербоцки – человек, избыточно образованный для своей профессии.
За многими крупными состояниями не скрывалось никаких преступлений, а только упорный труд, интеллект и фанатичная преданность избранному пути. Однако Бальзак был не так уж не прав. Четырнадцатилетние подростки, вкусившие шальных денег от вымогательства, навсегда запомнили этот опыт. Тщательно спланированное преступление – штука эффективная и очень прибыльная.
Человек, убивший Холмса на крыше школы, избавится от трупа, после чего поможет Лерою Хисскусу убрать следы расправы внутри торгового комплекса. А Джон Вербоцки и Брэдли Некер вскоре отправятся на окраину Пайнхейвена, до которой ехать меньше двух часов.
Будучи более чувствительным, нежели агенты «Атропоса», Хаскелл отошел как можно дальше от изрешеченных, истекающих кровью трупов Гатца и Сергетова, от которых пахло кровью, калом, мочой и желудочными газами.
Вербоцки пошел вместе с ним. У обоих из-под ботинок с лязгом выкатывались стреляные латунные гильзы.
– Мистер Гордиус, мы хорошо сотрудничали с вами в прошлом, и мы всегда убираем за собой. Уберем и здесь, и в Стоктоне. Но я хочу прояснить детали нашей работы в Пайнхейвене. Мы действуем не так, как эти дубины. – Он с презрением указал на тела Сергетова и Гатца. – В таких городках, как Пайнхейвен, чужаков сразу примечают и запоминают. Мы не можем приехать туда и устроить погром в доме этой суки.
– От вас этого и не требуется, – сказал Ладлоу. – В течение ближайших двенадцати часов Меган Букмен и ее сын нужны мне живыми. Я хочу ломать ее неторопливо, по кусочку, выясняя, какие сведения ей известны. Если она кому-то о них рассказывала, то кому именно. Если я заполучу мальчишку, я начну с него, и это сломает ее быстрее.
Вербоцки предложил варианты действий, сказав, что для успеха операции понадобятся еще двое. Ладлоу внес свои уточнения.
Хаскелл Ладлоу в обличье Александра Гордиуса покидал заброшенный и загаженный торговый комплекс. Луч фонарика ударял в пыльные окна. Несколько раз ему казалось, что боковым зрением он засек силуэты сталкеров. Ладлоу относил это за счет своего разыгравшегося воображения, однако нервно вертел головой по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет.
Он не впервые оплачивал заказные убийства и никогда особо о них не думал, но только сегодня ему довелось присутствовать при исполнении контракта. Он не ожидал, что зрелище подействует на него столь тягостно.
Когда Ладлоу вернулся на четырехэтажную открытую стоянку, где оставил свой «лексус», внезапный шорох заставил его обернуться и осветить фонариком лес бетонных колонн. Ветер вынес из темноты несколько мятых газетных листов. Они кружились по стоянке, словно безликое чудовище с бледными крыльями и зловещими намерениями. У бумажного демона не было ни косы, ни серпа, но порыв ветра приподнял его и швырнул прямо на Ладлоу. Грязная бумага хрустела возле самого лица Хаскелла, заслоняя обзор. Он вскрикнул и дернулся в сторону, отбиваясь фонариком, словно старые газетные листы можно было ранить.
Ладлоу ввалился в салон внедорожника, захлопнул дверцу, быстро включил двигатель и фары. Он сидел в холодном поту, заперев все дверцы машины. Ветер уносил бумажного демона в темноту. Ладлоу был ошеломлен этим приступом паники.
Стресс. Все дело в стрессе. Он только что был свидетелем жестокой расправы над Гатцем и Сергетовым. Вторая причина – Меган Букмен и ее возможные догадки о связи «Трагедии» с ним и Дорианом. Впрочем, он тут ни при чем. Он не имел никаких дел с корпорацией «Рефайн» и ничего не знал о случившемся в Спрингвилле. Это не особо беспокоило Ладлоу. Главное, чтобы беды «Рефайн» не отразились на курсе акций «Параболы».
Ладлоу проделал обратный путь, выехав за ворота на улицу.
В свой отель он вернулся в половине четвертого. Разборки с «Трагедией» не дадут ему спать, а он отчаянно нуждался во сне после нескольких дней забав с Зоей и Хлоей в Лас-Вегасе. Ему хотелось выпить мартини с легкой примесью вермута, а потом бокал первосортного каберне и съесть ранний завтрак. Нет, ему нужна обеденная еда, чтобы перезапустить циркадный ритм. После этого – восемь часов сна, чтобы подготовиться к допросу Меган Букмен.
Ладлоу занимал многокомнатный номер в четырехзвездочном отеле. Правительство штата было насквозь пронизано коррупцией. В Сакраменто плескался целый океан отмываемых «темных денег», и потому город предлагал на выбор множество хороших отелей. В номере Ладлоу было целых три спальни. Проснувшись ночью, чтобы посетить туалет, он любил возвращаться в другую постель с безупречно чистыми простынями, на которых он еще не успел оставить следы своих отвратительных снов.
83
Позади офиса шерифа и городской тюрьмы находилась парковка для муниципальных служащих, а за нею – кирпичное здание гаража с небольшими зарешеченными окнами, расположенными почти под самой крышей. Оттуда исходил перламутрово-серый отраженный свет, поскольку тарелки светильников располагались ниже линии окон.
Здесь стояли автомобили, имеющие отношение к расследованию серьезных преступлений. Дальнейшая их судьба зависела от результатов расследования или решения суда: в одних случаях – конфискация, в других – возврат законному владельцу. В округе Пайнхейвен с его низким уровнем преступности правоохранительные органы не страдали манией реквизиции и не стремились обращать конфискацию себе на пользу. Поэтому, кроме личной патрульной машины Экмана, в гараже находились только две машины: «Форд F-150», водитель которого в пьяном виде совершил наезд и скрылся, и красный «додж-демон», принадлежавший Ли Шекету, он же Натан Палмер. На этом «додже» он бежал из Юты.
Шериф Экман прибыл в гараж прямо из больницы. Перевозбуждение отбило у него сон. «Доджем» он занимался один. Вследствие чрезвычайного характера преступления и вовлеченности корпорации, принадлежащей Дориану Перселлу, Экман решил не оповещать СМИ раньше полудня. Это даст ему время оценить ситуацию и решить, как наилучшим образом извлечь из нее максимальную выгоду. Его имя станет известным всему штату, что в дальнейшем сыграет важную роль в карьере. При удачном раскладе он сможет втереться в доверие к Перселлу и существенно повысить свое благосостояние.
Просите, и вам будет дано.
В багажнике машины лежали два чемодана. Первый не представлял ничего особенного. Во втором обнаружились пачки двадцати- и стодолларовых купюр. Никогда еще Экман не видел столько наличных денег. Он прикинул сумму. Здесь было никак не меньше ста тысяч долларов.
После долгих раздумий он перенес чемодан в багажник своей патрульной машины.
Деньги явно были приготовлены на случай бегства. Следовательно, Шекет заранее предполагал, что исследования, проводимые в Спрингвилле, чреваты катастрофой, где главным виновником окажется он.
Шекет говорил Меган Букмен о Коста-Рике, где он приготовил себе надежное местечко и собирался жить не под своим именем и не под именем Натана Палмера. Шекет надеялся жить тайно, но вначале ему нужно было попасть в Коста-Рику, не привлекая к себе внимания. Прямой путь исключался, а косвенный был сопряжен с расходами, существенную часть которых составляли взятки. Скорее всего, Шекет имел миллионы на оффшорных счетах, недосягаемых для властей. Шерифу подумалось, что сто тысяч маловато для успешного бегства, когда розысками этого молодца занималось даже всемогущее АНБ. Имея ресурсы и сознавая, что в случае чего он станет главным обвиняемым, Шекет наверняка подготовился к побегу основательнее. Сто тысяч – слишком мало. Скорее всего, в чемодане он вез только часть денег.
Экман ходил вокруг «доджа» и внимательно разглядывал машину. Автомобили часто переделывали, создавая тайники для перевозки наркотиков. В данном случае речь шла о наличных деньгах. Они должны находиться в таком месте, откуда их легко достать. Наружные части отпадали. Шекет вряд ли устроил тайник где-нибудь под крылом. Значит, надо искать внутри машины.
«Додж-демон» был в высшей степени кастомизированным автомобилем, а не просто серийной машиной с форсированным мотором. Отделка интерьера не уступала «мерседесам». Тайный отсек где-то хитроумно спрятан, но где? Швы на обивке и другие детали мешали умельцам скрывать тайники.
Через десять минут он обнаружил две скрытые под обивкой пластины. Шериф надавил на них и увидел потайной отсек в спинке переднего пассажирского сиденья. Внутри лежали пачки стодолларовых купюр, упакованные в полиэтиленовые мешки. Посчитав их количество в одном мешке, Экман понял, что нашел еще триста тысяч.
Он почти уже переправил всю сумму в свою машину, когда вдруг понял: так нельзя. Едва будет объявлено об аресте Ли Шекета, Тио Барбизон снова пришлет сюда Фроули и Зеллмана, но уже с подкреплением. Они заберут себе не только Шекета, как то было с телами жертв, но и увезут вещественные доказательства, включая и «додж-демон».
Люди Барбизона тщательно обыщут машину и найдут тайный отсек. Если внутри окажется пусто, у них это вызовет подозрение. Зачем Шекету тратиться на устройство тайника, где ничего не лежит?
Хейден Экман ограничился тем, что забрал из отсека лишь две трети денег. Сто тысяч он с большой неохотой оставил ищейкам из офиса генерального прокурора. Конечно, Шекет может утверждать, что в тайнике у него лежали триста тысяч плюс еще сто тысяч в чемодане. Но он безумец, дегенерат и каннибал, которому не поверят.
К тому времени, когда Экман объявит об аресте Шекета, арестованный вполне может быть уже мертв. Учитывая крайнюю жестокость Шекета, вполне вероятно, что он нападет на охранника или кого-то из персонала больницы и его застрелят. Шериф обдумывал такой сценарий с того самого момента, как Шекета препровождали в психиатрическую палату.
Экману было муторно оставлять сто тысяч долларов для ребят Тио Барбизона. Он бы даже взгрустнул, если бы вскоре не нашел новую сокровищницу. Она скрывалась в подкладке спортивной кожаной куртки, лежавшей на пассажирском сиденье. В карманах этой дорогой модной одежки не было ничего интересного, а вот нижняя кромка куртки показалась ему странной. Экман вспорол шелковую подкладку и увидел полиэтиленовый рукав, разделенный на отсеки. В каждом лежало по драгоценному камню, смахивающему на бриллиант. Скорее всего, Шекет ценил эти камешки дороже, чем наличность, перевозимую в тайнике.
Пайнхейвен был для Хейдена Экмана лишь промежуточным этапом, а его нынешняя должность – ступенькой в восхождении к более значимой должности. Но выходило, что этот захудалый городишко – настоящая сокровищница возможностей.
84
Мама Вуди сидит на краешке кровати. Она крепко обнимает сына, положив его голову себе на колени.
Бен расположился в кресле. Кипп стоит возле него, возбужденно и удовлетворенно помахивая хвостом.
Никого из людей Кипп не знал так досконально, как Вуди.
Узнав Вуди, он полюбил мальчика. Он полюбил маму Вуди, которую узнал через Вуди.
Хотя Кипп любил Дороти, он знал ее лишь частично, не до самых глубин ее психики, как это произошло с Вуди.
Вуди Букмен не знал никого из людей так досконально, как он узнал Киппа.
Более того, начав общаться с Киппом по Проводу, Вуди по-новому узнавал себя.
Кипп не мог говорить и никогда не сможет. Все общение происходит телепатически.
Зато мальчик теперь говорит, освободившись от оков молчания, тяготивших его годы.
Возможно, это означало, что нарушение в его развитии было вызвано преимущественно психологической причиной.
А может, и нет.
Кипп знал: без электрической зубной щетки с таймером Вуди будет чистить зубы до тех пор, пока не лишится десен.
Вуди тоже это знал.
Вуди по-прежнему знал кучу бесполезных данных. Например, он родился в четыре часа утра двадцать шестого июля. Июль – седьмой месяц, а двадцать шесть при умножении на семь дает 182. Если прибавить четыре – час его рождения, – сумма составит 186, показатель коэффициента его интеллекта.
У себя в комнате, ловя удивленные взгляды Киппа, Бена и мамы, Вуди говорил без умолку. Он торопился рассказать о глубоких чувствах и мыслях, которые столько лет были скрыты в нем. И прежде всего – рассказать о том, как он любит и обожает свою маму.
Потом он признался, что надеется однажды встретить девочку, у которой, как у него, часть десенной ткани пересажена от умершего донора. Тогда им будет о чем поговорить, а потом они даже поцелуются.
Он рассказывал, что олени тоже живут семьями и им, как и людям, тяжело сохранять семью.
Вуди называл маму своим мостом над бурными водами.
Сам Ладлоу не был трансгуманистом и не интересовался работой «Рефайн», но Дориана он не критиковал. О спрингвиллских исследованиях он ничего не знал и не хотел знать.
– Миссис Букмен живет одна. Воспитывает одиннадцатилетнего умственно отсталого сына, – сказал Гатц.
– Только потому, что ее сын – ребенок, обделенный умом, его нельзя щадить, – объявил Борис Сергетов. – Есть такое понятие, как круговая ответственность. Он вышел из ее духовки, сосал молоко из ее титек. Он такой же наш враг, как она. Оба – куски дерьма из одной прямой кишки. Смыть обоих, и поскорее.
– Ваш друг слишком красноречив, – сказал Ладлоу, повернувшись к Фрэнку Гатцу. – Он, случайно, не пишет стихи в корпоративную газету? Если нет, ему стоит отвести целую страницу. Вдруг среди вас живет второй Роберт Фрост?
– Простите, сэр, но не могли бы вы перестать вертеться волчком? – попросил Гатц. – У меня голова кружится.
– Я не верчусь, а хожу, – возразил Ладлоу. – У меня сильное нервное напряжение. Из-за этой колоссальной оплошности я буквально тону в гормонах стресса. Ходьба помогает мне прочищать мозги и думать. Невозмутимость вас обоих меня ничуть не успокаивает. Вы, поди, думаете, что можно без особого риска убрать эту суку и ее сорванца.
«Сорванец» было ключевым словом. Произнеся его, Хаскелл Ладлоу подал сигнал Хисскусу, Некеру и Вербоцки, с которыми до этого подробно обсудил детали готовящегося спектакля. Услышав все, что требовалось, они теперь могли выйти на сцену и, образно говоря, опустить занавес.
Лерой Хисскус, Брэдли Некер и Джон Вербоцки приехали в торговый комплекс в половине одиннадцатого, за четыре часа до предполагаемого появления парней из «Трагедии» и за два часа до их фактического появления. Лерой, Брэд и Джон спрятались в помещениях бывших магазинов, сделав это настолько тщательно, что Гатц и Сергетов, проводившие беглый осмотр на предмет чужаков, ничего не заметили. Гатц и Сергетов были вооружены, но их оружие находилось в кобурах. Когда Хисскус, Некер и Вербоцки материализовались, словно духи на спиритическом сеансе, держа пистолеты наготове, Ладлоу спокойно отошел на безопасное расстояние. Гатца и Сергетова не спасли бы даже пуленепробиваемые жилеты «Кевлар». Менее чем за минуту троица выпустила в них три удлиненные обоймы по сорок восемь патронов. Попаданий в голову было столько, что, стреляй они в ярмарочном тире, им бы достались все призы.
Все пистолеты имели глушители, что отнюдь не делало стрельбу полностью бесшумной. Даже при неистовом вое ветра эту канонаду могли услышать за пределами торгового комплекса. Правда, жилых домов вокруг не было. Только одноэтажное здание начальной школы на другой стороне улицы, напротив ворот, через которые заезжал Ладлоу.
Третий работник «Трагедии» – Кори Холмс – находился на крыше этой школы и следил за воротами. Он должен был удостовериться, что Ладлоу приехал один, без хвоста. К этому моменту Холмс, скорее всего, уже валялся с пулей в затылке. Четвертый подельник Хисскуса, Некера и Вербоцки расположился на крыше раньше Холмса.
Хотя эхо приглушенной стрельбы успело стихнуть в стенах торгового комплекса, оно продолжало звучать в ушах Ладлоу, когда он подошел к Брэдли Некеру и остальным. У Брэда в ухе была миниатюрная рация, которую он прижимал пальцем, вслушиваясь в происходящее на крыше.
– Отлично, – сказал Некер своему подельнику на крыше, после чего повернулся к Ладлоу. – На этот раз Шерлок ухнул в Рейхенбахский водопад по-настоящему.
Это означало, что Кори Холмс мертв и уже не воскреснет, наподобие знаменитого детектива, которого Артур Конан Дойл воскресил, уступив требованиям возмущенных читателей.
«С каких это пор люди, занимающиеся подобной работой, стали завершать ее язвительными шуточками? – с неприязнью подумал Ладлоу. – Во всем виноваты фильмы».
Еще троих агентов «Трагедии», спавших в своих стоктонских домах, ждала такая же участь. Тела всех шестерых бесследно исчезнут. К рассвету сайт и все следы его деятельности также перестанут существовать.
Несколько лет назад, создавая «Трагедию», Фрэнк Гатц и Борис Сергетов думали, что начальный капитал для их проекта поступает из криминальных кругов. Знай они, что эти деньги весьма кружными путями приходят от Дориана Перселла, они бы удивились иронии своих судеб. Возможно, Гатц удивился бы. Сергетов такой способностью не обладал.
Хисскус, Некер, Вербоцки и еще пятеро их подельников создали свою организацию в Темной Паутине два года назад. По их представлениям, начальным капиталом являлись деньги международных торговцев оружием, ведущих бизнес с наемниками по всему миру. Но и здесь эквивалентом «бродвейского ангела», поддерживающего не мюзиклы, а заказные убийства, выступил все тот же Дориан Перселл. Адрес их сайта состоял из комбинации пятидесяти двух букв и цифр. Фирма называлась «Атропос и компания» – по имени самой зловещей из трех мойр классической мифологии. Атропос была богиней, перерезавшей нить жизни. Название предложил Джон Вербоцки – человек, избыточно образованный для своей профессии.
За многими крупными состояниями не скрывалось никаких преступлений, а только упорный труд, интеллект и фанатичная преданность избранному пути. Однако Бальзак был не так уж не прав. Четырнадцатилетние подростки, вкусившие шальных денег от вымогательства, навсегда запомнили этот опыт. Тщательно спланированное преступление – штука эффективная и очень прибыльная.
Человек, убивший Холмса на крыше школы, избавится от трупа, после чего поможет Лерою Хисскусу убрать следы расправы внутри торгового комплекса. А Джон Вербоцки и Брэдли Некер вскоре отправятся на окраину Пайнхейвена, до которой ехать меньше двух часов.
Будучи более чувствительным, нежели агенты «Атропоса», Хаскелл отошел как можно дальше от изрешеченных, истекающих кровью трупов Гатца и Сергетова, от которых пахло кровью, калом, мочой и желудочными газами.
Вербоцки пошел вместе с ним. У обоих из-под ботинок с лязгом выкатывались стреляные латунные гильзы.
– Мистер Гордиус, мы хорошо сотрудничали с вами в прошлом, и мы всегда убираем за собой. Уберем и здесь, и в Стоктоне. Но я хочу прояснить детали нашей работы в Пайнхейвене. Мы действуем не так, как эти дубины. – Он с презрением указал на тела Сергетова и Гатца. – В таких городках, как Пайнхейвен, чужаков сразу примечают и запоминают. Мы не можем приехать туда и устроить погром в доме этой суки.
– От вас этого и не требуется, – сказал Ладлоу. – В течение ближайших двенадцати часов Меган Букмен и ее сын нужны мне живыми. Я хочу ломать ее неторопливо, по кусочку, выясняя, какие сведения ей известны. Если она кому-то о них рассказывала, то кому именно. Если я заполучу мальчишку, я начну с него, и это сломает ее быстрее.
Вербоцки предложил варианты действий, сказав, что для успеха операции понадобятся еще двое. Ладлоу внес свои уточнения.
Хаскелл Ладлоу в обличье Александра Гордиуса покидал заброшенный и загаженный торговый комплекс. Луч фонарика ударял в пыльные окна. Несколько раз ему казалось, что боковым зрением он засек силуэты сталкеров. Ладлоу относил это за счет своего разыгравшегося воображения, однако нервно вертел головой по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет.
Он не впервые оплачивал заказные убийства и никогда особо о них не думал, но только сегодня ему довелось присутствовать при исполнении контракта. Он не ожидал, что зрелище подействует на него столь тягостно.
Когда Ладлоу вернулся на четырехэтажную открытую стоянку, где оставил свой «лексус», внезапный шорох заставил его обернуться и осветить фонариком лес бетонных колонн. Ветер вынес из темноты несколько мятых газетных листов. Они кружились по стоянке, словно безликое чудовище с бледными крыльями и зловещими намерениями. У бумажного демона не было ни косы, ни серпа, но порыв ветра приподнял его и швырнул прямо на Ладлоу. Грязная бумага хрустела возле самого лица Хаскелла, заслоняя обзор. Он вскрикнул и дернулся в сторону, отбиваясь фонариком, словно старые газетные листы можно было ранить.
Ладлоу ввалился в салон внедорожника, захлопнул дверцу, быстро включил двигатель и фары. Он сидел в холодном поту, заперев все дверцы машины. Ветер уносил бумажного демона в темноту. Ладлоу был ошеломлен этим приступом паники.
Стресс. Все дело в стрессе. Он только что был свидетелем жестокой расправы над Гатцем и Сергетовым. Вторая причина – Меган Букмен и ее возможные догадки о связи «Трагедии» с ним и Дорианом. Впрочем, он тут ни при чем. Он не имел никаких дел с корпорацией «Рефайн» и ничего не знал о случившемся в Спрингвилле. Это не особо беспокоило Ладлоу. Главное, чтобы беды «Рефайн» не отразились на курсе акций «Параболы».
Ладлоу проделал обратный путь, выехав за ворота на улицу.
В свой отель он вернулся в половине четвертого. Разборки с «Трагедией» не дадут ему спать, а он отчаянно нуждался во сне после нескольких дней забав с Зоей и Хлоей в Лас-Вегасе. Ему хотелось выпить мартини с легкой примесью вермута, а потом бокал первосортного каберне и съесть ранний завтрак. Нет, ему нужна обеденная еда, чтобы перезапустить циркадный ритм. После этого – восемь часов сна, чтобы подготовиться к допросу Меган Букмен.
Ладлоу занимал многокомнатный номер в четырехзвездочном отеле. Правительство штата было насквозь пронизано коррупцией. В Сакраменто плескался целый океан отмываемых «темных денег», и потому город предлагал на выбор множество хороших отелей. В номере Ладлоу было целых три спальни. Проснувшись ночью, чтобы посетить туалет, он любил возвращаться в другую постель с безупречно чистыми простынями, на которых он еще не успел оставить следы своих отвратительных снов.
83
Позади офиса шерифа и городской тюрьмы находилась парковка для муниципальных служащих, а за нею – кирпичное здание гаража с небольшими зарешеченными окнами, расположенными почти под самой крышей. Оттуда исходил перламутрово-серый отраженный свет, поскольку тарелки светильников располагались ниже линии окон.
Здесь стояли автомобили, имеющие отношение к расследованию серьезных преступлений. Дальнейшая их судьба зависела от результатов расследования или решения суда: в одних случаях – конфискация, в других – возврат законному владельцу. В округе Пайнхейвен с его низким уровнем преступности правоохранительные органы не страдали манией реквизиции и не стремились обращать конфискацию себе на пользу. Поэтому, кроме личной патрульной машины Экмана, в гараже находились только две машины: «Форд F-150», водитель которого в пьяном виде совершил наезд и скрылся, и красный «додж-демон», принадлежавший Ли Шекету, он же Натан Палмер. На этом «додже» он бежал из Юты.
Шериф Экман прибыл в гараж прямо из больницы. Перевозбуждение отбило у него сон. «Доджем» он занимался один. Вследствие чрезвычайного характера преступления и вовлеченности корпорации, принадлежащей Дориану Перселлу, Экман решил не оповещать СМИ раньше полудня. Это даст ему время оценить ситуацию и решить, как наилучшим образом извлечь из нее максимальную выгоду. Его имя станет известным всему штату, что в дальнейшем сыграет важную роль в карьере. При удачном раскладе он сможет втереться в доверие к Перселлу и существенно повысить свое благосостояние.
Просите, и вам будет дано.
В багажнике машины лежали два чемодана. Первый не представлял ничего особенного. Во втором обнаружились пачки двадцати- и стодолларовых купюр. Никогда еще Экман не видел столько наличных денег. Он прикинул сумму. Здесь было никак не меньше ста тысяч долларов.
После долгих раздумий он перенес чемодан в багажник своей патрульной машины.
Деньги явно были приготовлены на случай бегства. Следовательно, Шекет заранее предполагал, что исследования, проводимые в Спрингвилле, чреваты катастрофой, где главным виновником окажется он.
Шекет говорил Меган Букмен о Коста-Рике, где он приготовил себе надежное местечко и собирался жить не под своим именем и не под именем Натана Палмера. Шекет надеялся жить тайно, но вначале ему нужно было попасть в Коста-Рику, не привлекая к себе внимания. Прямой путь исключался, а косвенный был сопряжен с расходами, существенную часть которых составляли взятки. Скорее всего, Шекет имел миллионы на оффшорных счетах, недосягаемых для властей. Шерифу подумалось, что сто тысяч маловато для успешного бегства, когда розысками этого молодца занималось даже всемогущее АНБ. Имея ресурсы и сознавая, что в случае чего он станет главным обвиняемым, Шекет наверняка подготовился к побегу основательнее. Сто тысяч – слишком мало. Скорее всего, в чемодане он вез только часть денег.
Экман ходил вокруг «доджа» и внимательно разглядывал машину. Автомобили часто переделывали, создавая тайники для перевозки наркотиков. В данном случае речь шла о наличных деньгах. Они должны находиться в таком месте, откуда их легко достать. Наружные части отпадали. Шекет вряд ли устроил тайник где-нибудь под крылом. Значит, надо искать внутри машины.
«Додж-демон» был в высшей степени кастомизированным автомобилем, а не просто серийной машиной с форсированным мотором. Отделка интерьера не уступала «мерседесам». Тайный отсек где-то хитроумно спрятан, но где? Швы на обивке и другие детали мешали умельцам скрывать тайники.
Через десять минут он обнаружил две скрытые под обивкой пластины. Шериф надавил на них и увидел потайной отсек в спинке переднего пассажирского сиденья. Внутри лежали пачки стодолларовых купюр, упакованные в полиэтиленовые мешки. Посчитав их количество в одном мешке, Экман понял, что нашел еще триста тысяч.
Он почти уже переправил всю сумму в свою машину, когда вдруг понял: так нельзя. Едва будет объявлено об аресте Ли Шекета, Тио Барбизон снова пришлет сюда Фроули и Зеллмана, но уже с подкреплением. Они заберут себе не только Шекета, как то было с телами жертв, но и увезут вещественные доказательства, включая и «додж-демон».
Люди Барбизона тщательно обыщут машину и найдут тайный отсек. Если внутри окажется пусто, у них это вызовет подозрение. Зачем Шекету тратиться на устройство тайника, где ничего не лежит?
Хейден Экман ограничился тем, что забрал из отсека лишь две трети денег. Сто тысяч он с большой неохотой оставил ищейкам из офиса генерального прокурора. Конечно, Шекет может утверждать, что в тайнике у него лежали триста тысяч плюс еще сто тысяч в чемодане. Но он безумец, дегенерат и каннибал, которому не поверят.
К тому времени, когда Экман объявит об аресте Шекета, арестованный вполне может быть уже мертв. Учитывая крайнюю жестокость Шекета, вполне вероятно, что он нападет на охранника или кого-то из персонала больницы и его застрелят. Шериф обдумывал такой сценарий с того самого момента, как Шекета препровождали в психиатрическую палату.
Экману было муторно оставлять сто тысяч долларов для ребят Тио Барбизона. Он бы даже взгрустнул, если бы вскоре не нашел новую сокровищницу. Она скрывалась в подкладке спортивной кожаной куртки, лежавшей на пассажирском сиденье. В карманах этой дорогой модной одежки не было ничего интересного, а вот нижняя кромка куртки показалась ему странной. Экман вспорол шелковую подкладку и увидел полиэтиленовый рукав, разделенный на отсеки. В каждом лежало по драгоценному камню, смахивающему на бриллиант. Скорее всего, Шекет ценил эти камешки дороже, чем наличность, перевозимую в тайнике.
Пайнхейвен был для Хейдена Экмана лишь промежуточным этапом, а его нынешняя должность – ступенькой в восхождении к более значимой должности. Но выходило, что этот захудалый городишко – настоящая сокровищница возможностей.
84
Мама Вуди сидит на краешке кровати. Она крепко обнимает сына, положив его голову себе на колени.
Бен расположился в кресле. Кипп стоит возле него, возбужденно и удовлетворенно помахивая хвостом.
Никого из людей Кипп не знал так досконально, как Вуди.
Узнав Вуди, он полюбил мальчика. Он полюбил маму Вуди, которую узнал через Вуди.
Хотя Кипп любил Дороти, он знал ее лишь частично, не до самых глубин ее психики, как это произошло с Вуди.
Вуди Букмен не знал никого из людей так досконально, как он узнал Киппа.
Более того, начав общаться с Киппом по Проводу, Вуди по-новому узнавал себя.
Кипп не мог говорить и никогда не сможет. Все общение происходит телепатически.
Зато мальчик теперь говорит, освободившись от оков молчания, тяготивших его годы.
Возможно, это означало, что нарушение в его развитии было вызвано преимущественно психологической причиной.
А может, и нет.
Кипп знал: без электрической зубной щетки с таймером Вуди будет чистить зубы до тех пор, пока не лишится десен.
Вуди тоже это знал.
Вуди по-прежнему знал кучу бесполезных данных. Например, он родился в четыре часа утра двадцать шестого июля. Июль – седьмой месяц, а двадцать шесть при умножении на семь дает 182. Если прибавить четыре – час его рождения, – сумма составит 186, показатель коэффициента его интеллекта.
У себя в комнате, ловя удивленные взгляды Киппа, Бена и мамы, Вуди говорил без умолку. Он торопился рассказать о глубоких чувствах и мыслях, которые столько лет были скрыты в нем. И прежде всего – рассказать о том, как он любит и обожает свою маму.
Потом он признался, что надеется однажды встретить девочку, у которой, как у него, часть десенной ткани пересажена от умершего донора. Тогда им будет о чем поговорить, а потом они даже поцелуются.
Он рассказывал, что олени тоже живут семьями и им, как и людям, тяжело сохранять семью.
Вуди называл маму своим мостом над бурными водами.