– Сюда?

Если направление было верным, Кипп с энтузиазмом лаял один раз.

Если нет – неодобрительно скулил.

Как всегда, ему хотелось многое сказать Бену, но собачье горло не могло воспроизвести человеческую речь.

Он бы сказал: «Ты замечательный водитель».

Он бы подгонял Бена: «Быстрее, еще быстрее», хотя Бен и так превысил предел скорости, понимая, что странное дело, в которое его втянул Кипп, не терпит отлагательств.

Обладай Кипп речью, он бы задал Бену Хокинсу тысячу вопросов. Расспросил бы о жизни, о том, какие книги тот писал, читал ли Диккенса и верит ли в утверждение некоторых физиков о существовании бесконечного множества параллельных вселенных.

Дороти живо интересовалась квантовой механикой, теорией струн и подобными вещами. Тем, что интересовало ее, она умела заинтересовать и других.

Кипп придумал свою теорию: да, параллельные вселенные существуют, и когда мы умираем в одной, в других мы продолжаем жить.

Дороти ушла из этой Вселенной, но не исчезла совсем.

Эта теория давала Киппу утешение.

Он не зашел слишком далеко и не утверждал, будто небеса – это параллельная вселенная, где все живут вечно. Он не был теологом.

Из Олимпик-Виллидж они поехали на север по штатному шоссе 89, затем свернули на федеральную трассу 80 и продолжили путь в западном направлении.

С этой трассы они повернули на штатное шоссе 20, продолжая двигаться на запад.

Будь Кипп обычным псом, он бы норовил почаще высовывать морду из окна и наслаждаться ветерком.

Но он понимал, что мусор, летящий навстречу, может серьезно повредить глаза.

Порой участь высокоинтеллектуального пса лишала Киппа простых радостей жизни, доступных обычным собакам.

Может, и не порой, а бóльшую часть времени.

Дороти позволяла ему высовывать морду из окна, но тогда она ехала очень медленно. Удовольствие совсем не то.

Кипп предполагал, что другие собаки тоже слышали по Проводу крики мальчика. Тогда почему же никто до сих пор не высказался?

Кипп отправил запрос: «Провод доносит вам крики мальчика? Он постоянно кричит и плачет».

Ответы посыпались почти мгновенно и отовсюду. Оказалось, мальчика никто не слышал. Собак взволновала новость, что человек способен передавать сообщения по Проводу.

Кипп удивился: почему же они не слышат мальчика? Этот вопрос не давал ему покоя. Жизнь не переставала его удивлять.

– Направо? – спросил Бен.

Кипп пролаял: «Да».

В этот момент пришла «беллаграмма» про Вулкана из Ла-Хойи. Передавая новость, Белла сияла от радости.

Белла была права. В мире что-то происходило. Нечто монументальное.

Должно быть, мальчик являлся частью этого нечто, как и Вулкан, Кипп и все остальные интеллектуальные собаки, до сих пор считавшие себя чужаками в мире, который создал их без какой-либо определенной цели и обрек жить вне природы, терзаясь вопросами и не получая ответов.





63


Меган успела перенести Вуди из ванной на кровать и облачиться в джинсы и свитер. В этот момент к дому подъехала полиция.

Ей очень не хотелось оставлять Вуди одного: отрешенного, травмированного случившимся, скрывшегося в своем мире. Он не впервые туда ускользал, однако сейчас его бегство получило новый оттенок. Какой именно – Меган не знала. Только бы не отчаяние.

Она выбралась в коридор, чтобы встретить полицейских, но спускаться вниз отказалась, предложив им подняться на второй этаж.

Рассказывая о том, как все было, она подкатила компьютерное кресло Вуди к кровати, села и взяла сына за руки. Она нежно гладила его скрюченные пальцы, стараясь их разогнуть и надеясь, что это его немного успокоит.

Меган мысленно приказывала себе оставаться спокойной и просто излагать последовательность событий, не давая внутреннему волнению прорваться наружу. Вдруг Вуди поймет, что Ли Шекет навсегда похитил ее чувство безопасности? Меган это очень пугало. Вуди должен видеть в ней твердую скалу, на которую он может без опаски встать. Скалу, а не море страха, готовое его поглотить.

Слушая ее, полицейские попутно осматривали комнату. Вначале дверной замок, поврежденный стрельбой, затем все остальное. Они ни к чему не прикасались. Рассказ Меган они слушали с серьезными лицами, но на нее смотрели с подозрением. Вероятно, это было следствием их опыта и профессиональной подготовки. Но она с трудом скрывала свое отчаяние. Почему полицейские до сих пор торчат в комнате Вуди, а не ищут Ли Шекета в лесу? Или они думают, что он сбежал и больше не вернется? А если он хитрее? Если затаился и ждет, пока полицейские закончат опрос и уедут?


Должно быть, ее спокойный рассказ об этом безумном и дерзком вторжении заставил их усомниться в ее правдивости. Где ужас в ее голосе? Где возбужденно горящие глаза и сбивчивая речь? Где, наконец, злость на преступника, проникшего к ней в дом?

Все это, конечно же, было спрятано глубоко внутри, такое же плотное, как внутренняя обмотка мяча для гольфа. Ее спокойный тон предназначался не для полицейских, а для сына. Будучи матерью ребенка с нарушениями развития, неспособного выражать свои эмоции, но глубоко чувствующего эмоции других, ребенка, не имевшего защитных механизмов от страха, Меган постоянно контролировала свои чувства и интонацию каждого произносимого слова. Шекет настолько травмировал мальчика, что он удалился во внутреннюю тишину, тревожащую ее, если не сказать пугающую. Меган боялась произнести хотя бы слово таким тоном, который лишь плотнее затянет пружину ужаса Вуди.

Через несколько минут к дому подъехали еще двое полицейских и по непонятной Меган причине взяли командование на себя, хотя и не входили в силы быстрого реагирования. Одной из приехавших была женщина лет тридцати по фамилии Карриктон. Белая табличка с черными буквами фамилии была прикреплена к нагрудному карману ее форменной рубашки.

Карриктон была спортивной женщиной с крепкими, накачанными руками, с привлекательным лицом скандинавского типа, коротко стриженными светлыми волосами и серо-синими глазами. Она достала блокнот и ручку, приготовившись записывать показания Меган, чего первые полицейские и не подумали сделать.

Меган обрадовалась ее появлению, посчитав, что женщина скорее поймет, через какой ужас она прошла. Однако вскоре ее постигло разочарование. Какими бы профессиональными ни были действия помощницы шерифа Карриктон, эта женщина прониклась к ней глубокой неприязнью и беспричинным недоверием.

Меган вкратце повторила рассказ о вторжении.

– Что с вашим ребенком? – спросила Карриктон.

– Он высокоорганизованный аутист.

– Что значит «высокоорганизованный»?

– Он прирожденный самоучка, читает на уровне студента колледжа и никогда не упрямится и не капризничает. Но он не переносит, когда к нему прикасается кто-то, кроме нас с Верной Брикит, нашей приходящей домработницей. И еще он не говорит.

Карриктон стояла слишком близко, нарушая личное пространство, глядя на нее и Вуди.

– Ребенок лежит так, словно не подозревает о моем присутствии. Он всегда ведет себя подобным образом?

– Нет. Я же говорила, что Шекет его травмировал.

– Он домогался мальчика?

– Он угрожал сыну, мучил. Когда я вошла, Шекет… прикасался к лицу Вуди. Для сына самое ужасное, когда незнакомец дотрагивается до его лица.

– Вы сказали, ваш сын был травмирован. Его изнасиловали?

– Нет. Шекет собирался изнасиловать меня. Пугая Вуди, он издевался надо мной.

– Придется подвергнуть вашего сына врачебному осмотру. В ближайшее же время.

– Его не насиловали, – повторила Меган. – Незачем дополнительно травмировать его врачебным осмотром.

– Послушаем, что он сам скажет. Мне нужно взять показания и у него.

– Я же вам сказала, мой сын не говорит.

– Вообще?

– У аутистов это часто встречается.

Полицейский Ардженто, приехавший вместе с Карриктон, то слушал ее разговор с Меган, то выходил в коридор к другим полицейским. Подъехала третья машина. Красно-синие огни мигалок расцвечивали ветреную ночь за окнами. В доме Меган находились шестеро полицейских. Воздух наполнился потрескиванием раций на поясе стражей порядка. Меган не понимала, что именно они собираются осматривать и в каких комнатах. Она радовалась их присутствию, спугнувшему Шекета, но разговор с полицейской дамой становился все более оскорбительным.

– Значит, вы встречались с этим Ли Шекетом, – сказала Карриктон.

– Несколько раз. Но это было очень давно.

– И у вас были отношения с ним.

– Интимных не было. Несколько свиданий, и только. Говорю вам, это было очень давно.

– Вы говорили, он вам звонил.

– Да, вчера днем. Хотел, чтобы я поехала с ним в Коста-Рику. Безумие какое-то. Я наотрез отказалась.

Они ведь уже касались звонка Шекета. Меган понимала: Карриктон применяет методику хождения по кругу, постоянно возвращаясь к одним и тем же событиям, чтобы подловить Меган на обмане. Но все равно это действовало раздражающе.

– Если у Шекета не было ключа, как он проник в дом?

– Думаю, он появился, когда в доме еще работала Верна. Она по несколько раз выходит во двор и, чтобы не возиться с ключами, оставляет заднюю дверь открытой.

– И Шекет где-то прятался, пока вы не легли в постель?

– Полагаю, что да.

– Прятался несколько часов подряд. Странная терпеливость для человека, которого вы охарактеризовали как психически неустойчивого. – Карриктон что-то пометила в блокноте. – Итак, вы спали, но в вашу спальню он почему-то не пошел, а отправился в комнату мальчика.

– Как я уже говорила, я не спала. Я читала. Потом, когда меня стало клонить ко сну, я решила проверить оружейный сейф и увидела, что пистолет лежит не так, как я его обычно кладу, а обойма пуста.

– Сейф был заперт?