Взяв со столика бумажную салфетку, Меган заложила страницу и закрыла книгу. Осторожно переместив подушки, она уложила сына и укрыла одеялом.
Хотя Вуди редко спал больше пяти-шести часов, сон его был крепким, и прикосновения Меган его не разбудили.
Она поцеловала прохладный гладкий лоб сына и уменьшила яркость лампы до минимального уровня.
Меган уже отходила от кровати, когда Вуди что-то пробормотал во сне. Она снова повернулась и прислушалась, понадеявшись, что сыну не снятся кошмары. После того всплеска он вполне успокоился. Меган подошла к двери и тут снова услышала… не бормотание, не всхлипывание, как бывает у спящих. Она услышала слово. Первое слово, произнесенное им.
Минуту Меган стояла неподвижно и вслушивалась. Больше Вуди не произнес ни звука. Он лежал молча.
Должно быть, ей просто послышалось. В их окружении не было женщины по имени Дороти.
46
Гостевая комната в конце коридора погружена в темноту. Дверь приоткрыта. Шекет сквозь щель следит, как эта сука Меган стучится в дверь комнаты мальчишки и потом входит туда.
Минуты через две она выходит, даже не подозревая, что ее видят и хотят. Она гасит свет в коридоре и уходит к себе в спальню.
Дверь в спальне Меган не имеет засова. Только хлипкая кнопка-защелка в дверной ручке. Но скорее всего, дверь не закрывается даже и на защелку. Сигнализация по периметру дома включена. Окна и двери снабжены датчиками проникновения, поэтому Меган чувствует себя в безопасности.
Раньше, когда она и мальчишка обедали, Шекет вернулся в ее спальню, решив проверить, нет ли там оружия. Женщина, живущая одна, скорее всего, обзаведется пистолетом.
Шекет обнаружил оружейный сейф, прикрепленный к стойке кровати. Странно, как эта штучка сразу не попалась ему на глаза. Сейф имел кодовый замок, который открывался набором четырех цифр.
Он знал несколько важных событий в жизни Меган. Дата одного из них откроет сейф. Программируя подобные штучки, люди выбирают комбинацию цифр, которую точно не забудут. Шекет знал дату дня ее рождения, дни рождения Джейсона и Вуди, а также дату свадьбы. Его тоже пригласили на свадьбу, но не в качестве шафера. В такой же последовательности он стал вводить цифры. На дате свадьбы сейф открылся.
Сейчас десять пуль из обоймы пистолета Меган лежат в унитазе гостевой комнаты. Остается лишь спустить их в канализацию.
Шекет выходит из гостевой комнаты и идет к спальне Меган. Прикладывает ухо к двери и слышит плеск воды в ванной.
Он поворачивает ручку. Меган и не подумала закрыться на защелку. Он приоткрывает дверь. Лампы на обеих тумбочках включены. Дверь в ванную полуоткрыта. Мейган оттуда не видно, но он слышит жужжание электрической зубной щетки.
На кровати лежит книга. Значит, она собралась почитать перед сном.
Если он хочет осуществить свою фантазию, оказаться на ней и войти в нее, когда она спит, надо дать ей пару часов поспать и уж тогда возвращаться.
Он тихо закрывает дверь и идет по темному дому. Темнота больше не является для него преградой.
47
Вернувшись в Пайнхейвен, в первые несколько месяцев Меган засыпала далеко не сразу. Темнота, в которой растворялись очертания Сьерра-Невады, казалась ей полной угроз. Меган лежала, ожидая, что вот-вот послышится звон разбиваемого стекла или пронзительный вой сирены. Она спала в футболке и трусиках, но, перед тем как лечь, укладывала на вторую половину просторной кровати джинсы и свитер с круглым вырезом, чтобы в случае чего быстро до них дотянуться. Спустя три года та паранойя вызывала у нее легкую улыбку, однако привычке своей она не изменила. Одежда всегда должна находиться под рукой.
Придав свитеру и джинсам форму воображаемого партнера, Меган подошла к своей стороне кровати, откинула одеяло и вдруг увидела на простыне трехдюймовую грязную полоску. Сегодня была среда – день, когда Верна Брикит, следуя заведенной привычке, меняла постельное белье. Тогда откуда грязь?
Меган коснулась полоски и поднесла палец к носу. Пахло землей. На темной полоске виднелись золотистые крапинки, похожие на кусочки соломы или травы.
Как они сюда попали? Почему Верна их не заметила? Не особо задумываясь над этим, Меган провела по полоске ладонью и почти целиком смахнула все следы. Она сходила в ванную за влажной салфеткой и протерла простыню, удаляя оттуда последние следы загрязнения, на месте которого теперь было большое мокрое пятно.
Вымыв руки, Меган улеглась и потянулась за книгой. Ее спина упиралась в мягкую спинку изголовья. И вдруг ноздри Меган уловили слабый едкий запах, чуждый ей и комнате. Она повертела головой, потом наклонилась и понюхала одеяло. Странный запах исчез.
Меган вынула закладку и погрузилась в чтение.
48
Беспокойный, как ветер, что дует снаружи, изнемогая в пустой суетливой гонке, Ли Шекет бродит по темным комнатам первого этажа.
Ему досаждает не только необходимость ждать, пока Меган заснет, но и медленная скорость своего преображения. Когда завершится горизонтальный перенос генов, он станет еще более выдающимся человеком, чем сейчас. Он поднимется над всеми людьми и законами, включая и законы природы. Ему не терпится исполнить свое предназначение. Интуиция подсказывает: запрограммированные археи вызовут дальнейшие изменения в его организме. Его могущество превзойдет все человеческие мечты о силе. Но ему недостает воображения, чтобы представить, какими станут его новые качества и возможности. Он не хочет ждать. То и другое нужно ему сейчас.
Ветер вздымает горсти опавшей сосновой хвои и, словно комья слякоти, швыряет в окна гостиной. Шекет ходит вокруг рояля, само наличие которого непонятным образом его раздражает.
Когда она окажется в ошейнике и станет его послушной сукой, он запретит ей играть. Никакой музыки и живописи. Ей будет позволено только одно: подчиняться, ублажать его так, как он пожелает. И это ей понравится!
Девять пустых серебряных рамок – свидетели прошлого, которое он сотрет. Он вытравит из ее памяти мужа и сына. Ее жизнь начнется этой ночью, под ним. Фотографии, сложенные пополам, по-прежнему находятся в его заднем кармане. Шекет вспоминает, как хотел затолкать их ей в глотку, наказывая за сопротивление, но сейчас это представляется ему ненужным.
Она не сможет оказать ему сколь-нибудь серьезного сопротивления. С каждым часом он становится сильнее. Шекет ощущает, как наливаются и крепнут его мышцы. Он легко подомнет Меган тяжестью своего тела. Если только дернется, он откусит ей ухо, разжует и выплюнет в лицо, страхом заставив ее подчиниться, но не повредив красоты, которую она должна сохранить для него.
Помимо красоты, она должна сохранить способность к деторождению, стать матерью новой расы, ибо ей предстоит родить много детей, унаследовавших непревзойденные гены Шекета. Мысленно он уже видит этих детей. Они будут не просто дети, а полубоги, вобравшие в себя различные свойства многих видов. Он больше не сомневается в способности передать миллиарды – триллионы! – архей, попавших в него. Его яички раздулись, переполненные семенем нового мира.
Шекет достает фотографии. Они выпадают из его пальцев. Он топчет их и выходит из гостиной.
Его изменившееся зрение усиливает самые ничтожные крупицы света, и потому, возбужденно бродя по комнатам и коридорам, он ни на что не натыкается и ничего не задевает. Он движется бесшумно, словно золотая рыбка, выскользнувшая из укромного уголка аквариума и наслаждающаяся плаванием в темноте.
Несмотря на удивительную природу его преображения или вследствие этого, ему не сидится на одном месте. Он не может спокойно ждать. Он на ходу заламывает руки, запускает их в волосы, хватается за футболку, заскорузлую от крови Джастин, и обсасывает зубы, словно там еще сохранился вкус ее мяса.
Он оказывается у окна в мастерской Меган и даже не помнит, как сюда попал. Ветер нещадно гнет высокие тонкие деревья во дворе, отклоняя их к юго-востоку. Кажется, само вращение Земли так чудовищно ускорилось, что ее кора скоро лопнет, исторгнув всё укорененное в ней. Ярость ветра возбуждает Шекета. Он видит, как ветер ломает хрупкие ветви, мнет листья и гонит их по ночному пространству, словно стаи летучих мышей. Ему тоже хочется ломать и крушить все, что его окружает.
Шекет снова в движении. Архитектура дома невообразимо изменилась, будто решила ему подыграть. Коридоры превратились в туннели, но не прорытые в земле и не пробитые в камне. Кажется, легионы неведомых существ сделали их из органической субстанции, которую выделяют железы. Материал напоминает грубую бумагу. Он проходит по комнатам без окон, образующим неправильный круг. В центре находится нечто вроде гнезда. Каким бы странным это ни казалось, он чувствует себя как дома, спеша на встречу с ордами себе подобных.
Еще через мгновение это оказывается галлюцинацией или воспоминанием, порожденным не опытом, а инстинктом. Шекет попадает в кухню и ощущает зверский голод. Оставив пистолет на столе, он подходит к холодильнику, открывает морозильную камеру внизу и начинает рыться там. Он находит четыре стейка филе-миньон. Все они в запечатанных пакетах с логотипом элитной мясной компании, торгующей по заказам. Разорвав один пакет, Шекет принимается жевать мясо, но оно заморожено и не имеет вкуса.
Не утруждая себя поиском тарелки, он бросает пакет в микроволновку, нажимает кнопку «Размораживание» и смотрит через стекло, как карусель внутри вращается, подставляя мясо невидимым лучам. Филе-миньон истекает водянистой сывороткой, окрашенной кровью. Шекет издает тонкий пронзительный вой, похожий на один из множества голосов ветра.
Он выключает микроволновку и вынимает мясо. Оно по-прежнему холодное, но уже не мерзлое: податливое его нетерпеливым рукам, влажное и нежное между зубами. Вкус приемлемый, мясной пласт не вызывает у него отвращения, однако он надеялся совсем на другие ощущения. Обмякший кусок говядины не сопротивляется и не кричит, когда его рвут на части. Он не получает такого удовлетворения, как от Джастин, мясом которой он наслаждался в траве.
Шекет снова бродит по дому, от окна к окну, завидуя ветру и темноте. Ему хочется выйти наружу, оказаться внутри вихрей, услышать призывный голос хаоса. Его сердце бешено колотится. В висках стучит.
Он возвращается в кухню и смотрит на стейки, размораживающиеся на полу.
Через мгновение он уже стоит у входной двери и смотрит на слова под маленьким красным индикатором: «домашний режим».
Он отворачивается от двери и пульта и поднимается по лестнице.
В коридоре второго этажа, идя по персидской ковровой дорожке, он подходит к спальне Меган. Из-под двери, отделанной красным деревом, тянется полоска света. Сука по-прежнему не спит, читает книгу. Он хочет овладеть ею во сне. Во сне.
Шекет стоит и смотрит на полоску света, которая поблескивает, как кромка лезвия. Его мысли неистовы, хаотичны и переполнены похотью. Одной рукой он трет себе промежность, другой хватается за лицо, словно хочет сорвать ненавистную маску и зажать дрожащие губы, чтобы подавить крик, который так и рвется наружу. Ветер, терзающий ночь, зовет его присоединиться к своим забавам. Неутоленный голод требует того же.
Он поворачивается и идет к лестнице.
Шекет останавливается у двери комнаты мальчишки. Оттуда тоже вырывается свет, но совсем тусклый. Свет разливается по красновато-коричневому блестящему полу. Если из комнаты и доносятся какие-то звуки, рев ветра их заглушает.
Перемена планов. Вначале мальчишка. Шекет входит в комнату и тихо закрывает за собой дверь.
49
На городской площади Пайнхейвена был разбит сквер. По одну сторону площади находилась закусочная «Четыре угла», по другую расположились окружной суд, офис шерифа и морг. Днем и под вечер запахи, вырывающиеся из закусочной, были способны вызвать слезы зависти у каждого, кто сидит на строгой диете. Но в столь поздний час оттуда пахло лишь поджаренным беконом и кофе.
Помощник шерифа Берн Холланд заступил на дежурство в восемь вечера и сменится только завтра, в пять утра. Соответственно, его обеденный перерыв приходился на время, когда желудку полагается отдыхать. Он сидел за стойкой и закусывал сэндвичами с беконом, яйцом и картошкой фри. Рядом еще двое мужчин пили кофе.
Карсон Конрой устроился в закутке у окна, взяв чашку черного кофе и большой кусок пирога со сливами и изюмом.
Когда он закончил вскрытие тел Пейнтона Спейдера и Джастин Клайнмен, обеденное время давно прошло, равно как и его аппетит. За многие годы работы он привык смотреть на тела убитых и погибших в катастрофах, не испытывая к ним ничего, кроме жалости, и то не всегда. Морг был миром мертвых, которым уже ничем не поможешь, и отделялся от мира живых, как сны отделяются от реальности. Заканчивая работу, Карсон словно пробуждался ото сна. Его свободное время было насыщенным, и об увиденном на столе для вскрытия он обычно думал не больше, чем об увиденном во сне. Обычно. Но сегодняшний случай был далек от обычного. Обедать по-настоящему ему уже не хотелось, а уж тем более есть что-то мясное или пряное. Он решил ограничиться кофе и сладким фруктовым пирогом.
За окнами бормотал и завывал ветер. Он трепал деревья в сквере, заставляя их отбрасывать косматые тени под морозно-белым светом высоких фонарей. Казалось, Хеллоуин наступил на полтора месяца раньше. Когда мимо окон медленно проехал фургон для перевозки тел, переделанный из «скорой помощи» и снабженный мигалкой на крыше, а также эмблемой генеральной прокуратуры штата Калифорния, глоток горячего кофе во рту Карсона мгновенно сделался холодным. Даже длинный черный «кадиллак» с тонированными стеклами и семью нулями на номерной табличке был бы менее зловещим, чем этот фургон. Карсона прошиб озноб. Интуиция подсказала: появление труповозки как-то связано с двумя трупами, лежащими в холодильнике морга.
Сакраменто – столица штата – находился в двух часах езды от Пайнхейвена. Если включить сирену и мигалку, можно добраться и быстрее.
Витрины нескольких магазинов вокруг площади по-прежнему светились мягким желтоватым светом, но все они были закрыты. Позднее время и ненастная погода не располагали к прогулкам, и нигде не было ни души.
У северного края площади фургон замедлил ход, повернул налево, поехал еще медленнее и снова повернул налево. Его путь, вне всякого сомнения, лежал к окружным зданиям с западной стороны сквера.
Сквер представлял собой газон шириной около восьмидесяти футов с трехъярусным фонтаном в центре и несколькими скамейками. В сквере росло семь сосен, настолько старых, что самые нижние их ветви превышали средний рост человека. Они не загораживали обзор, поэтому Карсон прекрасно видел, как труповозка генеральной прокуратуры остановилась и, чуть помешкав, свернула в узкий служебный проезд между офисом шерифа и моргом. Фары освещали кирпичные стены обоих зданий.
Не доев пирог и не допив кофе, Карсон положил на стол деньги – стоимость заказа и чаевые. Выходя, он сказал молоденькой официантке Анджеле, что его вызывают в «склеп зомби», как она упорно называла морг.
Хотя до официального конца лета в здешних местах была еще целая неделя, холодный ветер напоминал об осени. Он пах соснами и дымом топившихся каминов. Карсону пришлось опустить голову и сощуриться, чтобы не получить в лицо порцию сухой хвои и частичек сажи, разносимых ветром.
Он пересек улицу, сквер, другую улицу и вошел в проезд. К этому времени труповозка повернула вправо и исчезла на муниципальной стоянке за моргом. Пока Карсон шел, боковая дверь офиса шерифа открылась и появился окружной шериф Хейден Экман.
Свет лампы над боковым входом делал его лицо мертвенно-бледным. Появление Карсона не столько удивило, сколько раздосадовало Экмана. Но поскольку должность окружного шерифа являлась выборной, а он был ловким политиком, Экман мгновенно превратил раздражение в улыбку, говорившую: «Ах, как здорово, что вы здесь оказались».
Хотя Вуди редко спал больше пяти-шести часов, сон его был крепким, и прикосновения Меган его не разбудили.
Она поцеловала прохладный гладкий лоб сына и уменьшила яркость лампы до минимального уровня.
Меган уже отходила от кровати, когда Вуди что-то пробормотал во сне. Она снова повернулась и прислушалась, понадеявшись, что сыну не снятся кошмары. После того всплеска он вполне успокоился. Меган подошла к двери и тут снова услышала… не бормотание, не всхлипывание, как бывает у спящих. Она услышала слово. Первое слово, произнесенное им.
Минуту Меган стояла неподвижно и вслушивалась. Больше Вуди не произнес ни звука. Он лежал молча.
Должно быть, ей просто послышалось. В их окружении не было женщины по имени Дороти.
46
Гостевая комната в конце коридора погружена в темноту. Дверь приоткрыта. Шекет сквозь щель следит, как эта сука Меган стучится в дверь комнаты мальчишки и потом входит туда.
Минуты через две она выходит, даже не подозревая, что ее видят и хотят. Она гасит свет в коридоре и уходит к себе в спальню.
Дверь в спальне Меган не имеет засова. Только хлипкая кнопка-защелка в дверной ручке. Но скорее всего, дверь не закрывается даже и на защелку. Сигнализация по периметру дома включена. Окна и двери снабжены датчиками проникновения, поэтому Меган чувствует себя в безопасности.
Раньше, когда она и мальчишка обедали, Шекет вернулся в ее спальню, решив проверить, нет ли там оружия. Женщина, живущая одна, скорее всего, обзаведется пистолетом.
Шекет обнаружил оружейный сейф, прикрепленный к стойке кровати. Странно, как эта штучка сразу не попалась ему на глаза. Сейф имел кодовый замок, который открывался набором четырех цифр.
Он знал несколько важных событий в жизни Меган. Дата одного из них откроет сейф. Программируя подобные штучки, люди выбирают комбинацию цифр, которую точно не забудут. Шекет знал дату дня ее рождения, дни рождения Джейсона и Вуди, а также дату свадьбы. Его тоже пригласили на свадьбу, но не в качестве шафера. В такой же последовательности он стал вводить цифры. На дате свадьбы сейф открылся.
Сейчас десять пуль из обоймы пистолета Меган лежат в унитазе гостевой комнаты. Остается лишь спустить их в канализацию.
Шекет выходит из гостевой комнаты и идет к спальне Меган. Прикладывает ухо к двери и слышит плеск воды в ванной.
Он поворачивает ручку. Меган и не подумала закрыться на защелку. Он приоткрывает дверь. Лампы на обеих тумбочках включены. Дверь в ванную полуоткрыта. Мейган оттуда не видно, но он слышит жужжание электрической зубной щетки.
На кровати лежит книга. Значит, она собралась почитать перед сном.
Если он хочет осуществить свою фантазию, оказаться на ней и войти в нее, когда она спит, надо дать ей пару часов поспать и уж тогда возвращаться.
Он тихо закрывает дверь и идет по темному дому. Темнота больше не является для него преградой.
47
Вернувшись в Пайнхейвен, в первые несколько месяцев Меган засыпала далеко не сразу. Темнота, в которой растворялись очертания Сьерра-Невады, казалась ей полной угроз. Меган лежала, ожидая, что вот-вот послышится звон разбиваемого стекла или пронзительный вой сирены. Она спала в футболке и трусиках, но, перед тем как лечь, укладывала на вторую половину просторной кровати джинсы и свитер с круглым вырезом, чтобы в случае чего быстро до них дотянуться. Спустя три года та паранойя вызывала у нее легкую улыбку, однако привычке своей она не изменила. Одежда всегда должна находиться под рукой.
Придав свитеру и джинсам форму воображаемого партнера, Меган подошла к своей стороне кровати, откинула одеяло и вдруг увидела на простыне трехдюймовую грязную полоску. Сегодня была среда – день, когда Верна Брикит, следуя заведенной привычке, меняла постельное белье. Тогда откуда грязь?
Меган коснулась полоски и поднесла палец к носу. Пахло землей. На темной полоске виднелись золотистые крапинки, похожие на кусочки соломы или травы.
Как они сюда попали? Почему Верна их не заметила? Не особо задумываясь над этим, Меган провела по полоске ладонью и почти целиком смахнула все следы. Она сходила в ванную за влажной салфеткой и протерла простыню, удаляя оттуда последние следы загрязнения, на месте которого теперь было большое мокрое пятно.
Вымыв руки, Меган улеглась и потянулась за книгой. Ее спина упиралась в мягкую спинку изголовья. И вдруг ноздри Меган уловили слабый едкий запах, чуждый ей и комнате. Она повертела головой, потом наклонилась и понюхала одеяло. Странный запах исчез.
Меган вынула закладку и погрузилась в чтение.
48
Беспокойный, как ветер, что дует снаружи, изнемогая в пустой суетливой гонке, Ли Шекет бродит по темным комнатам первого этажа.
Ему досаждает не только необходимость ждать, пока Меган заснет, но и медленная скорость своего преображения. Когда завершится горизонтальный перенос генов, он станет еще более выдающимся человеком, чем сейчас. Он поднимется над всеми людьми и законами, включая и законы природы. Ему не терпится исполнить свое предназначение. Интуиция подсказывает: запрограммированные археи вызовут дальнейшие изменения в его организме. Его могущество превзойдет все человеческие мечты о силе. Но ему недостает воображения, чтобы представить, какими станут его новые качества и возможности. Он не хочет ждать. То и другое нужно ему сейчас.
Ветер вздымает горсти опавшей сосновой хвои и, словно комья слякоти, швыряет в окна гостиной. Шекет ходит вокруг рояля, само наличие которого непонятным образом его раздражает.
Когда она окажется в ошейнике и станет его послушной сукой, он запретит ей играть. Никакой музыки и живописи. Ей будет позволено только одно: подчиняться, ублажать его так, как он пожелает. И это ей понравится!
Девять пустых серебряных рамок – свидетели прошлого, которое он сотрет. Он вытравит из ее памяти мужа и сына. Ее жизнь начнется этой ночью, под ним. Фотографии, сложенные пополам, по-прежнему находятся в его заднем кармане. Шекет вспоминает, как хотел затолкать их ей в глотку, наказывая за сопротивление, но сейчас это представляется ему ненужным.
Она не сможет оказать ему сколь-нибудь серьезного сопротивления. С каждым часом он становится сильнее. Шекет ощущает, как наливаются и крепнут его мышцы. Он легко подомнет Меган тяжестью своего тела. Если только дернется, он откусит ей ухо, разжует и выплюнет в лицо, страхом заставив ее подчиниться, но не повредив красоты, которую она должна сохранить для него.
Помимо красоты, она должна сохранить способность к деторождению, стать матерью новой расы, ибо ей предстоит родить много детей, унаследовавших непревзойденные гены Шекета. Мысленно он уже видит этих детей. Они будут не просто дети, а полубоги, вобравшие в себя различные свойства многих видов. Он больше не сомневается в способности передать миллиарды – триллионы! – архей, попавших в него. Его яички раздулись, переполненные семенем нового мира.
Шекет достает фотографии. Они выпадают из его пальцев. Он топчет их и выходит из гостиной.
Его изменившееся зрение усиливает самые ничтожные крупицы света, и потому, возбужденно бродя по комнатам и коридорам, он ни на что не натыкается и ничего не задевает. Он движется бесшумно, словно золотая рыбка, выскользнувшая из укромного уголка аквариума и наслаждающаяся плаванием в темноте.
Несмотря на удивительную природу его преображения или вследствие этого, ему не сидится на одном месте. Он не может спокойно ждать. Он на ходу заламывает руки, запускает их в волосы, хватается за футболку, заскорузлую от крови Джастин, и обсасывает зубы, словно там еще сохранился вкус ее мяса.
Он оказывается у окна в мастерской Меган и даже не помнит, как сюда попал. Ветер нещадно гнет высокие тонкие деревья во дворе, отклоняя их к юго-востоку. Кажется, само вращение Земли так чудовищно ускорилось, что ее кора скоро лопнет, исторгнув всё укорененное в ней. Ярость ветра возбуждает Шекета. Он видит, как ветер ломает хрупкие ветви, мнет листья и гонит их по ночному пространству, словно стаи летучих мышей. Ему тоже хочется ломать и крушить все, что его окружает.
Шекет снова в движении. Архитектура дома невообразимо изменилась, будто решила ему подыграть. Коридоры превратились в туннели, но не прорытые в земле и не пробитые в камне. Кажется, легионы неведомых существ сделали их из органической субстанции, которую выделяют железы. Материал напоминает грубую бумагу. Он проходит по комнатам без окон, образующим неправильный круг. В центре находится нечто вроде гнезда. Каким бы странным это ни казалось, он чувствует себя как дома, спеша на встречу с ордами себе подобных.
Еще через мгновение это оказывается галлюцинацией или воспоминанием, порожденным не опытом, а инстинктом. Шекет попадает в кухню и ощущает зверский голод. Оставив пистолет на столе, он подходит к холодильнику, открывает морозильную камеру внизу и начинает рыться там. Он находит четыре стейка филе-миньон. Все они в запечатанных пакетах с логотипом элитной мясной компании, торгующей по заказам. Разорвав один пакет, Шекет принимается жевать мясо, но оно заморожено и не имеет вкуса.
Не утруждая себя поиском тарелки, он бросает пакет в микроволновку, нажимает кнопку «Размораживание» и смотрит через стекло, как карусель внутри вращается, подставляя мясо невидимым лучам. Филе-миньон истекает водянистой сывороткой, окрашенной кровью. Шекет издает тонкий пронзительный вой, похожий на один из множества голосов ветра.
Он выключает микроволновку и вынимает мясо. Оно по-прежнему холодное, но уже не мерзлое: податливое его нетерпеливым рукам, влажное и нежное между зубами. Вкус приемлемый, мясной пласт не вызывает у него отвращения, однако он надеялся совсем на другие ощущения. Обмякший кусок говядины не сопротивляется и не кричит, когда его рвут на части. Он не получает такого удовлетворения, как от Джастин, мясом которой он наслаждался в траве.
Шекет снова бродит по дому, от окна к окну, завидуя ветру и темноте. Ему хочется выйти наружу, оказаться внутри вихрей, услышать призывный голос хаоса. Его сердце бешено колотится. В висках стучит.
Он возвращается в кухню и смотрит на стейки, размораживающиеся на полу.
Через мгновение он уже стоит у входной двери и смотрит на слова под маленьким красным индикатором: «домашний режим».
Он отворачивается от двери и пульта и поднимается по лестнице.
В коридоре второго этажа, идя по персидской ковровой дорожке, он подходит к спальне Меган. Из-под двери, отделанной красным деревом, тянется полоска света. Сука по-прежнему не спит, читает книгу. Он хочет овладеть ею во сне. Во сне.
Шекет стоит и смотрит на полоску света, которая поблескивает, как кромка лезвия. Его мысли неистовы, хаотичны и переполнены похотью. Одной рукой он трет себе промежность, другой хватается за лицо, словно хочет сорвать ненавистную маску и зажать дрожащие губы, чтобы подавить крик, который так и рвется наружу. Ветер, терзающий ночь, зовет его присоединиться к своим забавам. Неутоленный голод требует того же.
Он поворачивается и идет к лестнице.
Шекет останавливается у двери комнаты мальчишки. Оттуда тоже вырывается свет, но совсем тусклый. Свет разливается по красновато-коричневому блестящему полу. Если из комнаты и доносятся какие-то звуки, рев ветра их заглушает.
Перемена планов. Вначале мальчишка. Шекет входит в комнату и тихо закрывает за собой дверь.
49
На городской площади Пайнхейвена был разбит сквер. По одну сторону площади находилась закусочная «Четыре угла», по другую расположились окружной суд, офис шерифа и морг. Днем и под вечер запахи, вырывающиеся из закусочной, были способны вызвать слезы зависти у каждого, кто сидит на строгой диете. Но в столь поздний час оттуда пахло лишь поджаренным беконом и кофе.
Помощник шерифа Берн Холланд заступил на дежурство в восемь вечера и сменится только завтра, в пять утра. Соответственно, его обеденный перерыв приходился на время, когда желудку полагается отдыхать. Он сидел за стойкой и закусывал сэндвичами с беконом, яйцом и картошкой фри. Рядом еще двое мужчин пили кофе.
Карсон Конрой устроился в закутке у окна, взяв чашку черного кофе и большой кусок пирога со сливами и изюмом.
Когда он закончил вскрытие тел Пейнтона Спейдера и Джастин Клайнмен, обеденное время давно прошло, равно как и его аппетит. За многие годы работы он привык смотреть на тела убитых и погибших в катастрофах, не испытывая к ним ничего, кроме жалости, и то не всегда. Морг был миром мертвых, которым уже ничем не поможешь, и отделялся от мира живых, как сны отделяются от реальности. Заканчивая работу, Карсон словно пробуждался ото сна. Его свободное время было насыщенным, и об увиденном на столе для вскрытия он обычно думал не больше, чем об увиденном во сне. Обычно. Но сегодняшний случай был далек от обычного. Обедать по-настоящему ему уже не хотелось, а уж тем более есть что-то мясное или пряное. Он решил ограничиться кофе и сладким фруктовым пирогом.
За окнами бормотал и завывал ветер. Он трепал деревья в сквере, заставляя их отбрасывать косматые тени под морозно-белым светом высоких фонарей. Казалось, Хеллоуин наступил на полтора месяца раньше. Когда мимо окон медленно проехал фургон для перевозки тел, переделанный из «скорой помощи» и снабженный мигалкой на крыше, а также эмблемой генеральной прокуратуры штата Калифорния, глоток горячего кофе во рту Карсона мгновенно сделался холодным. Даже длинный черный «кадиллак» с тонированными стеклами и семью нулями на номерной табличке был бы менее зловещим, чем этот фургон. Карсона прошиб озноб. Интуиция подсказала: появление труповозки как-то связано с двумя трупами, лежащими в холодильнике морга.
Сакраменто – столица штата – находился в двух часах езды от Пайнхейвена. Если включить сирену и мигалку, можно добраться и быстрее.
Витрины нескольких магазинов вокруг площади по-прежнему светились мягким желтоватым светом, но все они были закрыты. Позднее время и ненастная погода не располагали к прогулкам, и нигде не было ни души.
У северного края площади фургон замедлил ход, повернул налево, поехал еще медленнее и снова повернул налево. Его путь, вне всякого сомнения, лежал к окружным зданиям с западной стороны сквера.
Сквер представлял собой газон шириной около восьмидесяти футов с трехъярусным фонтаном в центре и несколькими скамейками. В сквере росло семь сосен, настолько старых, что самые нижние их ветви превышали средний рост человека. Они не загораживали обзор, поэтому Карсон прекрасно видел, как труповозка генеральной прокуратуры остановилась и, чуть помешкав, свернула в узкий служебный проезд между офисом шерифа и моргом. Фары освещали кирпичные стены обоих зданий.
Не доев пирог и не допив кофе, Карсон положил на стол деньги – стоимость заказа и чаевые. Выходя, он сказал молоденькой официантке Анджеле, что его вызывают в «склеп зомби», как она упорно называла морг.
Хотя до официального конца лета в здешних местах была еще целая неделя, холодный ветер напоминал об осени. Он пах соснами и дымом топившихся каминов. Карсону пришлось опустить голову и сощуриться, чтобы не получить в лицо порцию сухой хвои и частичек сажи, разносимых ветром.
Он пересек улицу, сквер, другую улицу и вошел в проезд. К этому времени труповозка повернула вправо и исчезла на муниципальной стоянке за моргом. Пока Карсон шел, боковая дверь офиса шерифа открылась и появился окружной шериф Хейден Экман.
Свет лампы над боковым входом делал его лицо мертвенно-бледным. Появление Карсона не столько удивило, сколько раздосадовало Экмана. Но поскольку должность окружного шерифа являлась выборной, а он был ловким политиком, Экман мгновенно превратил раздражение в улыбку, говорившую: «Ах, как здорово, что вы здесь оказались».