— Да.
— Не страшно было? Не жалеешь?
Жница покачала головой. Глянула на меня, взгляд у неё был очень взрослый, и я вдруг подумал, что он всегда был таким. Ещё до Изменения.
— Не все родились с серебряной ложкой во рту, Макс.
Мне вдруг стало жутко. Я вспомнил Слугу по имени Ника и Слугу по имени Гарри. Они были на другой стороне, но рассуждали точно так же.
— Потерпи, — снова сказал я.
Жница кивнула и ушла. А я остался. Стоял и смотрел на Наську, читавшую книжку.
Почему кто-то остаётся человеком, даже перестав им быть? А кто-то выбрасывает свою человеческую природу и перешагивает через неё без всякого сожаления?
Лихачёв прибыл на служебной машине с выключенными мигалками, которая тут же отъехала в переулки. Поднялся по ступенькам, постоял у дверей, будто решаясь, потом вошёл.
Стража обернулась ко мне, я кивнул, она посторонилась.
— Был уверен, что ты вернёшься, — сказал Лихачёв. — Но думал, что позже.
Мне показалось, что он хотел меня обнять, но в последний миг передумал. Будто смутился своих чувств.
Поэтому я сам его обнял, гадая, мой ли это порыв или подсказано воспринятым смыслом.
Лихачёв похлопал меня по спине, потом отстранился и внимательно осмотрел.
— Ты заматерел. Вырос и в плечах раздался.
— Второй Призыв, — ответил я. — У вас как, нормально всё?
— Один выговор, одна благодарность от начальства, — ответил Лихачёв. — И то, и другое за поход стражи из большого Гнезда через весь город. Ничего необычного. Эй, мелкая!
Наська надулась, но всё же встала и подошла. Лихачёв похлопал её по спине. Сказал:
— Между прочим, я совершаю должностное нарушение. Я должен был уведомить твоих родителей, что ты стала человеком.
— Ничего. Те родители от меня всё равно отказались, — отрезала Наська. — У меня теперь другие.
Потом стали подходить «старики-разбойники». Первым пришёл Василий. Если честно, то я боялся, что он сразу начнёт извиняться, что не был с нами в Третьяковке, и потянется пустой, бесполезный разговор. Но Василий лишь пожал мне руку и сказал: «Я спешил». И я понял, что никаких объяснений и обещаний нам не нужно. Потом пришла Елена, как всегда бодрая и собранная, обняла меня и сообщила: «Надо было забить пари с Борей, он ставил на полгода».
Деда Боря пришёл последним. Он похудел, но выглядел лучше, чем в прошлый раз.
Миланы не было.
Мы постояли ещё минут десять, говоря о всякой ерунде — будто встретились просто так, по пустячному поводу, и не виделись-то всего день-другой.
Потом я попросил Наську дождаться Милану, если та всё-таки придёт, а мы пошли в кабинет, где нас ждала Дарина.
Кабинет был здоровенный и даже через столько лет после Перемены выглядел неплохо. На полу лежал толстый ковёр, больше хлама не набросали, люстра под потолком светила довольно ярко, хотя несколько лампочек успели перегореть. Мы уселись за большим столом, придвинутым к меньшему, где когда-то сидел начальник — замминистра, наверное, не ниже. На маленьком столе мёртво стоял компьютер с заклеенным инвентарным номером логотипом, несколько старомодных телефонных аппаратов, давно отключённых от линии, и массивный письменный прибор из бронзы, тёмно-зелёного камня и белого матового стекла, с какими-то стаканчиками, держалками для ручек и подставками для бумаг.
— Ого, — сказал Лихачёв с уважением. — Это даже раньше было антиквариатом. Как бы не с советских времён осталось… Смотрите, это же чернильница!
— Сопри, — посоветовал деда Боря. — Поставишь в кабинете. Скажешь, что это любимая чернильница товарища Дзержинского.
К моему удивлению, Лихачёв приподнял прибор и хмыкнул — будто и впрямь примерялся его унести.
— Вы будете чай? — спросила Дарина. — Или кофе? Или воду…
— Спасибо, милая, — Елена улыбнулась. — Не суетись. Мы ещё Максима не слышали.
— Я тоже не слышала, — призналась Дарина. — Он ночью пришёл.
— То есть у Инсеков работают порталы на Землю? — заинтересовался Лихачёв.
Я покачал головой.
— Меня вернул на Землю Продавец. Инсекам и Прежним запрещено появляться на Земле.
— Высшим? — понимающе спросил полковник.
— Да, — я помолчал.
Что рассказывать? Всё подряд? Все мои приключения, начиная с момента, когда я шагнул сквозь экран — и оказался на Саельме, под непонимающими взглядами жниц?
— Там, — я посмотрел вверх, — плохо. Там идёт война. Инсеки отжимают миры у Прежних, а Прежние у Инсеков.
— Дело в кристаллах? — спросила Елена.
— Не в самих кристаллах. Кристаллы лишь кодируют смыслы, которые создают разумные существа. Идеи, изобретения… всё новое, всё, что движет цивилизацию вперёд.
Лихачёву я об этом рассказывал, Дарина и сама кое-что знала. А вот «старики-разбойники» переглянулись, для них это было внове. При разговоре с Иваном присутствовал лишь Виталий.
— Вот оно чего, — сказала Елена. — А я-то замечала, медицина будто на месте застыла. Думала, это потому, что Инсеки универсальную вакцину подарили.
— Мы что, изобретаем вещи, до которых Инсеки не додумались? — спросил деда Боря с сомнением.
— Иногда. Большая часть кристаллов — мусор, их жрут как наркотик, чтобы испытать чужие эмоции. Но чем сложнее кристалл, чем больше в нём цветов, тем больше шансов, что он содержит новый смысл.
— То есть они развиваются за наш счёт? И всё? — всё так же недоверчиво спросил деда Боря. — Им настолько нужны новые технологии? Своих не хватает?
— Сингулярность, — пояснил Лихачёв. — Они все хотят превратиться в Высших. Чем больше смыслов цивилизация поглощает, тем ближе она к возвышению.
— Инсеки лишь забирают смыслы, — сказала тихо Дарина. — А Прежние стимулируют их выработку. Через страдания. Уничтожать цивилизации запрещено, но если немного помучать… это можно…
— Одни стригут и доят, а другие режут на мясо, — подытожила Елена. — Ясно. Ты точно это знаешь?
— Я видел, — сказал я. — И Дарина знает. Так?
Она кивнула. Поколебалась и добавила:
— Все это знают. С тех пор, как куколками были. Поэтому мы служим Инсекам. Потому что мы виноваты. Все мы, все люди.
— Дети не отвечают за грехи отцов, — твёрдо сказала Елена. — Не надо этой чуши про коллективную ответственность! Мы — не Прежние. Может, мы их потомки, может, братья, но они не мы, а мы — не они.
Не вставая, она приобняла Дарину, и та прижалась к ней, будто маленькая девочка.
— Максим, ты большой молодец, ты выяснил, что происходит, — Елена вздохнула. — Но что нам делать? Мы ведь не можем воевать с Инсеками и Прежними, весовая категория у нас разная. Отравили Слуг — вот и вся наша виктория. Один раз получилось, второй уже не выйдет.
— Изменённые могли бы им противостоять, — задумчиво сказал Лихачёв. — Как думаешь, Дарина?
Она замотала головой.
— Нет. Мы получаем оружие от Инсеков. А мутаген дают Продавцы, но за него тоже платят Инсеки. Мы только живём и учимся на Земле, потом отправляемся служить…
— Вас ведь там миллионы! — сказал ей Лихачёв. — Десятки миллионов, если не сотни! Так? И у Прежних, и у Инсеков! Почему бы не устроить… — он заколебался, словно это слово ему, полицейскому, было трудно выговорить, — бунт? Революцию? Пусть вернутся на Землю, защищают её! А с Продавцами договоримся напрямую!
Дарина отвернулась.
— Что не так? — спросил Лихачёв с напором.
— Да всё не так, — ответил я. — Любой Прежний или Инсек сильнее сотен Изменённых. Это для начала. И не все Изменённые согласятся вернуться. Кто-то предан хозяевам, кому-то понравилось быть Изменённым. А многие, особенно те, что служат Прежним, уже совсем не люди. У них мозги другие, они всю жизнь убивали! Когда обычные солдаты возвращаются с войны, их годами не отпускает.
— Представьте, что вы были здоровенной амфибией, — сказала Дарина. — С раннего детства. Жили в болоте, выискивали местных разумных тритонов и раздирали их на части. Работа у вас такая была, понимаете? Чтобы тритоны притаскивали больше кристаллов и откупались ими от смерти. У вас огромная пасть, шесть лап и когти. И вам уже нравится мучать тритонов и пожирать их. А тут к вам приходят…
— И говорят: «Тебя зовут Вася, тебе семнадцать лет. Пора на Землю. Сдашь ЕГЭ и пойдёшь учиться в институт на инженера», — подхватила Елена.
— У Изменённых есть какое-то Сопротивление, — сказал я. — Только, знаете… Это туфта. Мне кажется, Инсекам о нём прекрасно известно. Это для выпуска пара, для тех, кому надо чувствовать себя заговорщиком.
Лихачёв развёл руками.
— Ясно. Ну тогда что, расходимся? Можно мне антикварную чернильницу на память спереть? Я её под пепельницу приспособлю.
— Давай, Максим, — подбодрил меня молчавший до сих пор Василий. — Я ведь вижу, ты нас позвал не для того, чтобы рассказать, как всё плохо.
— Все мы это видим, — добавил Лихачёв, посерьёзнев. — Говори.
Я достал и положил на стол прозрачный кристалл.
Наступила тишина.
— То, о чём мы все подумали? — спросила Елена после короткой паузы.
— Прозрачный кристалл, — подтвердил я. — С планеты Трисгард. Долгая история… но, в общем, ради него Изменённые убивали друг друга, а Прежние спалили агента-«крота» и открыли портал на планету. Говорят, что такой кристалл способен изменить целую цивилизацию. Говорят, он стоит планеты. Говорят, из-за него Инсеки и Прежние могут рискнуть и нарушить запрет Высших.
— Это правда? — спросил Лихачёв, глядя на Дарину.
— Я даже не слышала о таких! — растерянно ответила она. — Я спрошу Гнездо…
— Не страшно было? Не жалеешь?
Жница покачала головой. Глянула на меня, взгляд у неё был очень взрослый, и я вдруг подумал, что он всегда был таким. Ещё до Изменения.
— Не все родились с серебряной ложкой во рту, Макс.
Мне вдруг стало жутко. Я вспомнил Слугу по имени Ника и Слугу по имени Гарри. Они были на другой стороне, но рассуждали точно так же.
— Потерпи, — снова сказал я.
Жница кивнула и ушла. А я остался. Стоял и смотрел на Наську, читавшую книжку.
Почему кто-то остаётся человеком, даже перестав им быть? А кто-то выбрасывает свою человеческую природу и перешагивает через неё без всякого сожаления?
Лихачёв прибыл на служебной машине с выключенными мигалками, которая тут же отъехала в переулки. Поднялся по ступенькам, постоял у дверей, будто решаясь, потом вошёл.
Стража обернулась ко мне, я кивнул, она посторонилась.
— Был уверен, что ты вернёшься, — сказал Лихачёв. — Но думал, что позже.
Мне показалось, что он хотел меня обнять, но в последний миг передумал. Будто смутился своих чувств.
Поэтому я сам его обнял, гадая, мой ли это порыв или подсказано воспринятым смыслом.
Лихачёв похлопал меня по спине, потом отстранился и внимательно осмотрел.
— Ты заматерел. Вырос и в плечах раздался.
— Второй Призыв, — ответил я. — У вас как, нормально всё?
— Один выговор, одна благодарность от начальства, — ответил Лихачёв. — И то, и другое за поход стражи из большого Гнезда через весь город. Ничего необычного. Эй, мелкая!
Наська надулась, но всё же встала и подошла. Лихачёв похлопал её по спине. Сказал:
— Между прочим, я совершаю должностное нарушение. Я должен был уведомить твоих родителей, что ты стала человеком.
— Ничего. Те родители от меня всё равно отказались, — отрезала Наська. — У меня теперь другие.
Потом стали подходить «старики-разбойники». Первым пришёл Василий. Если честно, то я боялся, что он сразу начнёт извиняться, что не был с нами в Третьяковке, и потянется пустой, бесполезный разговор. Но Василий лишь пожал мне руку и сказал: «Я спешил». И я понял, что никаких объяснений и обещаний нам не нужно. Потом пришла Елена, как всегда бодрая и собранная, обняла меня и сообщила: «Надо было забить пари с Борей, он ставил на полгода».
Деда Боря пришёл последним. Он похудел, но выглядел лучше, чем в прошлый раз.
Миланы не было.
Мы постояли ещё минут десять, говоря о всякой ерунде — будто встретились просто так, по пустячному поводу, и не виделись-то всего день-другой.
Потом я попросил Наську дождаться Милану, если та всё-таки придёт, а мы пошли в кабинет, где нас ждала Дарина.
Кабинет был здоровенный и даже через столько лет после Перемены выглядел неплохо. На полу лежал толстый ковёр, больше хлама не набросали, люстра под потолком светила довольно ярко, хотя несколько лампочек успели перегореть. Мы уселись за большим столом, придвинутым к меньшему, где когда-то сидел начальник — замминистра, наверное, не ниже. На маленьком столе мёртво стоял компьютер с заклеенным инвентарным номером логотипом, несколько старомодных телефонных аппаратов, давно отключённых от линии, и массивный письменный прибор из бронзы, тёмно-зелёного камня и белого матового стекла, с какими-то стаканчиками, держалками для ручек и подставками для бумаг.
— Ого, — сказал Лихачёв с уважением. — Это даже раньше было антиквариатом. Как бы не с советских времён осталось… Смотрите, это же чернильница!
— Сопри, — посоветовал деда Боря. — Поставишь в кабинете. Скажешь, что это любимая чернильница товарища Дзержинского.
К моему удивлению, Лихачёв приподнял прибор и хмыкнул — будто и впрямь примерялся его унести.
— Вы будете чай? — спросила Дарина. — Или кофе? Или воду…
— Спасибо, милая, — Елена улыбнулась. — Не суетись. Мы ещё Максима не слышали.
— Я тоже не слышала, — призналась Дарина. — Он ночью пришёл.
— То есть у Инсеков работают порталы на Землю? — заинтересовался Лихачёв.
Я покачал головой.
— Меня вернул на Землю Продавец. Инсекам и Прежним запрещено появляться на Земле.
— Высшим? — понимающе спросил полковник.
— Да, — я помолчал.
Что рассказывать? Всё подряд? Все мои приключения, начиная с момента, когда я шагнул сквозь экран — и оказался на Саельме, под непонимающими взглядами жниц?
— Там, — я посмотрел вверх, — плохо. Там идёт война. Инсеки отжимают миры у Прежних, а Прежние у Инсеков.
— Дело в кристаллах? — спросила Елена.
— Не в самих кристаллах. Кристаллы лишь кодируют смыслы, которые создают разумные существа. Идеи, изобретения… всё новое, всё, что движет цивилизацию вперёд.
Лихачёву я об этом рассказывал, Дарина и сама кое-что знала. А вот «старики-разбойники» переглянулись, для них это было внове. При разговоре с Иваном присутствовал лишь Виталий.
— Вот оно чего, — сказала Елена. — А я-то замечала, медицина будто на месте застыла. Думала, это потому, что Инсеки универсальную вакцину подарили.
— Мы что, изобретаем вещи, до которых Инсеки не додумались? — спросил деда Боря с сомнением.
— Иногда. Большая часть кристаллов — мусор, их жрут как наркотик, чтобы испытать чужие эмоции. Но чем сложнее кристалл, чем больше в нём цветов, тем больше шансов, что он содержит новый смысл.
— То есть они развиваются за наш счёт? И всё? — всё так же недоверчиво спросил деда Боря. — Им настолько нужны новые технологии? Своих не хватает?
— Сингулярность, — пояснил Лихачёв. — Они все хотят превратиться в Высших. Чем больше смыслов цивилизация поглощает, тем ближе она к возвышению.
— Инсеки лишь забирают смыслы, — сказала тихо Дарина. — А Прежние стимулируют их выработку. Через страдания. Уничтожать цивилизации запрещено, но если немного помучать… это можно…
— Одни стригут и доят, а другие режут на мясо, — подытожила Елена. — Ясно. Ты точно это знаешь?
— Я видел, — сказал я. — И Дарина знает. Так?
Она кивнула. Поколебалась и добавила:
— Все это знают. С тех пор, как куколками были. Поэтому мы служим Инсекам. Потому что мы виноваты. Все мы, все люди.
— Дети не отвечают за грехи отцов, — твёрдо сказала Елена. — Не надо этой чуши про коллективную ответственность! Мы — не Прежние. Может, мы их потомки, может, братья, но они не мы, а мы — не они.
Не вставая, она приобняла Дарину, и та прижалась к ней, будто маленькая девочка.
— Максим, ты большой молодец, ты выяснил, что происходит, — Елена вздохнула. — Но что нам делать? Мы ведь не можем воевать с Инсеками и Прежними, весовая категория у нас разная. Отравили Слуг — вот и вся наша виктория. Один раз получилось, второй уже не выйдет.
— Изменённые могли бы им противостоять, — задумчиво сказал Лихачёв. — Как думаешь, Дарина?
Она замотала головой.
— Нет. Мы получаем оружие от Инсеков. А мутаген дают Продавцы, но за него тоже платят Инсеки. Мы только живём и учимся на Земле, потом отправляемся служить…
— Вас ведь там миллионы! — сказал ей Лихачёв. — Десятки миллионов, если не сотни! Так? И у Прежних, и у Инсеков! Почему бы не устроить… — он заколебался, словно это слово ему, полицейскому, было трудно выговорить, — бунт? Революцию? Пусть вернутся на Землю, защищают её! А с Продавцами договоримся напрямую!
Дарина отвернулась.
— Что не так? — спросил Лихачёв с напором.
— Да всё не так, — ответил я. — Любой Прежний или Инсек сильнее сотен Изменённых. Это для начала. И не все Изменённые согласятся вернуться. Кто-то предан хозяевам, кому-то понравилось быть Изменённым. А многие, особенно те, что служат Прежним, уже совсем не люди. У них мозги другие, они всю жизнь убивали! Когда обычные солдаты возвращаются с войны, их годами не отпускает.
— Представьте, что вы были здоровенной амфибией, — сказала Дарина. — С раннего детства. Жили в болоте, выискивали местных разумных тритонов и раздирали их на части. Работа у вас такая была, понимаете? Чтобы тритоны притаскивали больше кристаллов и откупались ими от смерти. У вас огромная пасть, шесть лап и когти. И вам уже нравится мучать тритонов и пожирать их. А тут к вам приходят…
— И говорят: «Тебя зовут Вася, тебе семнадцать лет. Пора на Землю. Сдашь ЕГЭ и пойдёшь учиться в институт на инженера», — подхватила Елена.
— У Изменённых есть какое-то Сопротивление, — сказал я. — Только, знаете… Это туфта. Мне кажется, Инсекам о нём прекрасно известно. Это для выпуска пара, для тех, кому надо чувствовать себя заговорщиком.
Лихачёв развёл руками.
— Ясно. Ну тогда что, расходимся? Можно мне антикварную чернильницу на память спереть? Я её под пепельницу приспособлю.
— Давай, Максим, — подбодрил меня молчавший до сих пор Василий. — Я ведь вижу, ты нас позвал не для того, чтобы рассказать, как всё плохо.
— Все мы это видим, — добавил Лихачёв, посерьёзнев. — Говори.
Я достал и положил на стол прозрачный кристалл.
Наступила тишина.
— То, о чём мы все подумали? — спросила Елена после короткой паузы.
— Прозрачный кристалл, — подтвердил я. — С планеты Трисгард. Долгая история… но, в общем, ради него Изменённые убивали друг друга, а Прежние спалили агента-«крота» и открыли портал на планету. Говорят, что такой кристалл способен изменить целую цивилизацию. Говорят, он стоит планеты. Говорят, из-за него Инсеки и Прежние могут рискнуть и нарушить запрет Высших.
— Это правда? — спросил Лихачёв, глядя на Дарину.
— Я даже не слышала о таких! — растерянно ответила она. — Я спрошу Гнездо…