— Вообще-то это личный артефакт, — засомневалась Фиди. — Со временем он настраивается на магическую память хозяина и начинает точнее показывать изменения. Но мой уже настолько старый, что вряд ли имеет такое свойство. Можешь попробовать.

Фидерика улыбнулась и протянула мне истёртый прозрачный шар. Волнение немного сдавило грудь в предвкушении очередного определения склонности, но я отогнала дурные воспоминания и прикоснулась к ещё тёплой поверхности. Конечно же, она никак не отреагировала. Я разочарованно вздохнула и вернула детерминант хозяйке. Что ж, хотя бы не сбила её личные настройки, если они были.

— Спасибо, — поблагодарила я подругу. — А какая из двух склонностей у тебя изначальная?

— Искусство, — ожидаемо ответила Фиди. — Магистр Банфик говорит, что очень сильная.

— А почему ты не выбрала факультет Нарцины, Фиди? — я снова принялась листать книгу Првленской. — Тебе ведь это нравится. Все эти твои модные платья.

— Мой отец был против. Думаю, что он прав. Понимаешь, стихия искусства в Квертинде — это как кот в мешке. Успеха достигают лишь единицы. В основном, те, у кого достаточно средств для того, чтобы тратить на это время. — Фидерика закинула детерминант в тумбочку и принялась зажигать свечи в канделябрах. — Мне же нужна реальная работа. В детстве я мечтала учиться в Мелироанской академии благородных дев, но обучение там стоит очень дорого. Мне никогда не накопить денег даже на поездку в Батор, не говоря уже об оплате обучения.

За окном сгущались сумерки, поэтому огоньки весьма уместно разогнали тьму. Парафиновых свечей над гривами медных львов в канделябрах вполне хватало, чтобы освещать нашу комнату. В свете их пламени розовая крошка на обложке книги охотно заиграла отблесками. Фидерика восхищённо уставилась на мой учебник.

— Но ведь в этом вся ты, Фиди, — я смотрела на вспыхивающие лучины в её руках. — Ректор Аддисад говорила на церемонии о том, как важно заниматься любимым делом, даже если тебя не ждёт оглушительный успех. Разве тебе не хочется быть той, кто ты есть?

— Всё не так просто, Юна, — вздохнула девушка. — Ты ведь не Сирена и должна хорошо меня понимать. Всё упирается в лирны — мне нужно зарабатывать себе на жизнь. Или на выживание. Я не могу себе позволить полжизни творить, находясь на обеспечении отца. Я из небогатой семьи, у меня нет выбора.

— Может, это и хорошо? — я вспомнила рассуждения своего ментора о том, что выбор не всегда бывает радостным. — Не иметь выбора?

Фидерика уже переоделась в ночную сорочку и распустила свои роскошные медные волосы по плечам. В свете свечей они отливали золотом. Глаза у моей соседки мечтательно горели. Пожалуй, я никогда ещё не видела её такой — Фиди всегда мало говорила и оставалась незаметной. Я отложила книгу «Жизнь в культурном свете» и взяла следующую.

— Как ты можешь так говорить? — взволнованно спросила Фиди. — Неужели тебе никогда не хотелось жить по-другому? Иметь собственный детерминант или какие-то дорогие артефакты. Блистать на балах в шикарных украшениях, питаться экзотическими фруктами из Батора или сладостями из столицы. И заниматься любимым делом — тоже, не задумываясь о том, что ты завтра будешь есть. Мне бы этого очень хотелось. Быть свободной!

— Думаю, как раз Сирена могла бы тебе многое рассказать об этой свободе, — лениво буркнула я. — У неё свой взгляд. Пожалуй, каждый из нас чем-то ограничен.

— Ты начинаешь говорить, как твой ментор! — хихикнула подруга.

— Неправда! — запротестовала я, но сразу осеклась.

Стоило признать, что Джермонд Десент влиял на меня. Не знаю, была ли это связь или просто я слишком много думала о его словах, но они делали меня… неуверенной. Простые понятия теперь казались сложными и спорными. Создавалось ощущение, будто я вижу перед собой десятки новых дорог, в то время как раньше пользовалась одной-единственной привычной тропинкой.

— Тоже любишь Иверийскую династию? — Фиди кивнула на «Летописи Квертинда», покоящиеся у меня на коленях.

На плотном картоне обложки красовалась корона, обрамлённая в вензельную рамку. Книга была потрёпанная, запачканная. Страницы её измялись и неплотно прилегали друг к другу.

— Наверное, — я пожала плечами и открыла книгу. — Как можно любить тех, кого совсем не знаешь?

— Говорят, — Фиди понизила голос до шёпота, — что они вовсе не были такими уж замечательными. В Иверийском замке в Лангсорде есть особые комнаты, где они проводили страшные эксперименты с помощью своей тайной магии.

— Какие эксперименты? — зашептала я в ответ.

— Неизвестно. Но неспроста замок сейчас закрыт и туда никого не пускают. — Фиди подалась вперёд, затеребила завязки ночной рубашки. — Что за секреты таили всеми любимые короли и королевы? И почему эти секреты до сих пор тщательно охраняются?

— Но ведь иверийцы давно мертвы, — рассудила я. — Разве есть разница теперь?

— Конечно! — Фиди раскраснелась. — Кирмос лин де Блайт продолжит их дело. Он откроет замок, и кто знает, какие кровавые ритуалы будет там проводить! Хоть он и не наследник Иверийской династии, но он был экзархом стязателей при их жизни и лучшим учеником Мирасполя Иверийского. Пока он жив, жива и память о них. А жить он будет, сколько сам пожелает — хоть вечно.

Она возмущённо взмахнула руками и выжидающе уставилась на меня. Её волнение передалось мне, и сердце заколотилось быстрее.

— Фиди, — я отложила книгу и подалась вперёд, — а его можно как-то убить?

— Он хоть и самый выдающийся маг королевства, но тоже всего лишь человек, — неожиданно выдала Фидерика. — Его, как и всех, разит сталь и огонь. Нужно только к нему подобраться так, чтобы он тебя не заподозрил. Это самое сложное.

Я не верила своим ушам. Это было невероятно! Кто бы мог подумать, что моя тихая подруга имеет схожие планы! Видимо, этот Блайт успел испортить жизнь не только мне.

— Ты знаешь, как это сделать? — я привстала на кровати, готовая прямо сейчас подобраться к Кирмосу лин де Блайту.

— Я не знаю, Юна, — девушка пристально посмотрела на меня и вкрадчиво прошептала: — Но кое-кто точно знает. Тот, кто смог подобраться к самим иверийцам.

— Ты говоришь об Ордене Крона? — получилось очень громко, и Фиди шикнула, поэтому я понизила голос до шёпота и придвинулась ближе к ней. — Разве они не опасны?

— Они предлагают свободу, Юна, — глаза Фидерики лихорадочно заблестели. — Свободу! Такую, какую ты сама считаешь правильной. Свободу от королей, императоров и всех этих консулов. Мой отец годами работает в шахте и всё, что добывает, отдаёт королевству. Ему же достаются гроши, которых едва хватает на пропитание семьи. Если бы он забирал все те камни, что добыл, мы бы были богаты!

Дверь распахнулась, и мы с Фиди резко отодвинулись друг от друга, словно занимались чем-то непристойным. В комнату вплыла довольная Сирена, поигрывая моими часиками. Она вся светилась и сгорала от нетерпения рассказать нам о посещении мужского корпуса, поэтому не заметила нашей неловкости. Обсуждать при ней Орден Крона точно не стоило, и мы лишь переглянулись. Я была рада, что теперь у меня появилась сообщница. Сирена же затараторила про мужскую половину академии, про тайную лабораторию Лонима, по её мнению, похожую на чулан с железяками, но больше всего, конечно, про невероятный талант моего друга.

— …совершенно не умеет обращаться с леди, — рассказывала Сирена, — но предложил мне как-нибудь спеть лично для него, а не только для часов Юны. Не знаю, стоит ли мне соглашаться, ведь это похоже на свидание. Не то что бы я никогда раньше на них не была, но обычно мои кавалеры были более галантными.

— Конечно, соглашайся! — Фиди зевнула. — Вы так красиво смотритесь вместе!

Я скривилась и вернула часы на руку. Они вполне мирно тикали, не обнаруживая никаких поломок и изменений. И так же спешили на пять минут, судя по местным часам.

— Правда? — наигранно удивилась Сирена. — Ты это заметила?

— И как всё прошло? — перебила я открывшую было рот Фиди и указала на свои часы.


— О, к нам несколько раз заглядывали разные студенты, приносили куртажики в обмен на какие-то записывающие механизмы. По-моему, они обманывают преподавателей на теоретических экзаменах! Лоним неплохо зарабатывает на своей магии механизмов, я вам скажу! Но я не удивлена: он в этом чертовски хорош. Явно знает, что делает. Если бы нас так часто не беспокоили, возможно…

— Сирена, как мои часы? — настойчиво перевела я разговор в нужное русло.

— Должны работать, — она безразлично пожала плечами. — Настроили ровно на восемь утра. Ну, то есть ты будешь просыпаться в семь пятьдесят пять, но, учитывая твою утреннюю лень, это пойдёт тебе на пользу. Юна, мне надо кое-что у тебя спросить.

Она посерьёзнела, и я внутренне подобралась. Может, она слышала нашу беседу с Фиди? Знает о моих планах? Или выяснила что-то о моей матери?

— У тебя с Лонимом ничего не было? — леди Эстель смотрела очень напряжённо.

— Вот жабьи потроха, Сирена! — выругалась я. — Конечно, нет!

Не знаю, что она имела в виду под «ничего», но я была абсолютно убеждена, что точно ничего из того, что могло бы её заинтересовать. Вряд ли желтопузики и фехтование входили в этот список. На удивление, Сирена сильно смутилась. Это было совсем на неё не похоже.

— Просто вы росли вместе, знаешь, такое бывает, когда…

— Сирена, прекрати! — прервала я подругу.

Я отвернулась и снова взяла книгу, давая понять, что разговор окончен. Она закусила губу и начала укладываться в постель. Мне жутко не нравилось то, что происходило между Лонимом и Сиреной. Совсем не хотелось становиться чужой для них обоих. Я боялась их потерять, ведь у меня больше никого не было.

— Кажется, нам пора спать, — Фиди настороженно переводила взгляд с меня на Сирену.

Она накрылась одеялом, всё ещё не спуская с нас глаз. Я фыркнула и попыталась сосредоточиться на книге. Размашистый почерк едва можно было разобрать. Это было студенческое учебное издание, написанное на самом дешёвом пергаменте. Заголовок гласил: «Начало летоисчисления».

«…И пали Древние Волхвы, сметаемые полчищами икша. Не было рою грязекровок ни числа, ни противостояния. Голодные икша призывали своих собратьев из пустоты и оскверняли все земли без разбора. Птица ли, скот ли, люди ли, рудвики ли — всё сметалось всеядными троглодитами. Исчезал Квертинд со своими границами, богатствами и существами, и не было видно спасения, и конец мира принимал его в неизбежность свою. Сто двенадцать лет редела земля Королевства, обгладываемая страшными чудищами. И пришёл Тибр. Одним лишь приказом победил он многолетнее бедствие. Обернул он икша в бурый дым и развеял его над пределами, полями и водами. И основал Великую династию Иверийскую, что принесла королевству Квертинд законы и могущество, а жителям его — покой и процветание».

Тут же были изображены непонятные человекоподобные каракули, обозначающие, видимо, грязекровок. Каждый следующий собрат икша отличался от предыдущего габаритами, конечностями и размерами. Некоторые из них были размыты и вовсе могли оказаться обычными кляксами. Я перевернула страницу и наткнулась на портрет бородатого старика в простом обруче. Он был похож, скорее, на уставшего в полях фермера, чем на короля. Вряд ли иллюстратор претендовал на достоверность. Я закрыла книгу и улеглась. Сон никак не хотел приходить, мысли всё время возвращались к событиям дня. Но ближе к утру я всё же уснула.

Глава 13. Прекрасная Чахи

Раздался щелчок, похожий на тот, что свидетельствует о полном натяжении тетивы боевого лука. Я спрыгнула с постели и огляделась. Обе мои соседки ещё спали, кроме нас в комнате никого не было. И тут запела Сирена:

«Как сладок сна конец, и новое начало

Уже зовёт меня на бой с самой судьбой.

Пусть замыслу богов я снова проиграла,

Но всё ещё дышу под Красною Луной!»

Несколько секунд мне понадобилось, чтобы сообразить, как спящая Сирена может петь. Потом я вдохнула, убедившись, что действительно всё ещё дышу и нахожусь в сознании. А потом вспомнила про свои часы. Ровно восемь утра. Взгляд метнулся к настенным часам, что висели в комнате. Они ожидаемо показывали семь пятьдесят пять.

— Смотри-ка, прекрасно работают! — обрадовалась леди Эстель, открывая глаза. — И ты уже встала! Нравится?

— Вы чего сегодня так рано? — Фиди возмущённо приподнялась на локте, щурясь от слабого утреннего света.

— Невероятно! — я не была уверена, ругаюсь или восхищаюсь. — Что это за куплет?

— Это из жёлтой листовки бродячего барда, — сладко потянулась Сирена. — Взяла ещё в Нуотолинисе перед отплытием. Он сказал, что это последние строки блестящей поэмы, великой истории, которую он обязательно напишет. И представился, как известный Искусник Ирбский. Слышала о таком?

— Никогда не слышала, — честно призналась я, всё ещё ошарашенная внезапным подъёмом. — Но впечатление он точно умеет производить.

— О да! — подтвердила Сирена. — Такой манерный. Угостил меня леденцом.

Я начала подозревать, что за бард этот Искусник Ирбский, но решила не озвучивать свои домыслы. Сегодня у нас намечалось занятие по «Божественной природе заклинаний», которое начиналось у статуи семи богов. Ложиться обратно в постель было плохой идеей, потому что я рисковала проспать.

— Раз я сегодня проснулась первая, значит, первая иду в душ! Нужно предстать перед богами в лучшем виде.

Я ещё раз взглянула на свои часы и достала чистую форму. Мои соседки не возражали.

*

— Девейна, — магистр Калькут остановилась возле статуи семи богов и порывисто указала на женщину в свободных одеждах: — Прародительница богов, богиня мира и благополучия, покровительница исцеления. Хозяйка цветущих садов вечной жизни.

Первокурсники, облачённые в шерстяные мантии, послушно подняли взгляды. Мелкая туманная изморозь заставляла всех щуриться, но богиню было видно хорошо. В одной руке бронзовая Девейна держала кубок, наполненный фруктами и цветами, в другой — змею. Аккуратная головка её с подобранными волосами была склонена на бок, а застывший взор светился доброжелательностью. В отличие от Биатрисс Калькут, суровый вид которой представлял серьёзную угрозу. Магистр сложила руки за спиной и принялась мерить площадь перед академией широкими шагами, кидая на студентов строгие взгляды.

— Нет бога более благочестивого, чем пресвятая Девейна. Она принесла в жертву свою любовь, разлучившись с безумным Толмундом и отослав его в глубокие подземелья грешников. Деяния Девейны и её последователей направлены во благо всего существующего. Магия исцеления — величайшая из магий, не способная навредить ничему живому.

По толпе прошёл неодобрительный гомон, но Калькут быстро его прервала.

— Кто? — закричала она так, что все вздрогнули и замолчали. — Кто знает, чем ещё склонность исцеления отличается от других?

Повисла напряжённая пауза, никто не решался высказаться. Магистр выжидающе осматривала студентов, не прерывая молчания.