Девушка приблизилась к открытому окну, поднимая папирус выше уровня глаз, рассматривая его. Она знала, что грифельные карандаши появились гораздо позже. Где-то в ХVI веке. А до этого рисовали металлическим свинцовым грифелем или штифтом на вощёных табличках из букового дерева, которые грунтовали костяным порошком и иногда обтягивали пергаментом. Возможно, рисунок в её руках тоже выполнен свинцовым штифтом. Потрясающе!

Казалось, что портрет нарисован тонко заточенным чешским карандашом марки «Koh-i-Noor». Равномерная перекрёстная штриховка, наложенные по всем правилам тени, тщательная прорисовка контура, мелких деталей. Господи, да это же гениально! Она взволнованно схватила следующий свиток. Снова рисунок! Механически раскручивала ещё и ещё, бережно сворачивая и откладывая в сторону. Пейзажи, натюрморты, портреты женщин, мужчин, детей. Кони, коты, собаки, птицы. Великолепные рисунки, выполненные, безусловно, талантливым художником. С душой и любовью. Много набросков с изображением мальчишки с густыми светлыми волосами и нависающей на глаза чёлкой, неизменно улыбающегося. «Сколько тебе сейчас лет, парень? — невольно напросился вопрос. — Жив ли ты?»

Погруженная с головой в созерцание шедевров, как будто издалека слышала мужской голос. Обернулась, когда коснулись её плеча:

— Что? — подняла, подёрнутые лёгкой дымкой грусти глаза.

— Я говорю, что с одной стороны заляпано, — Рыжий держал «полку», — но отчистить можно. — Скребнул ногтем по ярким густым мазкам.

Краска? Пфальцграфиня развернула доску в руках Рыжего:

— Это не заляпано, Руди, — уже не удивилась она, — это картина…

Пейзаж, красочный и яркий, поражал мастерством исполнения. Но стиль был другой. Стало понятно, что кто-то из проживающих в замке увлекался живописью.

— У вас есть бечёвка? — Наташа нетерпеливо качнула головой, поправляясь: — Кожаный шнурок. Длинный.

Парень извлёк требуемое из ящика.

Девушка собрала свитки с рисунками, укладывая «поленницей», связывая, собираясь забрать. Словно очнувшись, подошла к доскам у стены, которые перебирал подмастерье.

Портреты… Они пострадали. Местами растрескавшаяся, по-видимому, самодельная краска, разложилась и осыпалась, уступив место вездесущей безликой пыли. Расставила их в ряд. Изображённые мужчины, женщины и дети — представители знати. Тонкие черты лица, надменные взгляды, богатые украшения на тёмной одежде с отлично прорисованными складками. Но рисунки «карандашами» казались значительно лучше.

Рыжий, с равнодушием наблюдая за действиями хозяйки, в ожидании стоял за её плечом:

— А доски будем забирать? — подхватил связку папирусов.

— Позже я решу. Окно надо закрыть.

Увиденное не отпускало. В голове вертелся тайфун мыслей. Но очевидным было одно — Хельга имеет отношение к прежним хозяевам замка: либо прямая наследница, либо родственница. Укрепилось подозрение — слишком утончённая внешность для простолюдинки. Замедлив шаг, повернула к портретам на досках, снова всматриваясь в изображения. Одиннадцать. Из них два детских.

— Подождите, Руди, — по очереди подносила картины к свету, всматриваясь в лица аристократов в поисках сходства с обликом прачки. Нет, ничего общего ни в овале лица, ни в разрезе глаз, ни в форме носа. Сколько ей тогда могло быть лет? Не больше десяти. Есть изображение девочки лет шести. Наташа всматривалась и так и этак, отходила на несколько шагов, заставив своего помощника держать его. С полной уверенностью она не могла сказать, что изображённая девочка и есть Хельга. Местами сильно осыпавшаяся краска искажала черты лица. — Всё, его заберём, остальные потом. Уходим.

Руди в два счёта, пока Наташа сходила в ближайшую комнату за порцией паутины и горстью пыли, больше смахивающей на пепел, вернул замок на прежнее место.



— А запор надо ставить? — прервал её думы парень у двери в комнату.

— Какой запор?.. — Опомнилась: — Обязательно.

Сложив свитки в пустой сундук, немного отвлеклась, наблюдая за действиями Рыжего. Он, видя её интерес, беспокойства не проявлял, выполняя работу основательно и не спеша. «Значит, сын кузнеца на все руки мастер, — заключила она. — Легко справился с работой столяра».

Достала серебряный, когда он опробовал установленную задвижку:

— Возьмите, Руди и спасибо, что никому ничего не скажете. — Платила за молчание.

— Не нужно, хозяйка.

— Нужно. Вы мне очень помогли. Спасибо, — втолкнула монету в его руку, сжимая пальцы. — Возможно, понадобитесь ещё. Я ведь могу рассчитывать на вашу помощь?

Он помедлил, но коротко вздохнув, согласно кивнул, задерживая взор на её лике:

— Вы испачкались. — Его глаза блуждали по её лицу.

Наташе стало неловко от такого пристального внимания.

— Где? — машинально провела ладонями по щекам.

Он коснулся её подбородка, стирая грязь.

Этот жест показался естественным и совсем простым, как будто они были на равных, и парень касался её ежедневно и многократно. Что-то мелькнуло в его глазах, после чего они повлажнели и стали бездонными. Похоже, он думал о том же. Девушка заметила, как Рыжий едва заметно втянул нижнюю губу в месте раны.

— И одеяние посмотрите, — поспешно отдёрнул руку, отступая.

Она так и сделала, ахнув и хватаясь за подол. Вот это точно вызовет вопросы у Амали!

— Всё, ступайте, — подтолкнула его к двери. — Спасибо.

Закрывшись на задвижку, первым делом переоделась, умылась и привела себя в порядок. Бросила платье в тазик с водой, скрывая происхождение грязи.

Развернулась к окну, доставая по одному свитки и рассматривая рисунки, узнавая в них стандартную обстановку комнат, тогда ещё жилых. Откладывала изображения мальчишки. Нравилось смотреть на него. Лицо казалось приятным и таким родным.


Полсотни рисунков чужой жизни. Словно посмотрела чёрно-белый фильм. Узнать бы, кто рисовал: мужчина или женщина, подросток или взрослый? Чужие лица. На них концентрировала своё внимание, словно пыталась понять, чем жил изображённый человек и жив ли он сейчас. Возвращалась к мысли, кто же такая Хельга и что ей нужно в замке?

Несколько раз рассматривала один и тот же рисунок, отложив его в сторону, периодически возвращаясь к нему, размышляя, что в нём не так? На столе развалился полосатый, ничем не примечательный, ухоженный кот в тканевом ошейнике. Усмехнулась: не противопаразитарный, разумеется. Всматривалась, щурясь, на расстояние вытянутой руки отводя свиток, затем приближая. Всё на месте: лениво прищуренные сонные глаза, изогнутый хвост в состоянии покоя, изумительно прорисована шерсть. Рядом край шкатулки, стилос с камнем на конце, уголок свёрнутого пергамента, несколько крупных монет и перстень. На заднем фоне на стене приоткрытая дверца сейфа. Раз открыт сейф, значит, рисовал хозяин кабинета. Стоп! Всмотрелась. Резная, чётко нарисованная панель. Узор не такой, как на стенах в кабинете Манфреда. Уф! Стало жарко и зябко одновременно. Сколько жило семей в замке? Сколько наследных дядьёв, братьев и сестёр уживалось под одной крышей? И у каждого был свой тайник! Хельга ищет спрятанные сокровища. Как пить дать! Почему в сундуках? Двойное дно с секретными пружинами? В замке три этажа. Два для господ. Комнат и сундуков — море! Прачка уже всё осмотрела, добравшись до чердака. Нужный сундук там?

В дверь стукнули и толкнулись. Наташа от неожиданности дрогнувшей рукой смяла край свитка.

— Хозяйка, — звала Амали, — вас хозяин требует.

— Сейчас приду!

Вот когда она пожалела, что не может примкнуть полную «сокровищ» комнату. Захотела накладной замок? Теперь жди.





Глава 21




Манфред, заложив руки за спину, прохаживался у кабинета.

У пфальцграфини ёкнуло сердце. Она забыла о смененном замке.

Увидев дочь, фон Россен, не скрывая раздражения, прорычал:

— Что за новшества, Вэлэри! Я не могу попасть в кабинет!

— Простите меня, пожалуйста. Совсем забыла, — поспешно отпирала дверь, передавая ключ. — Вы ведь понимаете, чем это продиктовано. Прислуга имеет дубликаты, а здесь… Сами знаете. — Захлопнула створку перед самым носом «сладкой парочки». — Мне нужно поговорить с вами.

Хозяин выглядел уставшим и недовольным. Но разговор откладывать не хотелось.

— О чём хочешь говорить? — устраивался в кресле.

Наташа приметила, что он долго ёрзает. Неужели спина даёт о себе знать?

— Кто был прежним владельцем этих земель и замка? — Начала без предисловий. — Насколько мне известно, вы их получили в дар от короля после ухода в отставку.

— Зачем тебе? — фон Россен насторожился.

— В таком огромном замке должна была жить большая семья. Что с ними стало? — девушка осталась стоять, проигнорировав приглашение присесть.

— Они изменники, поставившие под угрозу авторитет монарха. — Манфред копался в шкатулке, делая вид очень занятого человека.

— Все сразу? Вся семья?

Пфальцграф оторвался от поиска, исподлобья взглянув на дочь:

— Если это всё, что ты хочешь, то можешь идти. Тебе незачем знать подробности, — отмахнулся, как от назойливой мухи.

— Есть ли подземный ход в замке? — Сменила тему. Наличие вокруг крепостной стены рва, наполненного водой, указывало на то, что нет. Но всякое могло быть.

— Нет.

— А если осада?

— Для этого имеется башня.

— Сомневаюсь, что там есть запас продовольствия. — Кстати, она туда ещё не поднималась. И не собиралась. Единственный вход в донжон находился на уровне третьего этажа современной многоэтажки. Брошенная лестница, вросшая в траву, гнила рядом. Если бы Наташа не зацепилась за неё во время исследования дворовых зарослей, то и не заметила бы.

— К чему эти разговоры? — Мужчина неестественно прямо откинулся на спинку кресла.

Ага! Спина беспокоит?!

— Интересно, — присматривалась к нему. — Да, давно хочу спросить день своего рождения. — Рассеивала его внимание, отвлекая от интересующей её темы.

— Шестого августа.

Львица… Вот оно что… Будучи приёмной, она знала, что дата её рождения другая. Поэтому не придавала значения гороскопам.

— Наконец-то ты задумалась о своём возрасте. Чем задавать странные вопросы, лучше бы за готовкой смотрела и прислугой.

«Странные вопросы» в его устах звучали, как «неудобные».