Джулиан был бы в безопасности.

Она кивнула. Она протянула руку Марку.

Она позволила себе вспомнить ту ночь в своей комнате, взгляд в его глазах, когда он спросил ее:

«Зачем лгать?» Она вспомнила его теплое прикосновение, его пальцы, опутавшиеся вокруг ее запястье. Как они чуть не споткнулись в своей поспешности, чтобы приблизиться друг к другу, встретившись почти неловко, как будто они танцевали и пропустили шаг. Она схватила Марка за плечи и потянулась, чтобы поцеловать его.

Он был жилистым благодаря Охоте, не такой мускулистый, как Джулиан, кости его ключиц и плеч были заостренными под ее руками. Но его кожа была гладкой, когда она завела руки вниз под воротник рубашки, поглаживая заднюю часть шеи. И его рот был теплым.

Он ощущал сладостно-горький вкус и чувствовал жар, будто у него была лихорадка. Она инстинктивно приблизилась к нему; она не понимала, что дрожит, но так оно и было. Его губы раскрылись. Он исследовал ее губы своими, посылая медленные волны тепла по всему ее телу. Он поцеловал ее в уголок рта, прикоснулся губами к ее скулам, щекам.

Он отпрянул.

— Эм, — сказал он, выглядя озадаченным. — Ты соленая на вкус.

Она отняла правую руку от его шеи. Прикоснулась к своему лицу. Щека была влажной. Она плакала.

— Я не понимаю, — нахмурился Марк. — Ты хочешь, чтобы все верили, что мы пара, и все же ты плачешь, как будто я причинил тебе боль. Я сделал тебе больно? Джулиан никогда не простит меня.

Упоминание имени Джулиана почти уничтожило ее. Она опустилась на колени у подножия кровати.

— У Джулиана есть еще множество вещей, о которых нужно беспокоиться, — сказала она. — Я не могу заставлять его беспокоиться обо мне. О моих отношениях с Кэмероном.

Она мысленно извинилась перед Кэмероном Эшдауном, который на самом деле не сделал ничего плохого.

— Это не очень хорошие отношения, — сказала она. — Не здоровые. Но каждый раз, когда они заканчиваются, я снова погружаюсь в них. Мне нужно сломать этот шаблон. И мне нужно, чтобы Джулиан не беспокоился об этом. Всего итак слишком много: Конклаву предстоит расследовать последствия смерти Малкольма, наше участие в суде…

— Тише, — сказал он, садясь рядом с ней. — Я понимаю.

Он поднялся и снял одеяло с кровати. Эмма смотрела на него с удивлением, когда он оборачивал его вокруг них обоих.

Тогда она подумала о Дикой охоте, как он, должно быть, был с Кираном, спрятавшись в укрытиях, закутавшись в свои плащи, чтобы защититься от холода.

Он провел пальцами по линии ее скулы, но это был дружеский жест. Страсть, которая была в их поцелуе, исчезла. И Эмма была рада. Казалось неправильным чувствовать, даже тень подобного, ни с кем, кроме Джулиана.

— Те, кто не фейри, находят утешение во лжи, — сказал он. — Я не могу осуждать это. Я сделаю это с тобой, Эмма. Я не оставлю тебя.

Она прислонилась к его плечу. Она испытала облегчение от ощущения поддержки.

— Однако, ты должна сказать Кристине, — добавил он. — Она твой лучший друг; ты не можешь так много скрывать от нее.

Эмма кивнула. Она планировала рассказать Кристине. Кристина была единственной, кто знал о ее чувствах к Джулиану, и она ни на секунду не поверит, что Эмма вдруг влюбилась в Марка. Ей нужно было бы рассказать об этом ради правдивости лжи, и Эмма обрадовалась.

— Я могу полностью ей доверять, — сказала она. — А теперь, расскажи мне о Дикой охоте.

Он начал говорить, сочиняя рассказ о жизни живущих в облаках, в пустынных и потерянных местах мира. Пустынные города у подножия Медного Каньона. Окраина Орадур-сюр-Глан, где они с Кираном спали на сгоревшем сеновале. Песок и запах моря на Кипре, в пустом курортном городе, где деревья росли сквозь стены заброшенных гранд-отелей.

Эмма медленно погружалась в сон, Марк обнимал ее и нашептывал истории. Скорее всего, к ее удивлению, он вернется на следующую ночь — это поможет сделать их отношения убедительными, сказал он, но она видела в его глазах, что ему понравилась компания, как и ей.

С тех пор они проводили вместе каждую ночь, развалившись в одеялах, сложенных на полу, и обмениваясь историями; Эмма рассказывала о Темной войне, о том, как она иногда чувствовала себя потерянной, когда больше не искала человека, который убил ее родителей, а Марк говорил о своих братьях и сестрах, о том, как он и Тай спорили, и о том, как Марк беспокоился, что его младший брат чувствовал себя так, как будто ему не на кого положиться, как будто Марк мог уйти в любую минуту.

— Просто скажи ему, что ты можешь уйти, но всегда будешь к нему возвращаться, — сказала Эмма. — Скажи ему, что тебе жаль, что когда-то позволил чувствовать себя по-другому.

Он только кивнул. Он никогда не говорил ей, что прислушался к ее совету, но она прислушалась к его и рассказала все Кристине. Это было огромное облегчение, и она несколько часов плакала в объятьях Кристины. Она даже получила разрешение Джулиана рассказать Кристине сокращенную версию ситуации с Артуром — достаточно, чтобы дать понять, насколько Джулиан нужен здесь, в Институте, своей семье. Она попросила Джулиана поделиться этой информацией; чрезвычайно неловкий разговор, но, казалось, ему стало немного легче от того, что кто-то еще будет знать об этом.

Она хотела спросить его, сможет ли он рассказать остальным членам семьи правду об Артуре в ближайшее время. Но она не могла. Стены вокруг Джулиана были непроницаемы, как шипы вокруг замка Спящей красавицы. Она задавалась вопросом, заметил ли Марк, заметил ли кто-нибудь еще, или только она могла это увидеть.

Она повернулась, чтобы взглянуть на Марка. Он спал на полу, его рука расположилась под щекой.

Она соскользнула с кровати, устроилась среди одеял и подушек и свернулась калачиком рядом с ним.

Марк крепче спал, когда был с ней — он так сказал, и она поверила. Он начал лучше питаться, быстро набирал форму, шрамы бледнели, на щеках проявлялся румянец. Она была рада. Эмме же казалось, что она умирает каждый день, но это была ее проблема — как-нибудь справится с этим. Никто не должен был ей помогать, и в каком-то смысле она была рада боли. Это означало, что Джулиан не страдал в одиночку, даже если бы верил в то, что так оно и было.

И если она смогла помочь Марку, значит это чего-то да стоило. Она любила его, как должна была любить Джулиана: дядя Артур назвал бы его филией, дружеской любовью. И хотя она никогда не могла сказать Джулиану о том, как она и Марк выручали друг друга, это, по крайней мере, то, что она чувствовала, что единственное, что она может сделать для него: сделать его брата счастливым.

Даже если он никогда не узнает.

Стук в дверь вырвал ее из задумчивости. Она вздрогнула. В комнате было тускло, но она могла разглядеть светло-рыжие волосы, любопытное лицо Клэри выглядывало из-за края двери.

— Эмма? Ты проснулась? Ты на полу?

Эмма посмотрела на Марка. Он определенно спал, сгрудившись на полу, вне поля зрения Клэри. Она подняла два пальца и махнула Клэри, чтобы та закрыла дверь; через пару минут Эмма вышла в коридор, застегивая толстовку с капюшоном.


— Где мы можем поговорить? — спросила Клэри. Она казалась Эмме такой маленькой, иногда было трудно вспомнить, что ей за двадцать. Волосы у нее были убраны в косички, так она выглядела еще моложе.

— На крыше, — решила Эмма. — Я покажу тебе.

Она потащила Клэри вверх по лестнице, к люку, а затем вышла на темную крышу. Она не была там с той ночи, когда была там с Марком. Казалось с того дня прошло несколько лет, хотя она знала, что на самом деле всего лишь неделя.

Дневная жара сделала темную крышу липкой и горячей. Но ночь была прохладной, — пустынные ночи всегда такие, температура резко падала, как только солнце садилось, — и океанский бриз взъерошивал влажные волосы Эммы.

Она пересекла крышу, Клэри следовала за ней, к своему любимому месту: ясный вид на океан внизу, шоссе, холмы, расположившиеся под Институтом, горы, возвышающиеся позади, пряча свои верхушки в тени.

Эмма опустилась на край крыши, подобрав колени, позволила воздуху пустыни ласкать ее кожу, волосы. Лунный свет выделял ее шрамы, особенно толстый, на внутренней стороне ее правого предплечья.

Она получила его в Идрисе, когда она проснулась там, крича что-то о своих родителях, и Джулиан, зная, в чем она нуждалась, вложил Кортану ей в руки.

Клэри присела рядом с Эммой, ее голова вздернулась, как будто она прислушивалась к шуму океана, его мягкому звучанию.

— Ну, вы определенно побили Нью-Йоркский институт с точки зрения такого чудесного обзора. Все, что я вижу с крыши, это Бруклин, — она повернулась к Эмме. — Джем Карстаирс и Тесса Грей передают привет.

— Это они рассказали тебе о Ките? — спросила Эмма. Джем был очень далеким, очень старым родственником Эммы, — хотя выглядел он на двадцать пять, на самом деле ему было более ста двадцати пяти лет. Тесса была его женой, могущественной колдуньей. Они обнаружили Кита и его отца, как раз в то время, когда Джонни Рук был убит демонами.

Клэри кивнула.

— Они ушли на миссию — они даже не сказали мне, что ищут.

— Может быть, они ищут Черную книгу?

— Может быть. Я знаю, что сначала они направились в Спиральный Лабиринт, — Клэри откинулась на свои руки. — Я знаю, что Джем хочет быть рядом с тобой. Чтобы тебе было с кем поговорить. Я сказала ему, что ты всегда можешь поговорить со мной, но ты не звонила с ночи после смерти Малкольма…

— Он не умер. Я убила его, — перебила ее Эмма. Ей все время приходилось напоминать себе, что она убила Малкольма, вонзила Кортану в его живот, потому что это казалось невероятным. И это приносило боль, как будто внезапно напоролся на колючую проволоку: удивительная боль из ниоткуда. Хотя он и заслужил это, тем не менее это ранило.

— Я не должна чувствовать себя плохо, верно? — сказала Эмма. — Он был ужасным человеком. Я должна была сделать это.

— Да, и да, — сказала Клэри. — Но это не всегда исправляет ситуацию, — она потянулась и коснулась пальцем подбородка Эммы, повернув лицо Эммы к себе. — Слушай, если кто и может понять, так это я. Я убила Себастьяна. Своего брата. Я вонзила в него меч.

На мгновение Клэри выглядела намного моложе, чем была; На мгновение она выглядела на возраст Эммы.

— Я все еще думаю о нем. В нем было что-то хорошее — не много, совсем чуть-чуть, но это преследует меня. Крошечная надежда, которую я уничтожила.

— Он был чудовищем, — ужаснулась Эмма. — Убийцей, хуже, чем Валентин, хуже всех. Ты должна была убить его. Если бы ты этого не сделала, он буквально уничтожил бы мир.

— Я знаю, — Клэри опустила руку. — Себастьяну никогда не предоставлялось и шанса на искупление. Но мечтать не вредно, так ведь? Во сне я все еще иногда вижу брата, которого я могла бы иметь в каком-то другом мире. Того с зелеными глазами. И вы можете увидеть друга, которым, как вы думали, был для вас Малкольм. Когда люди умирают, наши мечты о них, они могут умереть с ними. Даже если рука, которая пересекла их жизнь, была нашей.

— Я думала, что буду счастлива, — сказала Эмма. — Все эти годы я хотела только мести. Месть тем, кто убил моих родителей. Теперь я знаю, что с ними случилось, и я убила Малкольма. Но я чувствую… пустоту.

— Я чувствовала то же самое, после Темной войны, — сказала Клэри. — Я провела так много времени в борьбе и отчаянии, убегая от этого. И тогда все это стало казаться обычным. Я не доверяла этому. Мы привыкли так жить, даже если это неправильно и сложно. Когда боль пройдет, останется дыра, которую необходимо заполнить. Это в нашей природе, пытаться заполнить ее тревогой и страхами. Но нужно подождать некоторое время, чтобы заполнить ее хорошими вещами.

На мгновение Эмма увидела в выражении Клэри, о моложе, вспомнив девушку, которая последовала за ней в маленькую комнату в Гарде, отказалась оставить ее в покое и не дала горевать, ту, что сказала ей, что герои не всегда те, кто побеждают. Они те, кто иногда проигрывают. Но они продолжают сражаться, они продолжают возвращаться. Они не сдаются.

Вот что делает их героями.

Это были слова, которые провели Эмму через худшие времена в ее жизни.

— Клэри, — сказала она. — Можно вопрос?

— Конечно. Что угодно.

— Найтшейд, — сказала Эмма. — Вампир. Ты не знаешь…

— Глава вампиров Л.А.? — Клэри выглядела удивленной. — Тот, кого вы уличили в использовании темной магии?

— Это правда, да? Он действительно использовал нелегальную магию?

— Да, конечно, — Клэри кивнула. — Все в его ресторане подлежало проверке. Так что определенно да.

Тем более он не был бы в тюрьме, если бы не использовал! — она слегка похлопала Эмму по плечу. — Я знаю, что иногда Конклав полный отстой, — сказала она. — Но в нем много людей, которые пытаются быть справедливыми. Ансельм действительно был плохим парнем.

Эмма молча кивнула. В конце концов, это не она сомневалась в Ансельме.

Это был Джулиан.

— Ладно, хватит этих скучных вопросов, — с улыбкой сказала она. — Расскажи мне что-нибудь интересное. Ты не говорила о своей личной жизни уже сто лет. Ты все еще встречаешься с тем парнем, Кэмероном Эшдауном?

Эмма покачала головой.

— Я… я встречаюсь с Марком.