— Мы не доставим никаких проблем, — сказал Джулиан. — Мы пришли сюда, чтобы заключить выгодную сделку.
— Нефилимы не заключают выгодные сделки на Теневом рынке, — ответил Барнабас.
— Я думаю, вы удивитесь, они это делают, — сказал Джулиан. — Мой друг недавно купил здесь стрелы. Оказалось, что они были отравлены. Есть какие-нибудь мысли на этот счет?
Барнабас ткнул в него коротким и толстым пальцем.
— Это как раз то, что я имею в виду, — произнес он. — Вы не можете просто все забыть, даже если захотите. Подумай об этом, когда будешь задавать вопросы и диктовать правила.
— Но они диктуют правила, — сказал Кит.
— Кит, — произнес Джулиан буквально уголком своего рта, — ты не помогаешь.
— Мой друг исчез на днях, — сказал Барнабас. — Малкольм Фэйд. Есть какие-нибудь мысли на этот счет?
В толпе позади него слышался нарастающий гул. Джулиан сжал и вновь разжал кулаки. Если бы он находился здесь один, он бы не волновался: он бы мог исчезнуть из этой толпы достаточно легко, обратно к машине. Но с Китом, нуждающимся в защите, это было проблематично.
— Видите? — вопрошал Барнабас. — На каждый секрет, который вы знаете, у нас найдется другой. Я знаю, что случилось с Малкольмом.
— Вы знаете, что он сделал? — спросил Джулиан, старательно контролируя свой тон. Малкольм был убийцей, массовым убийцей. Он убил жителей Нижнего Мира, а также примитивных. Конечно, Блэкторны не могли быть обвинены в его гибели. — Вы знаете, почему это произошло?
— Я вижу только ещё одного жителя Нижнего Мира, убитого руками нефилимов. И Ансельм Найтшейд — заперт в тюрьму за небольшое применение магии. Что же дальше? — он сплюнул на землю у своих ног. — Было время, когда я, может быть, относился терпимо к Сумеречным охотникам на Рынке. Был готов взять их деньги. Но это время прошло, — взгляд мага упал на Кита. — Уходи, — сказал он, — и забери с собой дружка-нефилима.
— Он не мой друг, — ответил Кит. — И они мне не нравятся, я такой же как и вы…
Барнабас покачал головой. Гиацинт наблюдала за всем, расположив подбородок на своих голубых руках и широко раскрыв глаза.
— Темное время наступает для Сумеречных Охотников, — сказал Барнабас. — Страшное время. Их сила будет раздавлена, их мощь смешана с грязью, и их кровь будет течь словно вода по руслам мира.
— Достаточно, — резко сказал Джулиан. — Перестаньте пытаться его запугать.
— Вы заплатите за «Холодный мир», — сказал маг. — Тьма приближается, а тебе я мог бы посоветовать, Кристофер Эрондейл, держаться подальше от Институтов и Сумеречных Охотников. Спрячься, как это сделал твой отец, и отец его отца. Только так ты сможешь быть в безопасности.
— Как вы узнали, кто я? — потребовал ответа Кит. — Как вы узнали мое настоящее имя?
Это был первый раз на памяти Джулиана, когда Кит признал, что «Эрондейл» — его настоящее имя.
— Все это знают, — сказал Барнабас. — Это как раз то, о чем шепчется весь Рынок в течение последних дней. Разве ты не видел, что все уставились на тебя, как только ты появился?
Так, значит, они смотрели не на Джулиана. Или, по крайней мере, не только на него. Это немного успокаивало, хотя, подумал Джулс, не тогда, когда у Кита было такое выражение лица.
— Я думал, что могу вернуться сюда, — сказал Кит. — Занять палатку моего отца. Работать на рынке.
Между губами Барнабаса мелькнул раздвоенный язык.
— Рожденный Сумеречным охотником, всегда Сумеречный охотник, — сказал он. — Вы не можете вымыть позор из своей крови. Я говорю тебе в последний раз, мальчик, покинь рынок. И не возвращайся.
Кит попятился, оглядываясь вокруг — видя, как будто впервые, взгляды направленные на него, пустые и недружелюбные, многие с жадным интересом.
— Кит… — начал Джулиан, протягивая руку.
Но Кит побежал, что было сил.
Джулиану понадобилось всего несколько мгновений, чтобы догнать Кита — мальчик на самом деле не пытался сбежать; он просто слепо пробирался сквозь толпу, не имея цели. Он замер перед массивной лавкой, которая казалась оставленной своим хозяином.
Сейчас это просто голая решетка. Казалось, что кто-то разорвал ее на части руками. Зазубренные кусочки дерева лежали разбросанными по всему асфальту. На верхней части прилавка висела табличка с надписью:
«ТЫ — ЧАСТЬ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО? ЗНАЙ, ТЫ НЕ ОДИНОК. ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
СТРАЖА ХОТЯТ, ЧТОБЫ ВЫ ЗАРЕГИСТРИРОВАЛИСЬ В ЛОТЕРЕЕ ПОЛЬЗЫ! ДА ПРИБУДЕТ С
ВАМИ УДАЧА!»
— Страж, — сказал Кит. — Это был Малкольм Фэйд?
Джулиан кивнул.
— Он был тем, кто привлек моего отца ко всему этому с «Последователями» и «Полуночным театром», — сказал Кит, его тон был немного задумчивым. — Это вина Малкольма, что он погиб.
Джулиан ничего не сказал. Джонни Рук был не подарком, но он был отцом Кита. У тебя только один отец. И Кит не ошибался.
Кит двинулся вперед, с силой ударив кулаком по знаку. Он упал на землю. В тот момент, когда Кит отдернул руку, вздрогнув, Джулиан увидел в нем искру Сумеречного Охотника. Если колдун еще не был мертв, Джулиан искренне верил, что Кит убьет Малкольма.
Небольшое столпотворение образовалось у стойки Гиацинт. Джулиан положил руку на спину Кита, и Кит не дернулся, в попытке избавиться от нее.
— Пойдем, — сказал Джулиан.
* * *
Эмма мылась осторожно: это недостаток длинных волос, будучи Сумеречным Охотником, — никогда не знаешь, остался ли в них ихор после драки. Однажды ее шея была зеленой целую неделю.
Когда она вышла в свою спальню, надев брюки и топ, протирая волосы зеленым полотенцем, то обнаружила, что Марк свернулся калачиком у ее постели и читал копию «Приключений Алисы в стране чудес».
На нем были хлопковые пижамные штаны, которые Эмма купила за три доллара у продавца на PCH[2].
Он был неравнодушен к ним, странно схожим в своем простом, лёгком материале с теми, которые он носил в Дикой охоте. Если его и беспокоило то, что на них был узор из зеленых трилистников с вышитыми словами «GET LUCKY», он этого не показывал. Он сел, когда вошла Эмма, провел рукой по своим волосам и улыбнулся ей.
У Марка была улыбка, которая могла разбить твое сердце. Казалось, он поднял свое лицо и осветил глаза изнутри голубым и золотым.
— Странный вечер, на веру. — Сказал он.
— Не говори «на веру», — она плюхнулась на кровать рядом с ним. Он не спал на кровати, но, похоже, он не имел ничего против, чтобы использовать матрас как своего рода гигантский диван.
Он отложил книгу и откинулся на спинку. — Ты знаешь мои правила насчет «на верканья» в моей комнате. Кроме того, использование слов «как бы то ни было», «печально» и «отсутствие»[3].
— Как насчет «черт тебя подери»[4]?
— Наказание за «черт тебя подери» очень серьезное, — сказала она ему. — Тебе придется бежать голым в океан перед Центурионами.
— А потом? — Марк выглядел озадаченным.
— Извини, я забыла, — вздохнула она. — Большинство из нас старается не показываться перед незнакомцами голышом. Поверь мне на слово.
— В самом деле? Ты никогда не плавала голой в океане?
— Это уже другой вопрос, но нет, я никогда этого не делала, — она откинулась назад, располагаясь рядом с ним.
— Мы должны однажды, — сказал он. — Все мы.
— Я не могу представить, чтобы Идеальный Диего срывал с себя всю одежду и прыгал в воду перед нами. Может, перед Кристиной. Может быть.
Марк перелез с кровати на груду одеял, которые она положила на пол для него.
— Я сомневаюсь в этом. Бьюсь об заклад, он плавает во всей своей экипировке. В противном случае, он должен будет снять свой значок Центуриона.
Она засмеялась, и он подарил ей ответную улыбку, хотя и выглядела она вымученной. Эмма сочувствовала. Это была не обычная деятельность Сумеречной охоты, которая утомляла ее. Это было притворство. Возможно, имело смысл, что они с Марком могли только по ночам расслабляться в обществе друг друга, так как не было никого, перед кем было бы необходимо притворяться.
Это были единственные мгновения, когда она могла расслабиться со дня, когда Джем рассказал ей о проклятии парабатаев, о том, как влюбленный парабатай сошел с ума и уничтожил себя и всех, кого он любил.
Она сразу поняла: она не могла этого допустить. Ни с Джулианом. Ни с его семьей, которую она тоже любила. Она не могла перестать любить Джулиана. Это было невозможно. Поэтому она должна была заставить Джулиана разлюбить ее.
Джулиан сам дал ей подсказку, только за несколько дней до этого. Слова, прошептавшие ей в редкий момент уязвимости: он ревновал к Марку. Ревновал, что Марк мог поговорить с ней, легко флиртовать с ней, а Джулиану всегда приходилось скрывать то, что он чувствовал.
Теперь Марк прислонялся к спинке кровати рядом с ней, его глаза полуоткрыты. Темные полумесяцы под его веками, его ресницы на оттенок темнее, чем его волосы. Она вспомнила, что просила его прийти к ней в комнату.
— Мне нужно, чтобы ты притворился, что мы встречаемся. Что мы влюблены.
Он протянул ей руку, и она видела шторм в его глазах. Свирепость, которая напомнила ей, что фейри нечто большее, чем зеленая трава и пирушки. Что это была бессердечная дикая жестокость, слезы и кровь, молнии, которые рассекали ночное небо, словно нож.
— Зачем лгать? — спросил он.
Она подумала, что он спросит ее: «Почему ты хочешь рассказать эту ложь?» Но он этого не сделал.
Он спросил: «Зачем лгать, когда мы можем сделать это правдой?»
Она стояла перед ним, ей было больно до самой глубины души, там, где она пыталась оторваться от Джулиана, было больнее всего, будто ее лишили конечностей.
Говорят, что люди иногда присоединялись к Дикой охоте, когда они понесли большие потери, предпочитая скорбеть в небесах, чем молча страдать в их обычной серой жизни. Она вспомнила, как в небе парил Марк, обняв ее за талию: она позволила ветру унести ее крики, волнующая свобода, где не было боли, беспокойства, только забвение.
И вот Марк, красивый словно ночное небо, предлагает ей такую же свободу с протянутой рукой. «Что, если я смогу полюбить Марка? — подумала она. — Что, если я смогу сделать так, чтобы это было правдой?»
Тогда это была бы не ложь. Если бы она смогла полюбить Марка, это бы избавило всех от опасности.
— Нефилимы не заключают выгодные сделки на Теневом рынке, — ответил Барнабас.
— Я думаю, вы удивитесь, они это делают, — сказал Джулиан. — Мой друг недавно купил здесь стрелы. Оказалось, что они были отравлены. Есть какие-нибудь мысли на этот счет?
Барнабас ткнул в него коротким и толстым пальцем.
— Это как раз то, что я имею в виду, — произнес он. — Вы не можете просто все забыть, даже если захотите. Подумай об этом, когда будешь задавать вопросы и диктовать правила.
— Но они диктуют правила, — сказал Кит.
— Кит, — произнес Джулиан буквально уголком своего рта, — ты не помогаешь.
— Мой друг исчез на днях, — сказал Барнабас. — Малкольм Фэйд. Есть какие-нибудь мысли на этот счет?
В толпе позади него слышался нарастающий гул. Джулиан сжал и вновь разжал кулаки. Если бы он находился здесь один, он бы не волновался: он бы мог исчезнуть из этой толпы достаточно легко, обратно к машине. Но с Китом, нуждающимся в защите, это было проблематично.
— Видите? — вопрошал Барнабас. — На каждый секрет, который вы знаете, у нас найдется другой. Я знаю, что случилось с Малкольмом.
— Вы знаете, что он сделал? — спросил Джулиан, старательно контролируя свой тон. Малкольм был убийцей, массовым убийцей. Он убил жителей Нижнего Мира, а также примитивных. Конечно, Блэкторны не могли быть обвинены в его гибели. — Вы знаете, почему это произошло?
— Я вижу только ещё одного жителя Нижнего Мира, убитого руками нефилимов. И Ансельм Найтшейд — заперт в тюрьму за небольшое применение магии. Что же дальше? — он сплюнул на землю у своих ног. — Было время, когда я, может быть, относился терпимо к Сумеречным охотникам на Рынке. Был готов взять их деньги. Но это время прошло, — взгляд мага упал на Кита. — Уходи, — сказал он, — и забери с собой дружка-нефилима.
— Он не мой друг, — ответил Кит. — И они мне не нравятся, я такой же как и вы…
Барнабас покачал головой. Гиацинт наблюдала за всем, расположив подбородок на своих голубых руках и широко раскрыв глаза.
— Темное время наступает для Сумеречных Охотников, — сказал Барнабас. — Страшное время. Их сила будет раздавлена, их мощь смешана с грязью, и их кровь будет течь словно вода по руслам мира.
— Достаточно, — резко сказал Джулиан. — Перестаньте пытаться его запугать.
— Вы заплатите за «Холодный мир», — сказал маг. — Тьма приближается, а тебе я мог бы посоветовать, Кристофер Эрондейл, держаться подальше от Институтов и Сумеречных Охотников. Спрячься, как это сделал твой отец, и отец его отца. Только так ты сможешь быть в безопасности.
— Как вы узнали, кто я? — потребовал ответа Кит. — Как вы узнали мое настоящее имя?
Это был первый раз на памяти Джулиана, когда Кит признал, что «Эрондейл» — его настоящее имя.
— Все это знают, — сказал Барнабас. — Это как раз то, о чем шепчется весь Рынок в течение последних дней. Разве ты не видел, что все уставились на тебя, как только ты появился?
Так, значит, они смотрели не на Джулиана. Или, по крайней мере, не только на него. Это немного успокаивало, хотя, подумал Джулс, не тогда, когда у Кита было такое выражение лица.
— Я думал, что могу вернуться сюда, — сказал Кит. — Занять палатку моего отца. Работать на рынке.
Между губами Барнабаса мелькнул раздвоенный язык.
— Рожденный Сумеречным охотником, всегда Сумеречный охотник, — сказал он. — Вы не можете вымыть позор из своей крови. Я говорю тебе в последний раз, мальчик, покинь рынок. И не возвращайся.
Кит попятился, оглядываясь вокруг — видя, как будто впервые, взгляды направленные на него, пустые и недружелюбные, многие с жадным интересом.
— Кит… — начал Джулиан, протягивая руку.
Но Кит побежал, что было сил.
Джулиану понадобилось всего несколько мгновений, чтобы догнать Кита — мальчик на самом деле не пытался сбежать; он просто слепо пробирался сквозь толпу, не имея цели. Он замер перед массивной лавкой, которая казалась оставленной своим хозяином.
Сейчас это просто голая решетка. Казалось, что кто-то разорвал ее на части руками. Зазубренные кусочки дерева лежали разбросанными по всему асфальту. На верхней части прилавка висела табличка с надписью:
«ТЫ — ЧАСТЬ СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОГО? ЗНАЙ, ТЫ НЕ ОДИНОК. ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
СТРАЖА ХОТЯТ, ЧТОБЫ ВЫ ЗАРЕГИСТРИРОВАЛИСЬ В ЛОТЕРЕЕ ПОЛЬЗЫ! ДА ПРИБУДЕТ С
ВАМИ УДАЧА!»
— Страж, — сказал Кит. — Это был Малкольм Фэйд?
Джулиан кивнул.
— Он был тем, кто привлек моего отца ко всему этому с «Последователями» и «Полуночным театром», — сказал Кит, его тон был немного задумчивым. — Это вина Малкольма, что он погиб.
Джулиан ничего не сказал. Джонни Рук был не подарком, но он был отцом Кита. У тебя только один отец. И Кит не ошибался.
Кит двинулся вперед, с силой ударив кулаком по знаку. Он упал на землю. В тот момент, когда Кит отдернул руку, вздрогнув, Джулиан увидел в нем искру Сумеречного Охотника. Если колдун еще не был мертв, Джулиан искренне верил, что Кит убьет Малкольма.
Небольшое столпотворение образовалось у стойки Гиацинт. Джулиан положил руку на спину Кита, и Кит не дернулся, в попытке избавиться от нее.
— Пойдем, — сказал Джулиан.
* * *
Эмма мылась осторожно: это недостаток длинных волос, будучи Сумеречным Охотником, — никогда не знаешь, остался ли в них ихор после драки. Однажды ее шея была зеленой целую неделю.
Когда она вышла в свою спальню, надев брюки и топ, протирая волосы зеленым полотенцем, то обнаружила, что Марк свернулся калачиком у ее постели и читал копию «Приключений Алисы в стране чудес».
На нем были хлопковые пижамные штаны, которые Эмма купила за три доллара у продавца на PCH[2].
Он был неравнодушен к ним, странно схожим в своем простом, лёгком материале с теми, которые он носил в Дикой охоте. Если его и беспокоило то, что на них был узор из зеленых трилистников с вышитыми словами «GET LUCKY», он этого не показывал. Он сел, когда вошла Эмма, провел рукой по своим волосам и улыбнулся ей.
У Марка была улыбка, которая могла разбить твое сердце. Казалось, он поднял свое лицо и осветил глаза изнутри голубым и золотым.
— Странный вечер, на веру. — Сказал он.
— Не говори «на веру», — она плюхнулась на кровать рядом с ним. Он не спал на кровати, но, похоже, он не имел ничего против, чтобы использовать матрас как своего рода гигантский диван.
Он отложил книгу и откинулся на спинку. — Ты знаешь мои правила насчет «на верканья» в моей комнате. Кроме того, использование слов «как бы то ни было», «печально» и «отсутствие»[3].
— Как насчет «черт тебя подери»[4]?
— Наказание за «черт тебя подери» очень серьезное, — сказала она ему. — Тебе придется бежать голым в океан перед Центурионами.
— А потом? — Марк выглядел озадаченным.
— Извини, я забыла, — вздохнула она. — Большинство из нас старается не показываться перед незнакомцами голышом. Поверь мне на слово.
— В самом деле? Ты никогда не плавала голой в океане?
— Это уже другой вопрос, но нет, я никогда этого не делала, — она откинулась назад, располагаясь рядом с ним.
— Мы должны однажды, — сказал он. — Все мы.
— Я не могу представить, чтобы Идеальный Диего срывал с себя всю одежду и прыгал в воду перед нами. Может, перед Кристиной. Может быть.
Марк перелез с кровати на груду одеял, которые она положила на пол для него.
— Я сомневаюсь в этом. Бьюсь об заклад, он плавает во всей своей экипировке. В противном случае, он должен будет снять свой значок Центуриона.
Она засмеялась, и он подарил ей ответную улыбку, хотя и выглядела она вымученной. Эмма сочувствовала. Это была не обычная деятельность Сумеречной охоты, которая утомляла ее. Это было притворство. Возможно, имело смысл, что они с Марком могли только по ночам расслабляться в обществе друг друга, так как не было никого, перед кем было бы необходимо притворяться.
Это были единственные мгновения, когда она могла расслабиться со дня, когда Джем рассказал ей о проклятии парабатаев, о том, как влюбленный парабатай сошел с ума и уничтожил себя и всех, кого он любил.
Она сразу поняла: она не могла этого допустить. Ни с Джулианом. Ни с его семьей, которую она тоже любила. Она не могла перестать любить Джулиана. Это было невозможно. Поэтому она должна была заставить Джулиана разлюбить ее.
Джулиан сам дал ей подсказку, только за несколько дней до этого. Слова, прошептавшие ей в редкий момент уязвимости: он ревновал к Марку. Ревновал, что Марк мог поговорить с ней, легко флиртовать с ней, а Джулиану всегда приходилось скрывать то, что он чувствовал.
Теперь Марк прислонялся к спинке кровати рядом с ней, его глаза полуоткрыты. Темные полумесяцы под его веками, его ресницы на оттенок темнее, чем его волосы. Она вспомнила, что просила его прийти к ней в комнату.
— Мне нужно, чтобы ты притворился, что мы встречаемся. Что мы влюблены.
Он протянул ей руку, и она видела шторм в его глазах. Свирепость, которая напомнила ей, что фейри нечто большее, чем зеленая трава и пирушки. Что это была бессердечная дикая жестокость, слезы и кровь, молнии, которые рассекали ночное небо, словно нож.
— Зачем лгать? — спросил он.
Она подумала, что он спросит ее: «Почему ты хочешь рассказать эту ложь?» Но он этого не сделал.
Он спросил: «Зачем лгать, когда мы можем сделать это правдой?»
Она стояла перед ним, ей было больно до самой глубины души, там, где она пыталась оторваться от Джулиана, было больнее всего, будто ее лишили конечностей.
Говорят, что люди иногда присоединялись к Дикой охоте, когда они понесли большие потери, предпочитая скорбеть в небесах, чем молча страдать в их обычной серой жизни. Она вспомнила, как в небе парил Марк, обняв ее за талию: она позволила ветру унести ее крики, волнующая свобода, где не было боли, беспокойства, только забвение.
И вот Марк, красивый словно ночное небо, предлагает ей такую же свободу с протянутой рукой. «Что, если я смогу полюбить Марка? — подумала она. — Что, если я смогу сделать так, чтобы это было правдой?»
Тогда это была бы не ложь. Если бы она смогла полюбить Марка, это бы избавило всех от опасности.