— Когорта — могущественная фракция внутри Конклава, — сказала Диана. — Они опасная группировка. Они верят в использование пыток во время допроса любых обитателей Нижнего мира, нарушивших Соглашение.

Они безоговорочно поддерживают Холодный мир. Если бы я знала, что отец Зары один из них… — Она покачала головой.

— Зара не может получить Институт, — сказала Ливви. — Она не может. Это наш дом.

— Ее не интересует Институт, — сказал Кит. — Она и ее отец хотят получить власть, которую он может дать.

Он подумал об обитателях Нижнего мира с Сумеречного рынка, представил, что на них устроили облаву, заставили носить что-то наподобие знаков, клеймили идентификационными номерами…

— Тем не менее, Когорта имеет преимущество, — сказала Ливви. — Она знает об Артуре, а мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь ещё узнал об этом. Она права: они передадут управление Институтом другому человеку.

— Ты что-нибудь знаешь о Дирборнах или Когортах? Что-то, что могло бы их дискредитировать? — спросил Кит. — Удержать их от захвата Института, если появится такая возможность?

— Но мы всё равно потеряем институт, — сказал Тай.

— Да, — сказал Кит. — Но они не смогут начать регистрировать нежить. Может быть, это звучит не так уж и губительно, но на этом они никогда не остановятся. Зару явно не волнует, живёт или умирает нежить — раз она знает, где они все, и поскольку они должны отчитываться перед ней, Когорта имеет над ними власть. — Он вздохнул. — Вы действительно должны прочитать парочку исторических книг примитивных.

— Может быть мы могли бы запугать её, сказав, что мы расскажем Диего, — сказала Ливви. — Он не знает, и я знаю, что его тянет к Кристине, но я не верю, что он отнёсся бы к всему этому нормально. Если бы он знал, он бы сместил Зару, а она этого не хочет.

Диана нахмурилась. — Это не самый наш сильный козырь, но это уже что-то. — Она повернулась к своему столу, взяла ручку и записную книжку. — Я собираюсь написать Алеку и Магнусу. Они возглавляют Альянс нежити и Сумеречных охотников. Если кто-то знает что-нибудь о Когорте или о любых трюках, которые мы можем использовать, чтобы победить их, они это сделают.

— А если они не смогут?

— Мы используем вариант с Диего, — сказала Диана. — Хотела бы я верить, что могу доверять ему больше, чем я доверяю, но… — Она вздохнула. — Мне он нравится. Но мне нравился и Мануэль. Люди не совсем те, кем кажутся.

— И мы продолжаем рассказывать всем, что Джулиан и остальные пошли в Академию? — спросила Ливви, соскользнув со стола. От истощения у неё появились круги под глазами. Плечи Тая поникли. Кит почувствовал себя так, словно его ударили мешком с песком. — Если кто-нибудь узнает, что они отправились к фейри, не будет иметь никакого значения, что именно мы предпримем по поводу Зары — мы всё равно потеряем Институт.

— Мы надеемся, что они скоро вернутся, — сказала Диана, глядя на отражение луны в океанской воде. — И если надежды не помогут, то мы будем молиться об этом.





* * *


Лес расступился, и когда сумерки превратились в настоящую ночь, четыре Сумеречных охотника пересекли призрачные зелёные поля, разделённые низкими каменными стенами. Время от времени сквозь туман они могли разглядеть небольшие участки заброшенной земли. Иногда они мельком видели в дали очертания города и тут же замолкали, не желая привлекать к себе внимания.

Уже на холме они съели остатки еды, тем не менее этого было недостаточно. Однако Эмма не была голодна. Клубок переживаний поселился у неё в животе.

Она не могла забыть то, что увидела, проснувшись в одиночестве лёжа на траве.

Вставая, она оглянулась в поисках Джулиана. Он ушёл, даже след на траве в том месте, где он лежал, уже исчез.

Воздух был тяжёлым и серо-золотым, голова гудела в то время, как она карабкалась на вершину гору, чтобы позвать Джулиана.

Затем она увидела его, он стоял почти спустившись с холма, сырой воздух приподнимал его волосы и рукава. Он был не один. Рядом с ним стояла девушка-фейри в чёрной, рваной сорочке. Её волосы, цвета сгоревших лепестков розы, своего рода серо-розовый, струились вокруг её плеч.

Эмме показалось, что девушка на мгновение взглянула на неё и улыбнулась. Хотя, она могла и вообразить это. Однако она знала, что не придумала следующие действия: девушка-фейри приблизилась к Джулиану и поцеловала его.

Она не была уверена в том, что произойдёт впоследствии: какая-то её часть ожидала, что Джулс оттолкнёт девушку. Он этого не сделал. Вместо этого он обнял её и привлек к себе, его рука запуталась в её мерцающих волосах. Желудок Эммы вывернулся наизнанку, когда он прижал её к себе. Он крепко обнимал фейри, их губы двигались вместе, её руки скользили по его плечам и спине.

Было в этом зрелище что-то прекрасное, несмотря на весь ужас ситуации. Воспоминания о том, каково это — целовать Джулса, были сродни пыткам. И он не сомневался, не испытывал отвращения, не пытался сдерживаться, как если бы он сохранил какой-то кусочек себя для Эммы.

Он вложил всего себя в этот поцелуй, и он был также прекрасен в этот момент, сколь осознание того, что он потерян для неё, было ужасным.

Эмме казалось, что она чувствует, как её сердце разбивается, словно хрупкий кусок фарфора.

Фейри убежала, затем туда пришли Марк и Кристина, а Эмма была не в состоянии наблюдать за тем, что там происходило: она отвернулась, свернулась на траве, пытаясь не сдаваться.

Её руки сжались в кулаки. Вставай, сказала она себе яростно. Она столь многим была обязана Джулсу. Он сумел спрятать свою боль после её решения о разрыве, она должна сделать то же самое.

Каким-то образом ей удалось подняться, выдавить улыбку и говорить спокойно, когда она спустилась с холма к остальным. Кивнув, они сели и разделили еду к тому моменту, когда появились звёзды, и Марк решил, что может ориентироваться по ним. Они казались равнодушными, отправляясь в путь, Джулиан шёл позади своего брата, она и Кристина за ними, следуя за Марком неизведанным, извилистым тропинкам страны Фейри.

Небо озаряли разноцветные звёзды, каждая из которых светилась своим индивидуальным цветом. Кристина была удивительно тиха, пока они шли, она пинала камни носками своих ботинок. Марк и Джулиан шли впереди них, достаточно далеко, чтобы быть вне пределов слышимости.

- ¿Qué onda? — спросила Кристина, смотря на Эмму.

Эмма плохо знала испанский, но даже она поняла — "что происходит".

— Ничего. — Она ненавидела лгать Кристине, но её собственные чувства были хуже. Поделиться ими значило сделать их более реальными.

— Что ж, хорошо, — сказала Кристина. — Потому что у меня есть что сказать. — Она глубоко вдохнула. — Я целовалась с Марком.


— Ого, — сказала Эмма, отвлекшись. — Ого-го!

— Ты только что сказала "ого-го"?

— Да, — призналась Эмма, — И на что это похоже пятибалльное попадание в цель или О Боже мой, что мы будем с этим делать ситуация?

Кристина нервно потянула прядь волос. — Я не знаю. Он мне очень нравится, но сначала я думала, я поцеловала его только из-за напитка фейри….

Эмма задохнулась. — Ты пила вино фейри? Кристина! Именно в таких случаях ты отключаешься и просыпаешься на следующий день под мостом с татуировкой в виде надписи: Я ЛЮБЛЮ ВЕРТОЛЁТЫ.

— Это не было настоящим вином. Скорее это было похоже на сок.

— Хорошо, ладно. — Эмма понизила голос. — Ты хочешь, чтобы я порвала с Марком? То есть, ты понимаешь, сказала семье, что всё кончено?

— Но Джулиан, — Кристина выглядела озадаченной. — Что насчёт него?

На мгновение Эмма потеряла дар речи — она вспоминала Джулиана и то, как симпатичная девушка-фейри шла по траве к нему, то как она касалась его тела, то как его руки сомкнулись на её спине.

Никогда раньше она не испытывала столь сильной ревности. Это всё ещё приносило ей боль, словно шрам от старой раны. Но странным образом она приветствовала эту боль. Она считала, что заслужила её. Если Джулиан страдает, она тоже должна страдать, она порвала с ним, освободила его — он мог целовать девушек фейри, искать любовь и быть счастливым. И он не делал ничего плохого.

Она вспомнила слова Тессы о том, что Джулиан разлюбит её, если она сумеет убедить его, что ничего к нему не чувствует. Убедить его. Кажется, у неё получилось.

— Мне кажется, всё моё представление с Марком сделало то, что было нужно, — Она сказала. — Так что если хочешь…

— Я не знаю, — сказала Кристина. Она глубоко вдохнула. — Я должна кое-что тебе рассказать. Марк и я поругались, я этого не хотела, но я…

— Стойте! — Это был Марк впереди. Он обернулся, Джулиан был рядом с ним и протянул к нему руку. — Вы это слышали?

Эмма напрягла слух. Она хотела было нанести руны, но не стала их наносить.

Она покачала головой. Марк переоделся в одежду, которую он, видимо, носил в Дикой охоте, более тёмная и оборванная, он даже натёр волосы и лицо грязью. Его разноцветные глаза сверкали в сумерках.

— Послушайте, — он сказал, — Звук становится громче, — и неожиданно Эмма смогла расслышать это: музыку. Такой музыки она ещё никогда не слышала, жуткая и безмолвная, казалось, будто нервы начинали извиваться под кожей.

— Двор уже близко, — сказал Марк. — Это дудочники Короля. — Он нырнул в более глубокий лес рядом с тропинкой, обернувшись только, чтобы сказать остальным. — Бежим!

Они последовали за ним. Эмма осознала, что Джулиан шёл прямо впереди неё; он достал короткий меч и использовал его, чтобы расчистить подлесок. Груды листьев и ветвей, усеянных маленькими кроваво-красными цветами, падали к его ногам.

Музыка стала громче и становилась все громче, когда они проходили через густой лес, деревья над ними мерцали блуждающими огоньками. Многоцветные фонарики свисали с ветвей, указывая путь к самой темной части леса.

Неблагой двор появился внезапно — взрыв более громкой музыки и ярких огней, которые причиняли боль глазам Эмме после столь долгого нахождения в темноте. Она не была уверена в том, что именно себе представляла, когда пыталась вообразить Неблагой двор. Возможно, массивный каменный замок с мрачной тронной комнатой. Темная россыпь камеры на вершине башни с извилистой серой лестницей. Она вспомнила темноту города Костей, тишину этого места, холод воздуха.

Но Неблагой двор находился снаружи — несколько палаток и будок, непохожих на те, которые были на Сумеречном рынке, сгруппированных на поляне в окружении густых деревьев. Основной частью был массивный драпированный павильон с бархатными знамёнами, на которых была изображена эмблема сломанной короны, отпечатанная золотом, летящим от каждой части рисунка.

В павильоне стоял высокий трон, сделанный из гладкого, мерцающего черного камня. Он был пуст.

Спинка была украшена двумя половинами короны, на этот раз висящими над луной и солнцем.

Несколько фейри в темных плащах расхаживали по павильону рядом с троном. На их плащах были знаки короны, они носили толстые перчатки, похожие на ту, которую Кристина нашла у руин дома Малкольма.

Большинство из них были молоды; некоторые из них выглядели старше четырнадцати или пятнадцати.

— Сыновья Короля Неблагого двора, — прошептал Марк. Они присели за кучей валунов, всматривались в даль, у всех было оружие в руках. — Во всяком случае, некоторые из них.

— Разве у него нет дочерей? — пробормотала Эмма.

— Они для него бесполезны, — сказал Марк. — Говорят, что девочки были убиты при рождении.

Эмма не могла остановить вспышку гнева. — Просто позволь мне приблизиться к нему, — прошептала она. — Я покажу ему, на что годятся девушки.

Внезапная вспышка музыки. Фейри в том районе начали двигаться к трону. Они были потрясающими в своих нарядах: золотых, зеленых, синих и огненно-красных, мужчины были одеты также ярко, как и женщины.

— Уже почти время, — сказал Марк, вглядываясь. — Король призывает дворян.

Джулиан выпрямился, все ещё прячась позади валунов. — Тогда мы должны идти прямо сейчас. Я посмотрю, сможем ли мы приблизиться к павильону. — Его короткий меч мерцал в лунном свете. — Кристина, — сказал он. — Пойдем со мной.

После секундного недоумения, Кристина кивнула. — Конечно. — Она вытащила нож, бросив в сторону Эммы извиняющийся взгляд, когда она и Джулиан исчезали в деревьях.

Марк наклонился вперед к массивному валуну, прикрывающего их со стороны поляны. Он не смотрел на Эмму, только говорил тихим голосом. — Я не могу этого сделать, — сказал он. — Я больше не могу лгать моему брату.

Эмма замерла. — Лгать ему о чём? — Спросила она, зная ответ.

— О нас, — сказал он. — Ложь о том, что мы влюблены. Мы должны покончить с этим.