— Хорошая мысль. Диего может быть нечестным, но он не идиот.

— Есть способы причинить ему боль, не прикасаясь к нему, — сказал Джулиан. Он сказал это очень тихо, чтобы только Эмма услышала его — в его голосе было что-то темное; это заставило ее дрожать. Она повернулась, чтобы ответить, но увидела, что Диана подходит к ним по коридору, ее выражение очень похоже на того, кто поймал отлынивающих от работы людей.

Она отправила их в разные части Института: Джулиана на чердак — проверить, Артура и Марка на кухню, а Эмму в библиотеку — помочь убраться близнецам. Кит исчез.

— Он не сбежал, — любезно сообщил ей Тай. — Он просто не хотел застилать кровати.

Когда они закончили уборку, распределили спальни Центурионам и договорились о доставке еды на следующий день, было уже поздно. Также они организовали патруль, чтобы охранять Институт в ночное время, и наблюдать за неконтролируемыми морскими демонами.

Подойдя по коридору к своей комнате, Эмма заметила, что из-под двери Джулиана сочится свет. На самом деле дверь была приоткрыта; музыка плыла в коридор.

Не осознавая, что делает, она оказалась перед его комнатой, подняв руку, чтобы постучать в дверь. На самом деле, она постучала. Она в шоке опустила руку, но он уже распахнул дверь.

Она моргнула. Он был в старых пижамных штанах, с полотенцем, переброшенным через плечо, и кистью в одной руке. На его обнаженной груди была краска, и немного в волосах.

Хотя он не касался ее, она знала его тело, его жар. Черные спиралевидные знаки обвивали его торс, как виноградные лозы оплетают столб. Она сама нанесла некоторых из них, еще в те дни, когда прикосновение к нему не заставляло ее дрожать.

— Ты что-то хотела? — спросил он. — Уже поздно, и Марк, наверно, ждет тебя.

— Марк? — На мгновение она почти забыла о Марке.

— Я видел, как он зашел к тебе в комнату. — Краска, капнув с кисти, разбрызгалась на полу. За спиной Джулиана Эмма видела его комнату: она не была внутри, кажется, целую вечность. На некоторой части пола было защитное покрытие, и она увидела яркие пятна на стене, где он явно ретушировал фрески, что тянулись на другой конец комнаты.

Она вспомнила, когда он рисовал эти фрески, после того как они вернулись из Идриса. После Темной войны. Они лежали в постели с открытыми глазами, как это часто случалось, когда были маленькими детьми.

Эмма говорила о том, что она нашла книгу сказок в библиотеке, вроде тех, что примитивные читали сотни лет назад: они были полны кровавых убийств и печали. Она рассказывала о замке Спящей Красавицы, окруженным терновником, и как гласит история, сотни князей пытались прорваться через барьер, чтобы спасти принцессу, но все они были проколоты шипами до смерти, все, что от них осталось, — это кости, высохшие на солнце.

На следующий день Джулиан расписал свою комнату: замок и стена, покрытая терновником, блеск костей и печальный принц со своим сломанным мечом. Эмма была впечатлена, хотя им приходилось спать в её комнате неделю, пока краска не высохла.

Она никогда не спрашивала его, почему именно эти изображения или рассказ привлекли его. Она всегда знала, что если бы он хотел сказать ей, то сказал бы.

Эмма прочистила горло.

— Ты сказал, что я могу причинить Диего боль, не прикасаясь к нему. Что ты имел в виду?

Он провел рукой по своим волосам. Джулиан выглядел взъерошенным — и настолько великолепным, что это причиняло боль.

— Возможно, лучше, если я не скажу тебе.

— Он обидел Кристину, — сказала Эмма. — И я даже не думаю, что его это волнует.

Он потянулся, чтобы потереть шею. Мускулы на груди и животе напряглись, когда он протянул руку, она знала, как ощущается его кожа, и отчаянно хотела как-нибудь повернуть время вспять и не быть потрясенной, увидев Джулиана, с которым она выросла и видела практически раздетым миллион раз, — без рубашки.

— Я видел его лицо, когда Кристина выбежала из зала, — сказал он. — Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться о том, что ему не больно.

Он положил руку на дверную ручку.

— Никто не может читать чужие мысли или угадывать все их причины, — сказал он. — Даже ты, Эмма.

Он закрыл дверь перед ее лицом.





* * *


Марк растянулся на полу у подножия кровати Эммы. Его ноги были голыми; он наполовину завернулся в одеяло.

Он казался сонным, темные круги под глазами резко контрастировали с его бледной коже; он приоткрыл один голубой глаз, когда она вошла.

— У нее действительно все в порядке?

— У Кристины? Да. — Эмма села на полу рядом с ним, прислонившись к подножке. — Это отстой, но с ней все будет в порядке.

— Думаю, было бы тяжело, — сказал он хриплым от сна голосом, — заслужить ее.

— Тебе она нравится, — сказала она. — Не так ли?

Он перевернулся на бок и посмотрел на нее пронизывающим взглядом фейри, который заставил ее почувствовать, словно она одна стоит в поле, наблюдая, как ветер шевелит траву.

— Конечно, она мне нравится.


Эмма проклинала прямолинейность языка фейри — подобное выражение чувств для них ничего не значило: они жили в мире любви или ненависти, презрения или обожания.

— Твое сердце что-то чувствует к ней, — сказала она.

Марк сел.

— Я чувствую, что она не думает обо мне..

— Почему бы и нет? — сказала Эмма. — Она, конечно же, не зациклена на фейри, ты это знаешь. Она тебя любит…

— Она добрая, ласковая, щедрая. Умная, задумчивая, добрая…

— Ты уже говорил «добрая».

Марк впился в нее взглядом.

— Она не похожа на меня.

— Тебе не обязательно быть похожим на кого-то, чтобы любить его, — сказала Эмма. — Посмотри на нас.

Мы очень похожи, и мы не чувствуем друг к другу ничего такого.

— Только потому, что ты увлечена кем-то другим. — Марк говорил спокойно, но Эмма удивленно смотрела на него. Он знает о Джулсе, подумала она, на мгновение запаниковав, прежде чем она вспомнила свою ложь о Кэмероне.

— Очень плохо, не так ли, — сказала она легкомысленно, пытаясь унять свое сердцебиение. — Я и ты вместе, это было бы… так просто.

— Страсть не так проста, как выглядит. И это не недостаток. — Марк наклонился к ней. Его плечо было теплым. Она вспомнила их поцелуй, подумала о своих пальцах в его мягких волосах. Его тело, отзывчивое и сильное.

Но как бы она не пыталась сдержать в памяти этот образ, он скользнул сквозь пальцы, словно сухой песок. Эта ночь также проскользнула, как и песок на том пляже, где они с Джулианом лежали вместе.

— Ты выглядишь грустной, — сказал Марк. — Я сожалею, что поднял вопрос о любви.

Он коснулся ее щеки.

— Возможно, в другой жизни. Ты и я.

Эмма опустила голову на кровать.

— В другой жизни.





6

Здесь, Путник




Кухня была слишком мала для жителей Института с двадцатью с лишним Центурионами, поэтому завтрак был накрыт в обеденном зале. Портреты предков Блэкторнов свысока смотрели на тарелки, наполненные яичницей с беконом и горами тостов. Кристина тихо двигалась в толпе, стараясь быть незамеченной. Она сомневалась, что спустилась бы, если не её отчаянная потребность в кофе.

Она оглянулась, ища Эмму и Марка, но они пока не появились. Эмма не была ранней пташкой, а Марку ещё был привычен ночной образ жизни. Джулиан был внизу и готовил еду. На нём была маска радости — но внутри он был лишен эмоций — которую он всегда носил среди незнакомцев.

Странно, она думала, что знала Джулиана достаточно хорошо, чтобы осознать это. У них была своего рода связь: они оба любили Эмму, но были отдалены из-за осведомленности Кристины в чувствах Джулиана.

Он скрывал свою влюблённость к Эмме, а Кристина скрывала то, что знает об этом. Ей хотелось пожалеть его, проявить сочувствие, но Джулиан бы только отпрянул в ужасе.

— Кристина.

Она чуть не уронила свой кофе. Это был Диего. Он выглядел ужасно: осунувшееся лицо, мешки под глазами, запутанные волосы. На нём была обычная экипировка, но значок Центуриона отсутствовал.

Кристина подняла руку.

— Отойди от меня, Диего, — сказала она на испанском.

— Просто послушай меня.

Кто-то возник между ними. Молодой испанец с рыжеватыми волосами — Мануэль.

— Ты слышал её, — сказал он на английском.

Никто не смотрел на них в тот момент — все были вовлечены в свои собственные разговоры.