* * *


Не знаю, сколько я пролежала в траве, слепо глядя в синее, вечно-летнее небо. Я думала о нем. Думала о том, как там… как это, когда тебя нет, когда ты полностью развоплотился, став ещё одним городом Теней. Мне очень хотелось верить в то, что в самые последние мгновения Эрис Аш-исси увидел своих отца и мать, а они, словно он был маленьким, обняли его. И он видел их лица, и тоже — хотя бы крошечную долю мгновения — был счастлив вместе с ними.

«Моя радость».

Наверное, это он тоже услышал, когда вечно-красивая и молодая матушка прижала его к себе. Наверное… И, быть может, он сполна ощутил то, что наконец оказался дома, там, где по-прежнему любили и ждали его родители.

Мне очень хотелось верить в то, что его последние мгновения не были ни страшными, ни болезненными. И перед глазами все еще его лицо, и на нем — такая щемящая нежность написана, что понимаешь: никто и никогда не сравнится с ним. Моя радость.

Когда солнце село, и небо подернулось сиреневой дымкой, я повернулась на бок, затем села. Оказывается, я находилась на невысоком зеленом холме, откуда открывался вид на долину, разбитую на дольки извивистыми рукавами реки, текущей невесть откуда и куда. И там, в долине, происходило нечто такое, отчего я подобралась, не зная, что дальше делать.

Там земля вспучилась гигантским грибом, куски грунта с травой сползали вниз, и было видно, как сквозь ткань новорожденного города медленно прорывается что-то новое, в мутной белесой пленке. Огромное и неживое. И когда это нечто вылезло достаточно, пленка лопнула, рассыпавшись невесомыми лохмотьями, и моему взгляду предстал дворец: белый-белый, точно свежий снег, с тонкими башенками, тянущимися к хрустальному куполу неба, с синими остроконечными крышами, переливающимися перламутром. С арками, эркерами, открытыми галереями. Даже отсюда я видела огромные ворота с золочеными створками, и ворота были распахнуты, словно приглашая.

«Иди туда».

Мне показалось, что сквозь шорох травы я слышу шепот Эриса.

«Иди туда, там — твое место».

Что ж…

Я поднялась на ноги, подоткнула за пояс длинный подол своего деревенского платья и пошла вперед, по сочной траве, вдыхая невероятно вкусный, напоенный свежестью воздух реальности, созданной для меня.

Сперва казалось, что долина — необъятная, и что я буду брести до дворца много дней. Но чем дольше я шла, тем быстрее, казалось, долина ложится под ноги. И вот, наконец, я остановилась перед ажурными золотыми воротами. Помедлила, не решаясь, а затем прошла под аркой. Передо мной стелилась прямая широкая дорожка, желтая, словно мой потерявшийся Эшти. Его Эрис подарил мне после нашей первой ночи, которую вряд ли можно было считать приятной.

Я пошла дальше. Внутрь.

Дворец был совершенно пуст. Я невольно любовалась белым мраморным великолепием, резьбой, изысканными орнаментами. Высокие двери из светлого дерева, обитые фигурными медными полосами, сами распахивались передо мной, как будто указывая дорогу…

И это было так.

Дворец сам привел меня в тронный зал. И там, у входа, прямо посреди порога, я увидела золотую корону. Она была украшена изумрудами и черным жемчугом… Ах, Эрис. Ты предусмотрел все. Ты создавал эту реальность из своей любви, исключительно для меня и нашего малыша. Ты знал, что изумруды оттеняют мои глаза, и не мог, просто не мог без них обойтись.

Я быстро отерла выступившие слезы, подняла корону и надела ее. А потом пересекла пустой зал, поднялась по мраморным, белым, словно снег, ступеням и села в высокое кресло с жесткой резной спинкой. Единственное кресло в этом просторном светлом зале, залитом обманчивым сумеречным светом.

«Тогда жди», — сказал мой муж.

Что ж, теперь я собиралась ждать столько, сколько понадобится.





Эпилог




Первым в моем городе появился Желток. Уж не знаю, как он меня нашел, но — вынырнул из тени, что отбрасывала цветущая магнолия, и с привычным «буль-буль» кинулся тереться о руки, подныривая под ладони и выпрашивая привычной ласки.

Желток был подарком, забирающим тоску. Таким неловким извинением моего мужа. Я вздохнула, посадила эшти себе на плечо и продолжила обходить свои владения.

В них было совершенно пусто, но я чувствовала, как тянется ко мне невидимыми щупальцами новорожденная реальность, как невесомо прикасается ко мне, словно привыкая. Город, сотворенный Эрисом для меня, как будто становился моим продолжением. Прислушивался к моим мыслям, чувствам, желаниям — хотя, это казалось совершенно невозможным. Но, захотев есть, я внезапно обнаруживала прямо над собой свисающие ветви с крупными золотыми грушами, или выглядывающие из-под свежей листвы крупные ягоды малины, а, почувствовав жажду, я непременно натыкалась на ключ, бьющий из трещины в мраморной глыбе, весело искрящийся, пузырящийся по белому камню.

Потом в городе появились Солья и Аантэ. Они застали меня за сбором персиков: ветви дерева склонялись ниже, и мне оставалось только сорвать сочный, ароматный плод и положить его в корзинку. Я едва не рассыпала свою добычу, когда они, взявшись за руки, вылились из тени в свет. Вид они имели несколько потрепанный, и одеты так, словно шли в поход: мужская одежда и мешки за спиной.

— Ваше величество, — Аантэ преклонила колена, — позволите ли вы нам здесь остаться?

А Солья, вдруг расплакавшись, бросилась в мои объятия.

— Лора-а-а-а… Я так боялась, что тебя найдут и убьют!

«Так ведь нашли… и убили».

Но я не стала об этом говорить Солье. Мы вернулись во дворец, и там, пока Аантэ занималась обустройством комнат для себя и Сольи, девочка с удовольствием рассказала мне, что случилось в саду.

В то утро Солья действительно собиралась бежать вместе со мной, но она замешкалась, собираясь, и появилась в саду аккурат в тот миг, когда Релия собиралась меня скормить своему эшти. И Солья сделала то единственное, что пришло в голову: соорудила нору и вышвырнула меня куда-то… Куда получилось, лишь бы подальше «от этой сбрендившей стервы». И сразу после того, как нора захлопнулась, в саду появился мой муж. В боевом обличье. Надо ли говорить о том, что всем присутствующим не поздоровилось?

«Он просто распылил ее в прах, — шепотом поделилась Солья, — ты не представляешь себе, как это страшно. Только что была живая Релия — и пуфф — лишь облако из каких-то черных жирных хлопьев».

Потом Эрис безуспешно пытался добиться от Сольи, куда именно она строила нору. Заключил пространство, где был вход, в сферу стазиса — чтобы хотя бы по остаточным следам определить… И это, наверное, удалось, хотя бы приблизительно — только далеко не сразу.


Солья посмотрела на меня заплаканными глазами.

— Он ведь… умер, да? Развоплотился? Мы это все почувствовали… И все почувствовали, что появился ещё один город Теней, принадлежащий не-тени.

Я вздохнула. И кивнула. Говорить об этом… просто не было сил. Горло моментально бралось жестким спазмом, на глаза наворачивались слезы. И Солья поняла, и больше ничего не спрашивала.

— А я решила, что лучше буду жить с тобой, чем с этим надутым индюком, моим папенькой, — она доверчиво прижалась щекой к моему плечу, — ты позволишь?

— Конечно, оставайтесь, — я с улыбкой погладила ее по шелковым локонам.

Так нас стало трое.

А потом появились другие тени. Шли они через людские земли, и я, наконец, сообразила, как люди умудрялись убивать теней: чтобы попасть из города в город, нужно было выйти в мир людей, а затем, уже оттуда, построить еще одну нору. Так что, выходит, Аантэ и Солья рисковали, предпринимая столь опасное путешествие.

Но… город зажил. Из земли к хрустальному небу лезли новые дома, меняясь, подстраиваясь под появившихся владельцев. То, что реальность не давала сама, тени достраивали собственной магией.

Потом я почувствовала, как кто-то шевельнулся у меня в животе. Раз, и ещё раз. Самое радостное событие, о котором я не рассказала никому. Дни, наполненные заботами, бежали все быстрее и быстрее. Я становилась все круглее, сама себе напоминая большой мяч, и так продолжалось ровно до тех пор, пока, однажды ночью, что-то не кольнуло в паху, и не отошли воды.

Аантэ тут же появилась у моей постели, довольная, спокойная — не то, что я. С ворохом чистых простыней, с тазом теплой воды.

— Не бойтесь, исси, ничего не бойтесь, — сказала она.

— Тебе легко говорить, — я судорожно вцепилась в ее руку.

Сейчас буду рожать. Как это делать правильно? Я понятия не имела. И никто не подскажет.

— Но это же ваш город, — возразила Аантэ, — пожелайте, чтобы он вам помогал.

Я даже рассердилась. Смеется она, что ли?

И ойкнула — оттого, что ощутила, как теплым воздухом оборачивается вокруг меня реальность, заключая меня в мягкий, но при этом упругий невидимый кокон. Поясницу немного тянуло, но других неприятных ощущений я не испытывала.

— Ну вот, я же говорила, — весело сказала Аантэ, — ничего не бойтесь, исси. Все пройдет замечательно.

Она не ошиблась. Не знаю, насколько «замечательно» все это бывает у обычных женщин, но я… Если и было больно, то самую малость. И мое тело, не измученное схватками, легко вытолкнуло на свет пухленького белокожего мальчишку, которого Аантэ тут же обтерла теплой водой и положила мне на грудь. Я коснулась губами черного пуха на маленькой головке и расплакалась. Вот она, моя радость, мой свет, мое счастье. И как бы обрадовался мой муж… точно бы обрадовался такому сыну.

— Как назовете, исси? — голос Аантэ доносился как будто издалека, просачиваясь сквозь кокон света и тепла, которым город обернул меня и ребенка.

— А как на древнем языке теней будет «радость»? — прошептала я, с наслаждением вдыхая аромат детского тела.

— Иртэ, исси.

— Значит, его будут звать Иртэ.





* * *


Я ждала.

Иртэ научился хватать погремушку. Потом — ползать. Чуть позже сделал первый шаг.

Я ждала.

В город приходили тени, кое-кто, наоборот, уходил.

Я ждала, и на моей голове сияли изумруды и черный жемчуг. Каждый раз, когда в тронный зал приходила тень с просьбой остаться в моем городе, я вздрагивала, пристально вглядываясь в ее черты, надеясь — до боли в сердце — что на этот раз это будет Эрис Аш-исси.

Ведь он… обещал. Тень всегда выполняет желание, если перед этим задаст главный вопрос «чего ты хочешь». Эрис успел спросить меня, я ответила. Он… просто должен был сплести нить судьбы так, чтобы вернуться. Заставить созданный город вернуть себя. Сколько придется ждать?

Иртэ носился по дворцу на спине своего эшти. Иртэ исполнилось четыре года. По вечерам, укладывая его спать, я шепотом рассказывала ему о том, каким был его отец.

А каким?

Я его запомнила смелым и сильным. Даже несмотря на то, что он поначалу боялся признаться самому себе, что полюбил человеческую женщину. Но множество других испытаний он преодолел, даже те, где иной уже бы сошел с ума от боли и безысходности. А ещё Эрис любил меня так, как никто, потому что мало кто способен отдать свою жизнь, чтобы спасти жену.

— А где он? — однажды спросил Иртэ.

— Он вернется, — уверенно ответила я и поцеловала теплую, еще пахнущую молоком, макушку.

Тень не может не выполнить обещание. Не может…