Но… как же так? Я ведь хотела помочь… Я ведь…

И в тот самый последний момент, когда перед глазами стремительно сгущалась темнота, я поняла, что не чувствую больше своего собственного резерва.





Глава 5. Предсказанный алтарь




…Меня захлестнула вода. Ее было так много, она лилась потоком на голову, так что я едва не захлебнулась. Но наглоталась изрядно, долго кашляла и плевалась. Потом как-то сообразила, что сижу на стуле, что не могу шевельнуть руками. Они оказались привязаны к подлокотникам.

Мыслей… совсем не было. Лишь острое чувство несправедливости и совершенно детской обиды. За что? почему он… так со мной? Я ведь хотела его спасти…

Кое-как отдышавшись, я с трудом подняла голову: сквозь мокрые пряди была видна серая каменная стена и два мужских силуэта. Пока очень размыто. Капли воды повисли на ресницах, и у меня совершенно не было возможности их стряхнуть.

Впрочем, можно ничего и не стряхивать. И без того понятно, что ничего хорошего меня уже не ждет. Прислушалась к ощущению резерва — пусто и страшно. Жуткое чувство незарастающей дыры в груди, которая вроде бы и не болит, но все равно — есть. А вот прокушенная ключица болела, и очень даже…

— Очнулась, дура?

Я невольно вздрогнула, услышав голос герцога ле Ферн. Нет, не было сомнений в том, что он бросится домой, почуяв неладное. И ничего удивительного в том, что меня привязали к стулу. Но столько ненависти было голосе Оттона, что, казалось, ещё немного — и он сожжет меня, оставив на сиденье кучку пепла.

Оттон ле Ферн не стал ждать.

Он шагнул ко мне, резко дернул за подбородок, заставляя поднять лицо и смотреть на него. Сделал он это особенно больно, у меня в шее что-то противно хрустнуло… Я глянула на него — и внутри все стянулось в ледяной узел. Герцог ле Ферн выглядел как человек, который хочет — и будет — причинять боль.

— Ты что натворила, дура? — очень тихо спросил он, разглядывая меня с прищуром, — зачем? Что тебе надо было? Какого чистого ты полезла в мои дела?

И умолк. Ждал ответа. Я судорожно вдохнула и выдавила:

— Вы… Все это… Замок, и вся магия, и ваше это могущество… Не ваше. Вы его мучили, а сами жили… как паразит.

О том, что я проводила вечера с фантомом отпущенной на свободу тени, я умолчала. Да и слишком больно было думать о том, что тень меня попросту использовала, чтобы вырваться на свободу. Все эти разговоры, все эти поцелуи… О, святая Матильда! Да от этого еще больнее, чем от стальных пальцев герцога.

Ле Ферн окаменел на мгновение, а затем процедил:

— Жалкая, тупая девка. Ну и что с того, что все это было за счет твари? Всем было хорошо. Люди, которые до сего момента жили в замке, ничего не опасались. В довольстве жили. А теперь нет Барьера Погибели, и Дикие, ежели снова здесь появятся, будут штурмовать замок теперь уже по-настоящему. Ты считаешь, что поступила правильно, да? Кому ты сделала лучше, придурочная? Ради чего?

Я сникла. Он по-прежнему заставлял меня держать голову поднятой, но смотреть в черные, исполненные злостью и презрением глаза ле Ферна стало невыносимо. Надо было… Да, наверное надо было что-то сказать, настаивать на своем. Мол, хочешь Барьер — и строй его сам, своей магией. Но я так ничего и не сказала. Внутри болело… Там, где душа.

Впрочем, ле Ферн долго разговаривать не стал. Он быстро отпустил мой подбородок, а затем, почти не замахиваясь, ударил — но так, что у меня перед глазами полыхнуло багровым, а к скуле как будто раскаленную сковороду прислонили.

— Идиотка! — взревел он, — какого чистого?!! Кем ты себя возомнила, вошь несчастная?

Я только зажмурилась, когда он схватил меня за волосы. Снова ударил, наотмашь. Рот мгновенно наполнился кровью.

— Я тебя убью, — пообещал ле Ферн, — сперва изувечу, а потом убью. Надо же, поборница справедливости! И ради кого? Ради твари, из-за которой погибла моя сестра!

Он толкнул стул назад. Меня спасло лишь то, что спинка была высокой, и поэтому я не разбила голову о камни. Но понимание того, что он действительно меня убьет, оглушило. Я как будто окунулась с головой в мутную воду — такую же, какая в ручье рядом с нашим пансионом. Мир вокруг стремительно утрачивал краски, кровь из разбитых губ все текла и текла, приходилось ее сглатывать, чтоб не захлебнуться. И в этот момент тяжелый ботинок опустился прямо мне на лицо.

— Тварь, — с чувством произнес ле Ферн, — ты у меня за все ответишь…

Тишина.

Затем он все-таки убрал ногу, наклонился, и рванул в стороны ворот моего платья. Затем с торжествующим воплем сорвал с шеи мои медальоны — образ святой Матильды и артефакт Лесли Уимбера.

Снова тишина.

И затем — страшный, продирающий жутью до костей, смех ле Ферна.

— Ну надо же! Ах ты, сукин сын! Уимбер, твою мать! А я-то думал, что огородился от подобного… — сунул мне под нос медальоны, — смотри, дура. Ты поверила Уимберу, а, между прочим, его артефакт должен был тебя убить сразу же после того, как ты мне здесь все испортила. Вернее, сперва отправить нужные сведения Уимберу, а потом разнести тебя в клочья. Тебя спас другой амулет…

И я посмотрела. Серебряная пластиночка, подаренная мне Рут, попросту сплавилась с медной игрушкой Уимбера, обволокла ее чистым сиянием. Спасла… но ради чего теперь?

Ле Ферн выпрямился и скомандовал, обращаясь к Сарро — а это был именно он, вторым присутствующим.

— Отвяжи ее. Хочу размяться, прежде чем убью.

Ох, только не это. Только не так…

Но кто мне поможет? Уж явно не тот, кто выдрал из меня всю мою магию, оставив беззащитной. А я? Матильда, какая же я наивная дура.


Сарро начал что-то говорить леФерну, но я даже не прислушивалась. Медленно тонула, вязла в собственной боли, и это было так ужасно — осознавать, что мой поступок, будучи справедливым, оказался также и приговором всему этому замку. Еще более жутким было то, что я доверилась мастерски сформированному фантому, что он мне действительно нравился, что я думала о нем… А он — он выполнял приказ хозяина, не более. Заинтересовать. Очаровать. Заставить ощутить сострадание и помочь освободиться.

Жаль, что ле Ферн не даст умереть быстро и безболезненно. Жаль…

Тем временем ничего не происходило. Ле Ферн и Сарро по — прежнему что-то обсуждали в полголоса, даже тихо ругались меж собой, как мне показалось. Потом герцог все же сказал:

— Ладно, пусть по-твоему. Но смотри у меня, выпустишь — и ты знаешь, что за это будет.

Затем он быстро шагнул ко мне, наклонился, с усмешкой заглядывая в лицо.

— Живи пока, дурочка. Да, живи, с мыслью, что тварь украла Солью, и теперь наверняка ее сожрут в этом проклятом городе теней.

— Нет, — слабый, едва слышимый протест.

— Да-да, — насмешливо сказал ле Ферн, — можешь думать и об этом, а не только о том, как я паразитировал на магии шеда, и как мы все здесь хорошо жили, а ты все испортила. Сарро, в подвал ее.

И вышел, лязгнув дверью.

Я же поймала себя на том, что тихонечко подвываю от страха. Солья! Подумать только… Зачем она теням? Похоже, эта тень пыталась и Солью заманивать, но не получилось. Если с девочкой что-то случится, в этом тоже буду виновата только я…

Сарро склонился ко мне и без особого усилия поставил стул. Затем достал нож и аккуратно разрезал веревки. Сунул в руку платок.

— Кровь вытирайте.

— Сарро! — я всхлипнула, — это правда, про Солью?

Полукровка стоял надо мной, уперев руки в бока и смотрел так задумчиво, что в душе вспыхнул крошечный огонек надежды. Возможно, он мне поможет?

— Правда, — ответил он на мой вопрос, — Солья исчезла. Никто ее не видел, она как сквозь землю провалилась.

— Но вдруг… это не тень?

— Его светлость полагает, что тень, — мрачно замерил Сарро. Помолчав, спросил, — идти можете?

— Куда?

— В подвалы.

Слабенький, трепещущий огонек прихлопнули пыльной тряпкой.

— Почему ты его слушаешься? — прошептала я, — почему ты здесь?

— Я здесь родился. Давайте, помогу, мисс Кромби. Я вас предупреждал, верно? Еще в самом начале предупреждал…

— Ты видишь будущее?

Он крепко взял меня за руки, обхватил плечи и потянул вверх. На ноги я, конечно, встала, но голова тут же закружилась, перед глазами замельтешила серая муть. Но Сарро не торопил. Дождался, пока я обрету равновесие.

— Иногда вижу, мисс Кромби. Это в крови, ну, вы понимаете.

Я подняла лицо и посмотрела в черные глазищи полукровки.

— И что там, в моем будущем?

Сарро прищурился. Затем молча взял из моих рук платок и приложил к разбитым губам.

— Ваше будущее, — тихо и неуверенно сказал Сарро, — слишком сейчас темно. Но ясно я вижу в вашей судьбе лишь жертвенный алтарь, темную страсть и золотой венец. Идемте, мисс Кромби. Я не могу ослушаться своего…

И умолк, о чем-то напряженно размышляя.

— Сарро, миленький, ты только сообщи мне, если Солью найдут, — шепнула я, опираясь на мощную руку и делая первый шаг, — я буду молиться святой Матильде, чтоб защитила девочку.

— Молитесь о себе, — зло обрубил Сарро, — идемте. Герцог не любит ждать.





* * *


Камера, куда меня привел Сарро, была маленькой, очень холодной и хранила следы былого применения: ржавые цепи, ввинченные в стены, и сгнившую вонючую солому в углу. Я с трудом доковыляла до этого угла и без сил рухнула на пол, подтянула ноги к груди. Сил не осталось даже на то, чтобы поплакать, и холод, просачиваясь сквозь мокрое платье, постепенно охватывал тело, навевая болезненный сон.

Теперь меня начало подташнивать, перед глазами все плыло, бралось широкой рябью. Наверное, что-то случилось с моей головой, когда меня бил ле Ферн. Боль пульсировала в лице и, кажется, один глаз постепенно заплывал — по крайней мере, я смотрела сквозь узкую щелочку, и веко болело и горячо пульсировало. Даже прокушенная ключица не давала о себе знать так, как голова. Хотелось пить… Но воды мне не дали.