И добавила.
— Ключа сделаю три. Ему с правом доступа… потом, как наберешь людей, то пусть внесет в память. Тебе — с возможностью корректировки и управления сетью.
— А третий?
— Мало ли… вдруг захочешь с кем поделиться.
— С кем?
— Не знаю… с управляющим, например. Сергей Владимирович обещал подыскать кого-нибудь.
— Уже один раз… — Василиса прикусила губу, чтоб не сказать лишнего. Но Марья поняла.
— Да, неудачно получилось. Но, во-первых, ты будешь здесь, а поверь опыту, чем ближе хозяин, тем благоразумней прислуга. Во-вторых, никто не заставляет тебя отдавать управляющему на откуп весь процесс. Пусть займется реконструкцией конюшен, кормами там, бумагами. Поверь, работы хватит на всех.
Пожалуй, что в этом имелся резон.
Марья же подошла к леваде и вздохнула:
— А отсюда они почти и не страшные…
Уже знакомая Василисе кобылка, завидев гостей, поспешила их поприветствовать. Подобравшись к самой ограде, она просунула меж жердями морду и попыталась ухватить Марью за рукав белой блузы.
— Иди ты… — отмахнулась Марья. — Все равно с машиной удобней. Согласись.
Василиса не согласилась.
— Барышня… — Аким стоял сзади. — Так это… того… я могу звать?
— Кого?
— Людишек.
— Можешь. Человек пять для начала, можно и больше, чтобы почистили тут…
Магия магией, а мусор выносить придется. Да и разбирать перегородки в денниках. Каменные-то почти и не пострадали, а вот дерево, где обуглилось, где и вовсе превратилось в пепел.
Чистить.
Мыть.
Приводить в порядок, а там…
— Строителей Сергей Владимирович найдет, — Марья так и стояла, разглядывая лошадь, а та глазела на Марью и, показалось, с упреком. Прийти пришла, а про угощение забыла. — А пока… пойдем, посмотрим, что там внутри. Сдается мне, что тетушка не только на внешний контур потратилась, и если так, то надобно будет камни напитать…
Марья коснулась таки лошадиной морды. И сразу руку убрала. Покачала головой:
— Не мое это.
А Василиса не стала спорить. Не ее, но… должно же в мире быть хоть что-то, с чем Василиса справляется лучше, чем сестры.
К примеру, лошади.
Глава 16
Дождь прекратился ближе к рассвету, когда на небе протянулась тонкая золотая полоса, упреждавшая, что вот-вот взойдет солнце.
А там и люди проснутся.
Выйдут в сад и увидят черную проплешину вместо кустов, цветов и старой арки, от которой осталась лишь половина.
— Нехорошо получилось, — задумчиво произнес Вещерский, разглядывая покосившуюся арку, явно пытаясь решить, что разумнее — доломать ее или же оставить в нынешнем уродливом виде. — Надо объяснение придумать…
Люди его возвращались из сада и уходили.
Их было много, этих людей. И отличались они старательностью, молчаливостью, а еще особой незаметностью, явно имевшей происхождение магическое.
— Может, скажем, что фонари взорвались? — Никанор Бальтазарович, на котором ни ночь бессонная, ни дождь, ни взрыв вовсе не сказались, убрал зонт.
Некромант ничего не сказал. Он устроился на лавочке, которую тоже взрывом задело, покосило, слегка опалило, но все же не настолько, чтобы нельзя было использовать по прямому назначению. И теперь некромант, сдвинувшись вбок, скрутился как-то хитро, сунул под щеку сложенные ладоши и уснул.
Или притворился, что спит.
— А взрыв мы куполом прикрыли. Малым. Секретная разработка, — Вещерский поскреб щеку. — Поэтому там ничего-то и не видели.
Не видели. И не слышали. И вовсе, верно, не заметили, что ночь прошла отнюдь не спокойно.
— Тогда… взрыв, но тайный?
— Это как? — Вещерский обошел проплешину, растянувшуюся поперек тропы. Пепел сгоревших дерев смешался с водой, образовавши темные грязевые лужи.
— Не знаю…
— И я не знаю.
— А если правду? — предложил Демьян. — Мол… силами правоохранителей была предупреждена диверсия… попытка взрыва виллы.
— Паника начнется, — Никанор Бальтазарович потыкал кончиком зонта в обгоревший корень.
— И? — Вещерский через корень переступил.
— Даже не знаю… с виллы отъезжать начнут.
— Пускай отъезжают… кто-то уедет, а кто-то останется, — губы Вещерского растянулись. — И вот посмотрим, кто у нас такой… смелый.
— Или дурной.
Идея целителю определенно не нравилась.
— Одно другому не помеха. Только все надобно сделать правильно.
Сделали.
Сообщение зачитывал глaвa местной полиции Веськов, донельзя смущенный высокою честью, растерянный и все одно пытающийся сохранить важность. Впрочем, растерянность его ощущалась весьма сильно и трактовалась людьми в весьма определенном плане.
— И тут от них покоя нет, — устало произнесла Ефимия Гавриловна, которая гляделась бледною и нездоровой.
От той болезни, на которую она намекнула Демьяну при беседе?
Или по причине бессонной ночи?
Нюся же, державшаяся подле матушки, была необычно молчалива. Напугана? Или…вот прижимает к носу надушенный платочек. Вот касается висков, трет их и морщится от головной боли.
— Какая чушь, — не выдерживает она и говорит чересчур уж громко.
И на Нюсю оборачиваются.
— Извините, — краснеет Ефимия Гавриловна и перехватывает дочь под руку. — Она… не в себе.
— И не надо быть в себе, чтобы понять, что все это — чушь и небывальщина… кто-то пошутить хотел, а они тут сочинили… террористы… какие террористы в саду? Им что, заняться больше нечем?
Веськов насупился.
А в парадной зале, куда пригласили постояльцев, раздались голоса. Сперва робкие, но с каждой минутой они звучали все громче.
Охи.
И возмущение.
Вопросы, ответов на которые Веськов не имел. И недовольство. Страх… снова страх…
— Вы не проводите нас? — тихо попросила Ефимия Гавриловна. — А то признаться…
— Маменька, вот не говорите, что и вы сделались вдруг пугливы…
— В саду есть след. Это определенно был взрыв, и отнюдь не динамита, — Ефимия Гавриловна посмотрела на дочь строго, но та давно уж была ко взглядам равнодушна.
— А вы понимаете?
— Доводилось… торговать.
— Ой, говори уж прямо… она хотела пай купить в горнорудном предприятии, но выяснилось, что сего предприятия только и есть, что на бумаге… и ее любовник…
— Ключа сделаю три. Ему с правом доступа… потом, как наберешь людей, то пусть внесет в память. Тебе — с возможностью корректировки и управления сетью.
— А третий?
— Мало ли… вдруг захочешь с кем поделиться.
— С кем?
— Не знаю… с управляющим, например. Сергей Владимирович обещал подыскать кого-нибудь.
— Уже один раз… — Василиса прикусила губу, чтоб не сказать лишнего. Но Марья поняла.
— Да, неудачно получилось. Но, во-первых, ты будешь здесь, а поверь опыту, чем ближе хозяин, тем благоразумней прислуга. Во-вторых, никто не заставляет тебя отдавать управляющему на откуп весь процесс. Пусть займется реконструкцией конюшен, кормами там, бумагами. Поверь, работы хватит на всех.
Пожалуй, что в этом имелся резон.
Марья же подошла к леваде и вздохнула:
— А отсюда они почти и не страшные…
Уже знакомая Василисе кобылка, завидев гостей, поспешила их поприветствовать. Подобравшись к самой ограде, она просунула меж жердями морду и попыталась ухватить Марью за рукав белой блузы.
— Иди ты… — отмахнулась Марья. — Все равно с машиной удобней. Согласись.
Василиса не согласилась.
— Барышня… — Аким стоял сзади. — Так это… того… я могу звать?
— Кого?
— Людишек.
— Можешь. Человек пять для начала, можно и больше, чтобы почистили тут…
Магия магией, а мусор выносить придется. Да и разбирать перегородки в денниках. Каменные-то почти и не пострадали, а вот дерево, где обуглилось, где и вовсе превратилось в пепел.
Чистить.
Мыть.
Приводить в порядок, а там…
— Строителей Сергей Владимирович найдет, — Марья так и стояла, разглядывая лошадь, а та глазела на Марью и, показалось, с упреком. Прийти пришла, а про угощение забыла. — А пока… пойдем, посмотрим, что там внутри. Сдается мне, что тетушка не только на внешний контур потратилась, и если так, то надобно будет камни напитать…
Марья коснулась таки лошадиной морды. И сразу руку убрала. Покачала головой:
— Не мое это.
А Василиса не стала спорить. Не ее, но… должно же в мире быть хоть что-то, с чем Василиса справляется лучше, чем сестры.
К примеру, лошади.
Глава 16
Дождь прекратился ближе к рассвету, когда на небе протянулась тонкая золотая полоса, упреждавшая, что вот-вот взойдет солнце.
А там и люди проснутся.
Выйдут в сад и увидят черную проплешину вместо кустов, цветов и старой арки, от которой осталась лишь половина.
— Нехорошо получилось, — задумчиво произнес Вещерский, разглядывая покосившуюся арку, явно пытаясь решить, что разумнее — доломать ее или же оставить в нынешнем уродливом виде. — Надо объяснение придумать…
Люди его возвращались из сада и уходили.
Их было много, этих людей. И отличались они старательностью, молчаливостью, а еще особой незаметностью, явно имевшей происхождение магическое.
— Может, скажем, что фонари взорвались? — Никанор Бальтазарович, на котором ни ночь бессонная, ни дождь, ни взрыв вовсе не сказались, убрал зонт.
Некромант ничего не сказал. Он устроился на лавочке, которую тоже взрывом задело, покосило, слегка опалило, но все же не настолько, чтобы нельзя было использовать по прямому назначению. И теперь некромант, сдвинувшись вбок, скрутился как-то хитро, сунул под щеку сложенные ладоши и уснул.
Или притворился, что спит.
— А взрыв мы куполом прикрыли. Малым. Секретная разработка, — Вещерский поскреб щеку. — Поэтому там ничего-то и не видели.
Не видели. И не слышали. И вовсе, верно, не заметили, что ночь прошла отнюдь не спокойно.
— Тогда… взрыв, но тайный?
— Это как? — Вещерский обошел проплешину, растянувшуюся поперек тропы. Пепел сгоревших дерев смешался с водой, образовавши темные грязевые лужи.
— Не знаю…
— И я не знаю.
— А если правду? — предложил Демьян. — Мол… силами правоохранителей была предупреждена диверсия… попытка взрыва виллы.
— Паника начнется, — Никанор Бальтазарович потыкал кончиком зонта в обгоревший корень.
— И? — Вещерский через корень переступил.
— Даже не знаю… с виллы отъезжать начнут.
— Пускай отъезжают… кто-то уедет, а кто-то останется, — губы Вещерского растянулись. — И вот посмотрим, кто у нас такой… смелый.
— Или дурной.
Идея целителю определенно не нравилась.
— Одно другому не помеха. Только все надобно сделать правильно.
Сделали.
Сообщение зачитывал глaвa местной полиции Веськов, донельзя смущенный высокою честью, растерянный и все одно пытающийся сохранить важность. Впрочем, растерянность его ощущалась весьма сильно и трактовалась людьми в весьма определенном плане.
— И тут от них покоя нет, — устало произнесла Ефимия Гавриловна, которая гляделась бледною и нездоровой.
От той болезни, на которую она намекнула Демьяну при беседе?
Или по причине бессонной ночи?
Нюся же, державшаяся подле матушки, была необычно молчалива. Напугана? Или…вот прижимает к носу надушенный платочек. Вот касается висков, трет их и морщится от головной боли.
— Какая чушь, — не выдерживает она и говорит чересчур уж громко.
И на Нюсю оборачиваются.
— Извините, — краснеет Ефимия Гавриловна и перехватывает дочь под руку. — Она… не в себе.
— И не надо быть в себе, чтобы понять, что все это — чушь и небывальщина… кто-то пошутить хотел, а они тут сочинили… террористы… какие террористы в саду? Им что, заняться больше нечем?
Веськов насупился.
А в парадной зале, куда пригласили постояльцев, раздались голоса. Сперва робкие, но с каждой минутой они звучали все громче.
Охи.
И возмущение.
Вопросы, ответов на которые Веськов не имел. И недовольство. Страх… снова страх…
— Вы не проводите нас? — тихо попросила Ефимия Гавриловна. — А то признаться…
— Маменька, вот не говорите, что и вы сделались вдруг пугливы…
— В саду есть след. Это определенно был взрыв, и отнюдь не динамита, — Ефимия Гавриловна посмотрела на дочь строго, но та давно уж была ко взглядам равнодушна.
— А вы понимаете?
— Доводилось… торговать.
— Ой, говори уж прямо… она хотела пай купить в горнорудном предприятии, но выяснилось, что сего предприятия только и есть, что на бумаге… и ее любовник…