…«скажи своё имя, и у вас с сестрой снова появится дом»…
Тихо щёлкнув крышкой, Таша сунула зеркало во внутренний карман сумки, застегнув тот на пуговицу.
Нет, всё же выходить будет глупо. Избавляться от подарка врага – пожалуй, тоже. Зацепка остаётся зацепкой, а навредить ей зеркало, даже волшебное, не может ничем.
Откинувшись на спинку стула, Таша поймала себя на том, что воровато оглядывается на спальню за буфетом.
…в одном враг прав: мама хотела бы этого. Её признания. Её союза с Венцом. Её восхождения по кривой лестнице к короне. А Таша привыкла делать то, что хотела мама. Не гулять с деревенскими, не считая школы и общих праздников; ложиться спать вовремя; возвращаться домой по первому (иногда второму) зову. Если подумать, Таша никогда и ни в чём не шла маме наперекор – её просто окружили такими условиями, где не было нужды идти наперекор. Мариэль Фаргори, урождённая Бьорк, позволяла старшей дочери почти всё – за исключением маленьких, хорошо объяснимых пунктов, которым Таша следовала сама, потому что ей доступно объяснили, почему им надо следовать. А младшей дочери позволяли ещё больше, просто потому что до её воспитания Мариэль почти не было дела…
Из дальнего угла послышался неясный скрип.
Когда что-то коснулось Ташиной макушки, она пригнулась так ретиво, что чуть не рухнула со стула – но «что-то» оказалось метёлкой для пыли. Она сама собой мечтательной бабочкой порхнула к часам, чтобы обтереть их от пыли; следом из распахнувшейся двери в ванную вылетела щётка и принялась деловито чистить ковёр.
Какое-то время Таша с любопытством наблюдала за чудесной уборкой, пока стрелки на циферблате не напомнили ей об обязательствах перед их персональным чудесником.
Набрав в кружку целебного варева, она осторожно потрясла Джеми за плечо.
– Чего тебе? – пробурчал тот.
– Пришла по твою душу. Вот и яду с собой захватила.
Джеми неохотно повернулся. Решительно отобрав чашку, он сел, выпил содержимое – и, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные Ташины возражения, поднялся на ноги, чтобы добрести до ближайшего кресла за столом.
– Уже хожу, – довольно провозгласил мальчишка, плюхнувшись в мягкие объятия гобеленовой ткани. – Неплохо.
– Да у тебя ноги подкашиваются! Сейчас же вернись на тюфяк, тебе отлёживаться надо!
Джеми подпёр подбородок рукой.
Будь на часах секундные стрелки, они бы успели совершить полный оборот из девяноста делений, пока Ташу созерцали, словно зверушку, которую считали давно вымершей.
– Знаешь, ты даже можешь показаться нормальным человеком, если забыть, что ты оборотень.
В другое время оглашённый вердикт легко мог бы перерасти в перепалку, но сейчас Таша слишком устала. Так что просто отвернулась, разглядывая вьюнки и виноград, которые вились по донышкам тарелок на полке.
– А почему, когда я напал на тебя в трактире, ты не обратилась в кого-то… покрупнее?
– Потому что кто-то покрупнее у меня ещё не пробудился. Если бы пробудился, поверь, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
– Так и знал. Как там про ваши ипостаси… «ловкая для детства, крылатая для юности, и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя»?
– Где прочитал?
– «Сто способов борьбы с нечистью». – Ну да, следовало ожидать. – И почему всё это совсем не так, как в книжках?
Таша не сразу поняла, о чём он.
– Приключения. – Мальчишка горестно вздохнул. – Я думал, всё так… красиво. Битвы, подвиги, верные друзья, прекрасные лэн, коварные злодеи… и нигде не описывалось, чтобы герои умирали в избушке на болоте, нанюхавшись дурманной пыльцы, выручая из беды порождение Мирк.
– Представь, что я принцесса, – она мельком улыбнулась, – и гордись, что пожертвовал собой во имя моей защиты.
– Неудачная шутка. Так ты, стало быть, первый раз видела, как святой отец воскрешает кого-то?
Даже внезапная смена темы не заставила её обернуться.
– Можно подумать, ты подобное наблюдал каждый день, – уклончиво ответила Таша.
– Наблюдать не наблюдал, но теорию воскрешения читал. Иные магистры тоже такое практиковали. Техническая сторона вопроса довольно проста… а ты что, ничего не знаешь?
– Я знаю, что маги свято хранят свои тайны. У вас же секрет на секрете. Наверное, есть что скрывать.
Мальчишка кашлянул – шпилька достигла цели.
– В первые моменты после гибели душа пребывает где-то между жизнью и смертью. В некоем… междумирье. – Он заговорил так снисходительно, что Таша уверилась: ей рассказывают это лишь по той причине, что таким образом Джеми Сэмпер может утвердить своё превосходство над недалёким порождением Мирк. – Пока душа не ушла окончательно, человека можно вернуть, отправив свою душу вдогонку. Твоё тело, естественно, на это время тоже перестаёт жить.
– Если всё так просто, почему тогда люди сами не возвращаются?
– Кто посильнее, сами и возвращаются. – Если мальчишка и заметил иронию в её голосе, то ничем этого не выдал. – Откачивают же иногда утопленников… и других. Но большинство не может. Или не хочет. Да и… многие из тех, кто отправлялся вдогонку, сами так и не проснулись. Всё же вернуться с того света – это тебе не на прогулку сходить.
Хлопнув печной вьюшкой, Таша молча села за стол, повернувшись к мальчишке спиной. Продолжать разговор не хотелось: из-за темы и собеседника в равной мере.
Спустя долгую паузу она услышала странный мягкий шелест и тихую песнь металла, звякающего о металл – будто перебирали монеты, – но если Джеми Сэмпер и решился пересчитать свои сбережения, её это не волновало.
– Можно вопрос, Таша-лэн?
Кто теперь с ней заговорил, стало ясно ещё до обращения – по вкрадчивости, мягким флёром окутавшей слова.
– А я думала, ваше время на сегодня истекло…
– Запас на приятную беседу с вами остался. – Алексас сидел, закинув ногу на ногу, глядя на неё так, будто портрет собрался писать. – Мне повторить первый вопрос?
– Можно сразу второй.
– Как же так вышло, что своего папеньку вы знаете всего несколько дней?
Таша, ожидавшая этого с ночи, испытала почти облегчение.
– Так и вышло. Не надо было подслушивать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Алексас отстранённо вертел что-то в руках. Что именно, мешала разглядеть столешница между ними – и Таша вдруг поняла, что так и не убрала со стола вещи, которые в поисках зеркала вывалила из сумки.
– И всё-таки мне любопытно, при каких обстоятельствах вы познакомились, – сказал юноша, бесстрастно следя, как она сгребает скарб обратно, в плотное тряпочное прибежище. – И как вышло, что за несколько дней он умудрился так вас… приручить.
– Слишком долгая история.
– О, мы никуда не торопимся. То, что недослушаю я, выслушает Джеми. Считайте это обычной светской беседой, всё равно в тишине сидеть неуютно.
– А почему люди должны разговаривать, чтобы быть в своей тарелке? Когда ты находишь… своего человека – вы можете молчать часами, и главное, что вы молчите вместе.
– Да, молчать с чтецом сознаний действительно одно удовольствие, – подтвердил Алексас с издёвкой. – Стало быть, вы просто безоговорочно верите ему… раз делитесь с ним самым сокровенным и позволяете за вас решать, что вам делать.
– Арон спас меня. За несколько дней он помог мне больше, чем мой отец за всю жизнь. И словом, и делом.
– Почему? Ему открыты такие дали, о которых мы можем лишь догадываться. Душа его бродит по одному ему ведомым тропам. С чего вообще он решил вам помочь, вы задумывались?
…ночной лес, умирающий костёр, мужчина, лежащий по ту сторону, глядя в бесконечность…
– Арон помогает всем нуждающимся, которых встречает на своём пути. Вы могли в этом убедиться, к вашему счастью.
– Таша. – Алексас подался вперёд, и в голосе его зазвучали проникновенные нотки. – Я понимаю, как вам хочется ему верить, но я на вашем месте не был бы столь опрометчив.
– Вы не на моём месте.
– Таша, он чтец. Он прочёл вас, как книгу, и предстал перед вами таким, каким вы хотите его видеть. Ему это нетрудно. Даже глаза его выдают, что он привык носить маски. С чего вы взяли, что он не влезает в ваш разум?
– А что у Арона с глазами?
– Глаза – зеркало души, и это не пустые слова. Когда маги меняют облик, труднее всего изменить глаза. Иные заклятия перемены обличий и вовсе не позволяют этого сделать. Так можно ли доверять человеку, душа которого меняется в зависимости от настроения, погоды или одежды?
– Вы видите, что они меняют цвет. Я вижу, что они светятся изнутри.
Они долго смотрели друг на друга; так долго, что Таша успела заметить, как радужки напротив её собственных отливают зимними сумерками.
– Ладно. Предположим. – Алексас бросил на стол то, что крутил в пальцах. Золото звонко ударилось о дерево, прежде чем звук приглушило вязаное кружево салфеток. – Стало быть, я тоже приму на веру, что такой, как он, просто бескорыстно помогает законной наследнице престола.
Оцепенев, Таша смотрела, как к ней подкатывается перстень-печатка с драконом, сидящим на короне с шестью зубцами.
Гербовая печать Бьорков.
Щётка с деловитым шуршанием перебралась в спаленку. Глухо щёлкнули моментные стрелки, чуть ближе подобравшись к концу нового часа.
– Вы…
– Нашёл это в ваших вещах, пока вы так кстати дулись на Джеми. – Алексас скрестил руки на груди, наблюдая за калейдоскопом эмоций в её лице. – Извините, не удержался. Слишком хотел проверить свою догадку.
– Как вы…
– По властности истинно монаршей особы, что время от времени прорезалась в вашем сладком голоске. – Алексас почти улыбнулся её беспомощности. – Я слышал ваш ночной разговор. Вернее, слышал Джеми, но не вынес из ваших слов то, что стоило бы вынести. Зато я довольно скоро сопоставил «всех Бьорков, кроме мамы» с тем, что ваша матушка была оборотнем. Потом вспомнил портрет Тариша Морли – у нас в штаб-квартире висел один. Пока не нашёл печатку, уверенности у меня не было, но после сомневаться стало трудно. Мы давно подозревали, что не все Бьорки погибли в резне. – Таша не знала, какое выражение можно увидеть на лице мужчины после ночи страстной любви, но подозревала, что удовлетворение в лице Алексаса Сэмпера в этот момент очень близко к этому. – Вы – дочь Тариша Морли и Ленмариэль Бьорк.
– Вы не имели права!
– Почему ему вы доверяете свою тайну, а мне нет?
Таша только сжала кулаки.
Тайна. Проклятые, треклятые тайны, которые она никогда не хотела хранить и ещё меньше хотела кому-то доверять. Не доверила бы, если бы их у неё не вырвали, за несколько дней – два раза.
Только вот осознание, что хранить больше нечего, развеивало в пыль груз, который она вынуждена была нести так долго.
Тихо щёлкнув крышкой, Таша сунула зеркало во внутренний карман сумки, застегнув тот на пуговицу.
Нет, всё же выходить будет глупо. Избавляться от подарка врага – пожалуй, тоже. Зацепка остаётся зацепкой, а навредить ей зеркало, даже волшебное, не может ничем.
Откинувшись на спинку стула, Таша поймала себя на том, что воровато оглядывается на спальню за буфетом.
…в одном враг прав: мама хотела бы этого. Её признания. Её союза с Венцом. Её восхождения по кривой лестнице к короне. А Таша привыкла делать то, что хотела мама. Не гулять с деревенскими, не считая школы и общих праздников; ложиться спать вовремя; возвращаться домой по первому (иногда второму) зову. Если подумать, Таша никогда и ни в чём не шла маме наперекор – её просто окружили такими условиями, где не было нужды идти наперекор. Мариэль Фаргори, урождённая Бьорк, позволяла старшей дочери почти всё – за исключением маленьких, хорошо объяснимых пунктов, которым Таша следовала сама, потому что ей доступно объяснили, почему им надо следовать. А младшей дочери позволяли ещё больше, просто потому что до её воспитания Мариэль почти не было дела…
Из дальнего угла послышался неясный скрип.
Когда что-то коснулось Ташиной макушки, она пригнулась так ретиво, что чуть не рухнула со стула – но «что-то» оказалось метёлкой для пыли. Она сама собой мечтательной бабочкой порхнула к часам, чтобы обтереть их от пыли; следом из распахнувшейся двери в ванную вылетела щётка и принялась деловито чистить ковёр.
Какое-то время Таша с любопытством наблюдала за чудесной уборкой, пока стрелки на циферблате не напомнили ей об обязательствах перед их персональным чудесником.
Набрав в кружку целебного варева, она осторожно потрясла Джеми за плечо.
– Чего тебе? – пробурчал тот.
– Пришла по твою душу. Вот и яду с собой захватила.
Джеми неохотно повернулся. Решительно отобрав чашку, он сел, выпил содержимое – и, не обращая ни малейшего внимания на отчаянные Ташины возражения, поднялся на ноги, чтобы добрести до ближайшего кресла за столом.
– Уже хожу, – довольно провозгласил мальчишка, плюхнувшись в мягкие объятия гобеленовой ткани. – Неплохо.
– Да у тебя ноги подкашиваются! Сейчас же вернись на тюфяк, тебе отлёживаться надо!
Джеми подпёр подбородок рукой.
Будь на часах секундные стрелки, они бы успели совершить полный оборот из девяноста делений, пока Ташу созерцали, словно зверушку, которую считали давно вымершей.
– Знаешь, ты даже можешь показаться нормальным человеком, если забыть, что ты оборотень.
В другое время оглашённый вердикт легко мог бы перерасти в перепалку, но сейчас Таша слишком устала. Так что просто отвернулась, разглядывая вьюнки и виноград, которые вились по донышкам тарелок на полке.
– А почему, когда я напал на тебя в трактире, ты не обратилась в кого-то… покрупнее?
– Потому что кто-то покрупнее у меня ещё не пробудился. Если бы пробудился, поверь, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
– Так и знал. Как там про ваши ипостаси… «ловкая для детства, крылатая для юности, и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя»?
– Где прочитал?
– «Сто способов борьбы с нечистью». – Ну да, следовало ожидать. – И почему всё это совсем не так, как в книжках?
Таша не сразу поняла, о чём он.
– Приключения. – Мальчишка горестно вздохнул. – Я думал, всё так… красиво. Битвы, подвиги, верные друзья, прекрасные лэн, коварные злодеи… и нигде не описывалось, чтобы герои умирали в избушке на болоте, нанюхавшись дурманной пыльцы, выручая из беды порождение Мирк.
– Представь, что я принцесса, – она мельком улыбнулась, – и гордись, что пожертвовал собой во имя моей защиты.
– Неудачная шутка. Так ты, стало быть, первый раз видела, как святой отец воскрешает кого-то?
Даже внезапная смена темы не заставила её обернуться.
– Можно подумать, ты подобное наблюдал каждый день, – уклончиво ответила Таша.
– Наблюдать не наблюдал, но теорию воскрешения читал. Иные магистры тоже такое практиковали. Техническая сторона вопроса довольно проста… а ты что, ничего не знаешь?
– Я знаю, что маги свято хранят свои тайны. У вас же секрет на секрете. Наверное, есть что скрывать.
Мальчишка кашлянул – шпилька достигла цели.
– В первые моменты после гибели душа пребывает где-то между жизнью и смертью. В некоем… междумирье. – Он заговорил так снисходительно, что Таша уверилась: ей рассказывают это лишь по той причине, что таким образом Джеми Сэмпер может утвердить своё превосходство над недалёким порождением Мирк. – Пока душа не ушла окончательно, человека можно вернуть, отправив свою душу вдогонку. Твоё тело, естественно, на это время тоже перестаёт жить.
– Если всё так просто, почему тогда люди сами не возвращаются?
– Кто посильнее, сами и возвращаются. – Если мальчишка и заметил иронию в её голосе, то ничем этого не выдал. – Откачивают же иногда утопленников… и других. Но большинство не может. Или не хочет. Да и… многие из тех, кто отправлялся вдогонку, сами так и не проснулись. Всё же вернуться с того света – это тебе не на прогулку сходить.
Хлопнув печной вьюшкой, Таша молча села за стол, повернувшись к мальчишке спиной. Продолжать разговор не хотелось: из-за темы и собеседника в равной мере.
Спустя долгую паузу она услышала странный мягкий шелест и тихую песнь металла, звякающего о металл – будто перебирали монеты, – но если Джеми Сэмпер и решился пересчитать свои сбережения, её это не волновало.
– Можно вопрос, Таша-лэн?
Кто теперь с ней заговорил, стало ясно ещё до обращения – по вкрадчивости, мягким флёром окутавшей слова.
– А я думала, ваше время на сегодня истекло…
– Запас на приятную беседу с вами остался. – Алексас сидел, закинув ногу на ногу, глядя на неё так, будто портрет собрался писать. – Мне повторить первый вопрос?
– Можно сразу второй.
– Как же так вышло, что своего папеньку вы знаете всего несколько дней?
Таша, ожидавшая этого с ночи, испытала почти облегчение.
– Так и вышло. Не надо было подслушивать. Меньше знаешь, крепче спишь.
Алексас отстранённо вертел что-то в руках. Что именно, мешала разглядеть столешница между ними – и Таша вдруг поняла, что так и не убрала со стола вещи, которые в поисках зеркала вывалила из сумки.
– И всё-таки мне любопытно, при каких обстоятельствах вы познакомились, – сказал юноша, бесстрастно следя, как она сгребает скарб обратно, в плотное тряпочное прибежище. – И как вышло, что за несколько дней он умудрился так вас… приручить.
– Слишком долгая история.
– О, мы никуда не торопимся. То, что недослушаю я, выслушает Джеми. Считайте это обычной светской беседой, всё равно в тишине сидеть неуютно.
– А почему люди должны разговаривать, чтобы быть в своей тарелке? Когда ты находишь… своего человека – вы можете молчать часами, и главное, что вы молчите вместе.
– Да, молчать с чтецом сознаний действительно одно удовольствие, – подтвердил Алексас с издёвкой. – Стало быть, вы просто безоговорочно верите ему… раз делитесь с ним самым сокровенным и позволяете за вас решать, что вам делать.
– Арон спас меня. За несколько дней он помог мне больше, чем мой отец за всю жизнь. И словом, и делом.
– Почему? Ему открыты такие дали, о которых мы можем лишь догадываться. Душа его бродит по одному ему ведомым тропам. С чего вообще он решил вам помочь, вы задумывались?
…ночной лес, умирающий костёр, мужчина, лежащий по ту сторону, глядя в бесконечность…
– Арон помогает всем нуждающимся, которых встречает на своём пути. Вы могли в этом убедиться, к вашему счастью.
– Таша. – Алексас подался вперёд, и в голосе его зазвучали проникновенные нотки. – Я понимаю, как вам хочется ему верить, но я на вашем месте не был бы столь опрометчив.
– Вы не на моём месте.
– Таша, он чтец. Он прочёл вас, как книгу, и предстал перед вами таким, каким вы хотите его видеть. Ему это нетрудно. Даже глаза его выдают, что он привык носить маски. С чего вы взяли, что он не влезает в ваш разум?
– А что у Арона с глазами?
– Глаза – зеркало души, и это не пустые слова. Когда маги меняют облик, труднее всего изменить глаза. Иные заклятия перемены обличий и вовсе не позволяют этого сделать. Так можно ли доверять человеку, душа которого меняется в зависимости от настроения, погоды или одежды?
– Вы видите, что они меняют цвет. Я вижу, что они светятся изнутри.
Они долго смотрели друг на друга; так долго, что Таша успела заметить, как радужки напротив её собственных отливают зимними сумерками.
– Ладно. Предположим. – Алексас бросил на стол то, что крутил в пальцах. Золото звонко ударилось о дерево, прежде чем звук приглушило вязаное кружево салфеток. – Стало быть, я тоже приму на веру, что такой, как он, просто бескорыстно помогает законной наследнице престола.
Оцепенев, Таша смотрела, как к ней подкатывается перстень-печатка с драконом, сидящим на короне с шестью зубцами.
Гербовая печать Бьорков.
Щётка с деловитым шуршанием перебралась в спаленку. Глухо щёлкнули моментные стрелки, чуть ближе подобравшись к концу нового часа.
– Вы…
– Нашёл это в ваших вещах, пока вы так кстати дулись на Джеми. – Алексас скрестил руки на груди, наблюдая за калейдоскопом эмоций в её лице. – Извините, не удержался. Слишком хотел проверить свою догадку.
– Как вы…
– По властности истинно монаршей особы, что время от времени прорезалась в вашем сладком голоске. – Алексас почти улыбнулся её беспомощности. – Я слышал ваш ночной разговор. Вернее, слышал Джеми, но не вынес из ваших слов то, что стоило бы вынести. Зато я довольно скоро сопоставил «всех Бьорков, кроме мамы» с тем, что ваша матушка была оборотнем. Потом вспомнил портрет Тариша Морли – у нас в штаб-квартире висел один. Пока не нашёл печатку, уверенности у меня не было, но после сомневаться стало трудно. Мы давно подозревали, что не все Бьорки погибли в резне. – Таша не знала, какое выражение можно увидеть на лице мужчины после ночи страстной любви, но подозревала, что удовлетворение в лице Алексаса Сэмпера в этот момент очень близко к этому. – Вы – дочь Тариша Морли и Ленмариэль Бьорк.
– Вы не имели права!
– Почему ему вы доверяете свою тайну, а мне нет?
Таша только сжала кулаки.
Тайна. Проклятые, треклятые тайны, которые она никогда не хотела хранить и ещё меньше хотела кому-то доверять. Не доверила бы, если бы их у неё не вырвали, за несколько дней – два раза.
Только вот осознание, что хранить больше нечего, развеивало в пыль груз, который она вынуждена была нести так долго.