Ужин – вкуснейшую запеканку с птицей, луком и тончайшими ломтиками клубня эрсы – Таша уплетала, слушая, как в ванной Нирулин обмывает их найдёныша. Глотнув парки, посмотрела в темноту за закрытым окном.
Сколько они ехали – час, больше?
Сколько нужно времени, чтобы пройти эту дорогу пешим?..
– Свечи в верхнем ящике тумбочки, – доложила Нирулин, возвращая мальчишку в постель. Таша отвернулась, даже несмотря на то, что найдёныша запеленали в полотенце не хуже грудного младенца. – Ещё что-нибудь?
– Как наша одежда?
– Принесу, как высохнет. – Сменив полотенце одеялом и обложив мальчишку приготовленными грелками, Нирулин удовлетворённо выпрямилась. – С ужином закончили?
Забрав поднос с опустевшей тарелкой, Ташу оставили наедине со спящими – и, подвинув стул к кровати мальчишки, она как следует рассмотрела причину отсутствия Арона.
Мирно посапывающая причина оказалась белокожей, слегка конопатой. Мокрые тёмные вихры липли к тонкому личику с почти девчачьими чертами, длине ресниц позавидовали бы многие прекрасные лэн. Парнишка казался не старше Таши – и очень, очень безобидным.
И чем только он насолил королевским рыцарям?..
Таша вновь посмотрела в окно. Подперев подбородок рукой, прислушалась.
…дождь, сонное сопение Лив и мальчишки, шаги, разговоры, деловитые крики откуда-то со двора…
…тьфу, и не стыдно им этим за соседней стеной заниматься?
Голоса Арона, который она так надеялась услышать, не прозвучало – и, нервно потеребив край своего полотенца, Таша встала.
Нечего сидеть у окошка по образу и подобию пленной принцессы. Лучше уж мокрую сумку разобрать.
Хлеб отправился на выброс, как и вымокшее мясо. Перчатки Таша кинула на стол – просушить. Гербовые печати Бьорков и Морли вместе с другими украшениями покоились в мокром бархатном чехле; вытаскивать их Таша не решилась, так что сунула в ящик тумбочки, как есть. Кошель и нож легли туда же.
Осталось последнее.
Бросив на пол опустевшую сумку, Таша повертела в руках оставленное наёмниками зеркало.
То, что зеркала – не игрушки и не безделушки, в Аллигране поняли давно. С помощью зеркал общались, шпионили, перемещались в пространстве и даже убивали. До недавних пор всё это было доступно лишь магам да знати, которая могла позволить себе покупку магических зеркал; но потом на троне оказался Его Величество Шейлиреар, и он отдал приказ организовать в крупнейших городах зеркальных дел конторы.
К примеру, так называемые «двусторонние зеркала» были известны давно. Парные зеркальца, соединённые чарами, служили надёжнейшим средством связи. Отдав одно из них другу, а второе оставив себе, достаточно было посмотреть в своё и позвать владельца другого, чтобы он проявился в твоём зеркале, а ты – в его. Естественно, такие зеркала внедрили в конторы: обратившись в любую из них, ты мог за считаные медяки связаться с филиалом на другом конце королевства. Нужно передать кому-то срочную весточку? Пожалуйста, диктуй текст для передачи – и спустя пару часов твоё сообщение опустят в почтовый ящик адресата, записанное на бумажном квитке.
Потом конторы позволили людям путешествовать. Заплатив разумную сумму в серебряных князьях, клиент отправлялся в зал, где на стенах отражали друг друга тридцать шесть зеркал: порталы в тот или иной город Срединного королевства. Шагнув в одно из них, выходил ты уже в другой конторе. Выход мог располагаться хоть за тысячу вёрст от входа. Груду вещей с собой, конечно, не возьмёшь, дозволяли брать лишь то, что можешь нести в руках, – так что обозы, кареты и экипажи продолжали исправно бороздить аллигранские дороги. Но быстрые и комфортные зеркальные путешествия пользовались всё большим успехом.
Три года назад Его Величество шагнул ещё дальше. Парочка новых реформ, финансирование исследований, которые позволили упростить и удешевить производство, привилегии магам-зеркальщикам – и двусторонние зеркала упали в цене так, что купить их теперь могли и зажиточные крестьяне. Таша до сих пор помнила цитату из королевской речи в новостном листке: «Каждая мать должна иметь возможность всегда связаться с ребёнком, как и жена – с мужем». А потом те же умники-зеркальщики придумали, как сделать двусторонние зеркала многосторонними, и связываться отныне можно было не только с владельцем единственного парного зеркала, а со всеми владельцами таких же зеркал по всей Долине… Правда, на эту диковинку цена пока ощутимо кусалась, но король обещал над этим работать.
И ведь работал. За годы его правления (некоторые отсчитывали их с момента, как Шейлиреар занял пост Советника по финансовым делам) королевство шагнуло вперёд больше, чем за пару предыдущих веков. Прогресс ведь как снежный ком: достаточно чуть подтолкнуть, придать направление, и вот он уже мчится с горы, с каждым моментом набирая ход, пожирая снег у себя на пути, обращая его в собственную толщину…
…серые глаза, чёрный сюртук, яблоко в карамели, фонтан на рыночной площади…
Непрошеные воспоминания сами всплыли перед глазами – но сейчас думать о той встрече, когда Таша первый и единственный раз воочию увидела короля, не хотелось.
В общем, оставалось понять, что за зеркало угодило к ней в руки. Магическое, это ясно, но какое? Двустороннее? Многостороннее? «Наблюдатель» – шпионская безделушка, которая показывает происходящее в любой точке Долины?..
Таша пробежалась кончиками пальцев по холодному золоту крышки и затейливым завиткам рунной гравировки. Открыла зеркальце, пытаясь поймать в отражении пламя свечи и бросить на стену зайчик, но поймался мрак тёмного угла – и из неровно-серого почему-то отразился непроглядным, липким, всепоглощающим…
…словно виденным где-то – не наяву…
Подчиняясь резкому движению пальцев, зеркальце захлопнулось с тихим щелчком.
Ладно. Если хочешь разобраться в природе такой вещи, всяко лучше доверить это специалистам. На знаменитом Подгорном рынке наверняка сыщется кто-то, кто смыслит в зеркалах побольше неё.
Оставалось дождаться времени, когда он откроется, и не спятить от беспокойства.
Бросив артефакт по соседству с ножом, Таша задвинула ящик, в который раз покосилась в сторону окна – и, крепче завязав полотенце, растянулась прямо поверх шерстяного одеяла.
Когда донёсшиеся снизу удары часов возвестили о наступлении второго часа утра, Таша смотрела в потолок.
Она прикинулась спящей, когда в комнату прокралась Нирулин, чтобы сунуть высохшую одежду в шкаф. Таша оделась – сразу после её ухода – и в который раз попыталась уснуть. Получилось только снова погрузиться в круг мучительных домыслов, куда запропастился дэй, которого она бросила на растерзание рыцарям.
Я не волнуюсь, думала Таша. Абсолютно. Он ведь не может идти быстро.
…поэтому ты так сосредоточенно выщипываешь одеяло?
Пальцы судорожно скатывали выдранную шерсть в комки.
…с другой стороны, она ведь не ссаживала его с коня. И, судя по тому, как дэй разобрался с эйрдалями, бояться стоит скорее за рыцарей, чем за него. Хотя эйрдалей было всего двое, да и кого попало в гвардию Его Величества не берут…
Отшвырнув очередной комочек шерсти, Таша повернулась набок и уставилась на свечу: уже второй огонёк дрожал, готовясь утонуть в восковой лужице, пока малодушный голосок на задворках сознания снова шептал «кто он тебе». И «он тебе не друг, чтобы так за него переживать». И «если он не придёт, может, оно и к лучшему – ты ведь до сих пор толком и не знаешь о нём ничего»…
Когда Таша снова открыла верхний ящик тумбочки – со свечами – пальцы ощутили деревянную пустоту.
Сердце ёкнуло, предвосхитив шипение гаснущего огня.
Нет, только не…
Темнота навалилась удушливой массой, погребая под толщей непроглядного чёрного кошмара. Спотыкаясь, Таша подбежала к окну; распахнула ставни, высунулась наружу, позволив дождю коснуться лица лёгкими холодными пальцами. Опершись ладонями на каменный подоконник, наконец смогла выдохнуть – пятна света, расплывшиеся на земле внизу, отрезвили её.
Он спас меня, сказала Таша трусливой спорщице в своей голове. И Лив. Мы у него в долгу. Это всё, что имеет значение.
И теперь…
Повернуться лицом к мраку, ждавшему за спиной, стоило ей дрожащих рук и тошноты, подкатившей к горлу. Хотя это было неважно. Важно было то, что где-то в беде остался единственный человек, который помог ей, когда не помог бы никто. Благодаря которому она не осталась абсолютно одна – с болью и бедами, которых хватило бы на десятерых.
Поэтому, глотнув воздуха, словно перед нырком, Таша подбежала к шкафу, выдернула оттуда плащ…
И, рванув дверь на себя, с разбегу ткнулась лбом в складки чёрной накидки.
– И почему вы до сих пор не спите?
Мягкий вопрос и вопросительный лучистый взгляд заставили Ташу растерянно попятиться в ненавистную темноту.
– А… я… по делам. – Она впилась глазами в освещённый проём за спиной дэя, глубоко дыша – прекрасно понимая, как жалки её попытки врать чтецу. – Вы… всё в порядке?
– К сожалению, преследователей нашего найдёныша защитили от чтения лучше, чем я думал. Я не сумел сбить их со следа. Впрочем, меня они не заметили, а не найдя мальчика в лесу, отступили. В любом случае мы выиграли время.
– И почему вы… так долго?..
– Моя рана недвусмысленно давала о себе знать. Видимо, сырость. Хотя вы сами говорили, что прогуляться под дождём неплохо, тем более когда знаешь, что в конце пути тебя ожидает пища и кров – а если б я бежал, это уже не было бы прогулкой… – Арон вошёл в комнату, впуская внутрь свет из коридора, позволив Таше вдохнуть капельку свободнее. – По прибытии мне посчастливилось натолкнуться на вашу служанку. Мне доложили, что вы благополучно спите. Я заглянул в таверну: счёл невежливым будить вас звоном посуды. Посидел у камина, решив дождаться, пока высохнет моя одежда… и вот я здесь.
Таша всматривалась в тени на его лице.
– Дайте пройти, – прошелестела она затем.
– Таша…
– Дайте. Пройти.
Когда дэй посторонился, стрелой вылетела в коридор и побежала, куда глаза глядят.
В тот момент они глядели на лестницу: та изгибалась двумя пролётами, ограждёнными витыми шершавыми столбиками неполированного камня. Правда, уже на третьей ступеньке Таша поняла, что спускаться в холл и наткнуться на кого-нибудь ей хочется меньше всего – и, покрутившись бешеным волчком, села прямо у перил, обняв руками колени.
Спустя момент на ту же ступеньку беззвучно опустилась шёлковая тень.
Некоторое время оба молчали.
– Таша, простите, я не…
– Вы сказали, что не знаете, хороший ли я человек. – Таша говорила чуть громче шёпота, на грани между голосом и безмолвием. – А теперь знаете?
Сквозь частокол каменных перил она смотрела на часы в холле, укоризненно тикавшие бронзовым маятником.
– Вы думаете иначе?
Она могла бы просто сказать «вам это и так известно». Кому, как не чтецу, сидевшему с ней бок о бок, могло быть это известно.
Кому, как не дэю, она могла исповедоваться в том, в чём не могла исповедоваться никому и никогда.
– Я эгоистка. Я успокаивала себя тем, что вы никто для меня. Вы спасли меня, вы помогли мне, а я думала, что, может, будет лучше, если вы не вернётесь. Вы вернулись, а я разозлилась, что вы заставили меня напрасно волноваться.
Она сама не знала, почему говорит это. Здесь, сейчас, так легко. Ей не свойственна была откровенность – по многим причинам. Включая ту, что от откровенности её отучали с детства.
Может, именно поэтому слова сами рвались наружу, пользуясь единственной возможностью быть высказанными тому, кто и так их знает. Для кого они всяко не стали бы неприятным открытием.
– Я лгунья, – продолжила Таша, не дождавшись ответа. – Я вру всю свою жизнь. Тем, кого больше всех люблю. Сестре. Другу. Маме. Даже маме я не могла сказать всего, что думаю, потому что она никогда не простила бы мне этого. Если бы Гаст узнал, кто я, он отвернулся бы от меня. Если бы Лив узнала, кто я… может, и не отвернулась бы. Она храбрая, может не испугаться оборотней. Но обиделась бы, что мы с мамой не сказали ей раньше. – Смешок, сорвавшийся с её губ, больше походил на хрип. – Это не очень легко: жить и знать, что никто и никогда не примет тебя таким, какой ты есть. Не примет всего тебя.
Арон молчал. Не в силах дальше созерцать гнетуще пустой холл, Таша повернула голову, чтобы встретить его взгляд: долгий, пристальный, странный. Будто то, на что он смотрел, причиняло дэю почти боль.
– Что? – сказала она, всплеск отчаяния спрятав за вызовом.
– Вы напомнили мне… кое-кого, кого я знал очень давно. – Арон поднял руку, чтобы сухими пальцами коснуться её лба. Начертал на коже три короткие пересечённые линии: благословение, заканчивавшее исповедь, отпускавшее грехи. – Вы хороший человек, Тариша Фаргори. Один из лучших, которых я видел за свою немаленькую жизнь. – Он осторожно, неторопливо встал – чтобы, протянув ей обе руки, помочь подняться. – Другой не сорвался бы в ночь спасать почти незнакомца.
Сколько они ехали – час, больше?
Сколько нужно времени, чтобы пройти эту дорогу пешим?..
– Свечи в верхнем ящике тумбочки, – доложила Нирулин, возвращая мальчишку в постель. Таша отвернулась, даже несмотря на то, что найдёныша запеленали в полотенце не хуже грудного младенца. – Ещё что-нибудь?
– Как наша одежда?
– Принесу, как высохнет. – Сменив полотенце одеялом и обложив мальчишку приготовленными грелками, Нирулин удовлетворённо выпрямилась. – С ужином закончили?
Забрав поднос с опустевшей тарелкой, Ташу оставили наедине со спящими – и, подвинув стул к кровати мальчишки, она как следует рассмотрела причину отсутствия Арона.
Мирно посапывающая причина оказалась белокожей, слегка конопатой. Мокрые тёмные вихры липли к тонкому личику с почти девчачьими чертами, длине ресниц позавидовали бы многие прекрасные лэн. Парнишка казался не старше Таши – и очень, очень безобидным.
И чем только он насолил королевским рыцарям?..
Таша вновь посмотрела в окно. Подперев подбородок рукой, прислушалась.
…дождь, сонное сопение Лив и мальчишки, шаги, разговоры, деловитые крики откуда-то со двора…
…тьфу, и не стыдно им этим за соседней стеной заниматься?
Голоса Арона, который она так надеялась услышать, не прозвучало – и, нервно потеребив край своего полотенца, Таша встала.
Нечего сидеть у окошка по образу и подобию пленной принцессы. Лучше уж мокрую сумку разобрать.
Хлеб отправился на выброс, как и вымокшее мясо. Перчатки Таша кинула на стол – просушить. Гербовые печати Бьорков и Морли вместе с другими украшениями покоились в мокром бархатном чехле; вытаскивать их Таша не решилась, так что сунула в ящик тумбочки, как есть. Кошель и нож легли туда же.
Осталось последнее.
Бросив на пол опустевшую сумку, Таша повертела в руках оставленное наёмниками зеркало.
То, что зеркала – не игрушки и не безделушки, в Аллигране поняли давно. С помощью зеркал общались, шпионили, перемещались в пространстве и даже убивали. До недавних пор всё это было доступно лишь магам да знати, которая могла позволить себе покупку магических зеркал; но потом на троне оказался Его Величество Шейлиреар, и он отдал приказ организовать в крупнейших городах зеркальных дел конторы.
К примеру, так называемые «двусторонние зеркала» были известны давно. Парные зеркальца, соединённые чарами, служили надёжнейшим средством связи. Отдав одно из них другу, а второе оставив себе, достаточно было посмотреть в своё и позвать владельца другого, чтобы он проявился в твоём зеркале, а ты – в его. Естественно, такие зеркала внедрили в конторы: обратившись в любую из них, ты мог за считаные медяки связаться с филиалом на другом конце королевства. Нужно передать кому-то срочную весточку? Пожалуйста, диктуй текст для передачи – и спустя пару часов твоё сообщение опустят в почтовый ящик адресата, записанное на бумажном квитке.
Потом конторы позволили людям путешествовать. Заплатив разумную сумму в серебряных князьях, клиент отправлялся в зал, где на стенах отражали друг друга тридцать шесть зеркал: порталы в тот или иной город Срединного королевства. Шагнув в одно из них, выходил ты уже в другой конторе. Выход мог располагаться хоть за тысячу вёрст от входа. Груду вещей с собой, конечно, не возьмёшь, дозволяли брать лишь то, что можешь нести в руках, – так что обозы, кареты и экипажи продолжали исправно бороздить аллигранские дороги. Но быстрые и комфортные зеркальные путешествия пользовались всё большим успехом.
Три года назад Его Величество шагнул ещё дальше. Парочка новых реформ, финансирование исследований, которые позволили упростить и удешевить производство, привилегии магам-зеркальщикам – и двусторонние зеркала упали в цене так, что купить их теперь могли и зажиточные крестьяне. Таша до сих пор помнила цитату из королевской речи в новостном листке: «Каждая мать должна иметь возможность всегда связаться с ребёнком, как и жена – с мужем». А потом те же умники-зеркальщики придумали, как сделать двусторонние зеркала многосторонними, и связываться отныне можно было не только с владельцем единственного парного зеркала, а со всеми владельцами таких же зеркал по всей Долине… Правда, на эту диковинку цена пока ощутимо кусалась, но король обещал над этим работать.
И ведь работал. За годы его правления (некоторые отсчитывали их с момента, как Шейлиреар занял пост Советника по финансовым делам) королевство шагнуло вперёд больше, чем за пару предыдущих веков. Прогресс ведь как снежный ком: достаточно чуть подтолкнуть, придать направление, и вот он уже мчится с горы, с каждым моментом набирая ход, пожирая снег у себя на пути, обращая его в собственную толщину…
…серые глаза, чёрный сюртук, яблоко в карамели, фонтан на рыночной площади…
Непрошеные воспоминания сами всплыли перед глазами – но сейчас думать о той встрече, когда Таша первый и единственный раз воочию увидела короля, не хотелось.
В общем, оставалось понять, что за зеркало угодило к ней в руки. Магическое, это ясно, но какое? Двустороннее? Многостороннее? «Наблюдатель» – шпионская безделушка, которая показывает происходящее в любой точке Долины?..
Таша пробежалась кончиками пальцев по холодному золоту крышки и затейливым завиткам рунной гравировки. Открыла зеркальце, пытаясь поймать в отражении пламя свечи и бросить на стену зайчик, но поймался мрак тёмного угла – и из неровно-серого почему-то отразился непроглядным, липким, всепоглощающим…
…словно виденным где-то – не наяву…
Подчиняясь резкому движению пальцев, зеркальце захлопнулось с тихим щелчком.
Ладно. Если хочешь разобраться в природе такой вещи, всяко лучше доверить это специалистам. На знаменитом Подгорном рынке наверняка сыщется кто-то, кто смыслит в зеркалах побольше неё.
Оставалось дождаться времени, когда он откроется, и не спятить от беспокойства.
Бросив артефакт по соседству с ножом, Таша задвинула ящик, в который раз покосилась в сторону окна – и, крепче завязав полотенце, растянулась прямо поверх шерстяного одеяла.
Когда донёсшиеся снизу удары часов возвестили о наступлении второго часа утра, Таша смотрела в потолок.
Она прикинулась спящей, когда в комнату прокралась Нирулин, чтобы сунуть высохшую одежду в шкаф. Таша оделась – сразу после её ухода – и в который раз попыталась уснуть. Получилось только снова погрузиться в круг мучительных домыслов, куда запропастился дэй, которого она бросила на растерзание рыцарям.
Я не волнуюсь, думала Таша. Абсолютно. Он ведь не может идти быстро.
…поэтому ты так сосредоточенно выщипываешь одеяло?
Пальцы судорожно скатывали выдранную шерсть в комки.
…с другой стороны, она ведь не ссаживала его с коня. И, судя по тому, как дэй разобрался с эйрдалями, бояться стоит скорее за рыцарей, чем за него. Хотя эйрдалей было всего двое, да и кого попало в гвардию Его Величества не берут…
Отшвырнув очередной комочек шерсти, Таша повернулась набок и уставилась на свечу: уже второй огонёк дрожал, готовясь утонуть в восковой лужице, пока малодушный голосок на задворках сознания снова шептал «кто он тебе». И «он тебе не друг, чтобы так за него переживать». И «если он не придёт, может, оно и к лучшему – ты ведь до сих пор толком и не знаешь о нём ничего»…
Когда Таша снова открыла верхний ящик тумбочки – со свечами – пальцы ощутили деревянную пустоту.
Сердце ёкнуло, предвосхитив шипение гаснущего огня.
Нет, только не…
Темнота навалилась удушливой массой, погребая под толщей непроглядного чёрного кошмара. Спотыкаясь, Таша подбежала к окну; распахнула ставни, высунулась наружу, позволив дождю коснуться лица лёгкими холодными пальцами. Опершись ладонями на каменный подоконник, наконец смогла выдохнуть – пятна света, расплывшиеся на земле внизу, отрезвили её.
Он спас меня, сказала Таша трусливой спорщице в своей голове. И Лив. Мы у него в долгу. Это всё, что имеет значение.
И теперь…
Повернуться лицом к мраку, ждавшему за спиной, стоило ей дрожащих рук и тошноты, подкатившей к горлу. Хотя это было неважно. Важно было то, что где-то в беде остался единственный человек, который помог ей, когда не помог бы никто. Благодаря которому она не осталась абсолютно одна – с болью и бедами, которых хватило бы на десятерых.
Поэтому, глотнув воздуха, словно перед нырком, Таша подбежала к шкафу, выдернула оттуда плащ…
И, рванув дверь на себя, с разбегу ткнулась лбом в складки чёрной накидки.
– И почему вы до сих пор не спите?
Мягкий вопрос и вопросительный лучистый взгляд заставили Ташу растерянно попятиться в ненавистную темноту.
– А… я… по делам. – Она впилась глазами в освещённый проём за спиной дэя, глубоко дыша – прекрасно понимая, как жалки её попытки врать чтецу. – Вы… всё в порядке?
– К сожалению, преследователей нашего найдёныша защитили от чтения лучше, чем я думал. Я не сумел сбить их со следа. Впрочем, меня они не заметили, а не найдя мальчика в лесу, отступили. В любом случае мы выиграли время.
– И почему вы… так долго?..
– Моя рана недвусмысленно давала о себе знать. Видимо, сырость. Хотя вы сами говорили, что прогуляться под дождём неплохо, тем более когда знаешь, что в конце пути тебя ожидает пища и кров – а если б я бежал, это уже не было бы прогулкой… – Арон вошёл в комнату, впуская внутрь свет из коридора, позволив Таше вдохнуть капельку свободнее. – По прибытии мне посчастливилось натолкнуться на вашу служанку. Мне доложили, что вы благополучно спите. Я заглянул в таверну: счёл невежливым будить вас звоном посуды. Посидел у камина, решив дождаться, пока высохнет моя одежда… и вот я здесь.
Таша всматривалась в тени на его лице.
– Дайте пройти, – прошелестела она затем.
– Таша…
– Дайте. Пройти.
Когда дэй посторонился, стрелой вылетела в коридор и побежала, куда глаза глядят.
В тот момент они глядели на лестницу: та изгибалась двумя пролётами, ограждёнными витыми шершавыми столбиками неполированного камня. Правда, уже на третьей ступеньке Таша поняла, что спускаться в холл и наткнуться на кого-нибудь ей хочется меньше всего – и, покрутившись бешеным волчком, села прямо у перил, обняв руками колени.
Спустя момент на ту же ступеньку беззвучно опустилась шёлковая тень.
Некоторое время оба молчали.
– Таша, простите, я не…
– Вы сказали, что не знаете, хороший ли я человек. – Таша говорила чуть громче шёпота, на грани между голосом и безмолвием. – А теперь знаете?
Сквозь частокол каменных перил она смотрела на часы в холле, укоризненно тикавшие бронзовым маятником.
– Вы думаете иначе?
Она могла бы просто сказать «вам это и так известно». Кому, как не чтецу, сидевшему с ней бок о бок, могло быть это известно.
Кому, как не дэю, она могла исповедоваться в том, в чём не могла исповедоваться никому и никогда.
– Я эгоистка. Я успокаивала себя тем, что вы никто для меня. Вы спасли меня, вы помогли мне, а я думала, что, может, будет лучше, если вы не вернётесь. Вы вернулись, а я разозлилась, что вы заставили меня напрасно волноваться.
Она сама не знала, почему говорит это. Здесь, сейчас, так легко. Ей не свойственна была откровенность – по многим причинам. Включая ту, что от откровенности её отучали с детства.
Может, именно поэтому слова сами рвались наружу, пользуясь единственной возможностью быть высказанными тому, кто и так их знает. Для кого они всяко не стали бы неприятным открытием.
– Я лгунья, – продолжила Таша, не дождавшись ответа. – Я вру всю свою жизнь. Тем, кого больше всех люблю. Сестре. Другу. Маме. Даже маме я не могла сказать всего, что думаю, потому что она никогда не простила бы мне этого. Если бы Гаст узнал, кто я, он отвернулся бы от меня. Если бы Лив узнала, кто я… может, и не отвернулась бы. Она храбрая, может не испугаться оборотней. Но обиделась бы, что мы с мамой не сказали ей раньше. – Смешок, сорвавшийся с её губ, больше походил на хрип. – Это не очень легко: жить и знать, что никто и никогда не примет тебя таким, какой ты есть. Не примет всего тебя.
Арон молчал. Не в силах дальше созерцать гнетуще пустой холл, Таша повернула голову, чтобы встретить его взгляд: долгий, пристальный, странный. Будто то, на что он смотрел, причиняло дэю почти боль.
– Что? – сказала она, всплеск отчаяния спрятав за вызовом.
– Вы напомнили мне… кое-кого, кого я знал очень давно. – Арон поднял руку, чтобы сухими пальцами коснуться её лба. Начертал на коже три короткие пересечённые линии: благословение, заканчивавшее исповедь, отпускавшее грехи. – Вы хороший человек, Тариша Фаргори. Один из лучших, которых я видел за свою немаленькую жизнь. – Он осторожно, неторопливо встал – чтобы, протянув ей обе руки, помочь подняться. – Другой не сорвался бы в ночь спасать почти незнакомца.