– Завидую, что тебе чуть больше двадцати и тебя ждет прекрасная жизнь, если ты не потратишь ее впустую.

Какое-то время мы молчали.

– Ты тоже прожила хорошую жизнь.

– На моих похоронах так скажешь, – ответила я с горькой улыбкой.

– Я не хотел…

– Я знаю, – перебила его. – Знаю, что не хотел.

И снова замолчала. В голове вертелось слишком много мыслей. Слова Игоря меня растревожили или, может, эта осень. А может, я просто знала, зачем еду, и понимала, что ждет меня впереди.

– Может, и хорошую. Если судить по количеству любовников, алкоголя, наркоты и развлечений, то хорошую.

Игорь посмотрел на меня с иронией своими карими, коровьими глазами, а потом широко улыбнулся.

– Я слышал кое-что.

– Всему свое время, Игорь, – не сразу ответила я. – Двадцать – это как раз тот возраст, когда алкоголь, вечеринки, разнузданный секс, даже немного дури – вещи вполне нормальные. А если ты мужик, то даже желательные.

– Почему мне мама такого не говорила? – театрально вздохнул Игорь.

– Потому что она этот возраст прозевала, а я из него так и не выросла. Не знаю, что хуже. В сорок дурь и алкоголь уже не в радость, и компанию для вечеринок найти трудно. А в пятьдесят вообще себя дурой чувствуешь, поэтому занимаешься этим в одиночку, чтобы никто не знал.

– Вечеринками и сексом? – Он ухмыльнулся, и я улыбнулась ему в ответ.

– К сожалению, вечеринки и секс в одиночку не получаются. А я в пятьдесят уже перестала нуждаться в других людях.

– Ну, а твоя работа как? Быть врачом, наверное, круто.

– А ты что изучаешь?

Я помнила, что за последние пару лет он мне не раз отвечал на этот вопрос. Он тоже помнил, потому осторожно пробормотал:

– Мехатронику в политехническом.

– Ага! – я задумалась. Понятия не имела, что это такое. – Знаешь, быть врачом тоже не сахар, – сказала я ему и опять замолчала.

Гинекологом я стала неожиданно. А в медицину так вообще попала случайно. Но, как ни странно, оказалась неплохим врачом. Хорошим ремесленником.

– Знаешь, как это случилось? Моя учеба должна была стать пропуском к лучшему будущему в лучшем месте. Еще в школе я решила во что бы то ни стало сбежать из нашего села. Стискивала зубы и зубрила, зубрила. Сидела за учебниками с утра до ночи, сначала в школе, потом в университете, а позже в интернатуре. Несколько лет подряд. Как закончила учебу – вернулась домой. Думала, что ненадолго, а осталась навсегда. Сначала ездила то в Быдгощ, то в Торунь, искала работу. Но если находились вакансии, то не могла найти жилье. Родители не могли меня содержать в большом городе. После каникул я пошла в нашу местную больницу узнать, можно ли к ним устроиться. Было место в гинекологии, и меня взяли. Там я и осталась. Потихоньку продвигалась по карьерной лестнице, сдавала экзамены на специализацию, получала посты и звания.

– Знаешь, врачами все восхищаются. Они лечат, жизни спасают, роды принимают.

– Ага… Вот только все это до задницы, – сказала я и замолчала, глядя в окно. Через минуту продолжила: – Я тоже долго думала, что врач это такая уважаемая профессия, прямо призвание! Жизненная миссия и все такое. Бред это все. Я верила в этот бред, долго верила. Думала, что ничего важнее в жизни нет. Спасала и лечила. Вырывала человеческие жизни из лап смерти, да еще и детей помогала в этот мир приводить. Считала себя доктором Юдымом[9] в нашей глуши, – добавила я и снова замолчала.

– А что случилось потом? – спросил Игорь.

– Потом случилось несчастье. И стало обыденным и привычным. Оказалось, нельзя спасти всех. Как и любой врач, я делала ошибки, а иногда просто не могла помочь. Одни женщины простились с жизнью из-за моих ошибок, другие умерли у меня на руках, а я ничего не могла сделать. Конечно, я спасла многих и помогла многим детям появиться на свет. Но сколько родов надо принять, чтобы искупить одну смерть? Сколько пациенток спасти? Сколько кровотечений остановить? Сколько опухолей удалить? Когда сравняется счет? Разве спасение двух жизней компенсирует одну смерть? – Я задавала вопросы в тишине, не ожидая ответа.

Мои глаза скользили по пятнам света, мелькающим вдалеке. Уже совсем стемнело, и только светящиеся окна далеких домов напоминали о том, что где-то существует жизнь. У их обитателей были свои радости и печали, свои заботы. Я вздохнула.

– Сначала ты просто все отрицаешь, потом пытаешься игнорировать, а если не удается, то делаешь вид, что это не имеет значения. Я научилась воспринимать смерть как должное, чтобы по утрам смотреть на себя в зеркало. Мне было все равно, удастся ли спасти пациента или он умрет у меня на руках. В конце концов, это была обычная работа, за которую платили деньги.

– А я думал, что работа – смысл твоей жизни.

– Была. И пока еще остается, – твердо сказала я.

– А с бабушкой тоже так было?

– С бабушкой? – повторила я растерянно. Не понравился мне его вопрос. – С бабушкой все было совсем по-другому.

Я старалась, чтобы мой тон означал: «Отцепись, сопляк».

– Потому мама с тобой столько лет не разговаривала?

– На то было много причин. Смотри лучше на дорогу.

Дальше мы ехали в тишине. Уже совсем стемнело, и машины на дороге стали попадаться чаще. Мы подъезжали к Варшаве.

– И что теперь, тетя? – вопрос Игоря прозвучал неожиданно громко в моем маленьком «ниссане».


– А что теперь, Игорь? – спросила я, не ожидая ответа.

Мы оба знали, что будет дальше.

– Игорь, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – спросила я, повернувшись к нему настолько, насколько позволяли ремни безопасности.

– Я? – Он на пару секунд задумался. – Просто хорошим человеком.

– Честолюбивые планы! – удивилась я.

– А ты, тетя? Кем хочешь быть?

– Я? – Я подумала немного и уверенно ответила: – Певицей!

Мы оба расхохотались.

– Спой мне, Анка!

– Хорошо, при условии, что ты сегодня со мной выпьешь.

– Ладно, но только сока.





Глава 28




Добрались мы с Игорем до Урсынова около семи. Он предупредил Магду с Робертом, что мы приедем. Зять засиял от счастья, когда меня увидел, а сестра обиженно надула губы. Оля аж подпрыгивала от радости.

– Тетя! – воскликнула она, увидев меня в дверях, и сразу вцепилась в мою ногу. Обняла ручками и крепко прижалась.

– Оля, подожди, дай войти. Я по тебе тоже соскучилась! – весело болтала я.

Сердце билось радостно. Не ожидала, что она меня так встретит. Я положила сумку на комод в коридоре. Роберт помог снять куртку, и наконец я смогла обнять девочку. Все повторяла:

– Оля! Моя Оля!

Я встала на колени, а девочка обхватила ручками мою шею. Снова я ощутила сладкий детский запах, о котором так скучала и который уже начал выветриваться из моего дома. На меня нахлынула волна чувств, которых я никогда раньше не испытывала. Сердце распирало грудную клетку, давление подскочило, и кровь бросилась в голову. Мне казалось, что я пьяна, хотя уже пару месяцев ни капли спиртного в рот не брала.

– Тетя! Моя! Моя! – повторяла Оля.

– Дай посмотреть на тебя, моя дорогая! Как ты выросла! – сказала я, отодвигая ее от себя на вытянутые руки.

Олин вид меня испугал. Сердце сжалось и заледенело. Я красноречиво взглянула на Роберта и Магду. Зять опустил глаза, а моя сестричка фыркнула и пошла вглубь дома. Начала демонстративно звенеть кастрюлями в кухне. Я взглянула на Игоря, и в его глазах прочитала: «Ну, я же говорил!»

Оля была такая худенькая. Я ощущала каждую ее косточку, а одежка, которую я хорошо помню, теперь висела на ней мешком. На худеньком личике глазищи казались еще больше, только теперь они были окружены синими кругами. На предплечьях я заметила глубокие царапины. Одни уже засохли и начали заживать, а другие были совсем свежими. Волосы поредели, а между ними виднелись небольшие лысинки, особенно над ушами и лбом. Кое-где я разглядела ранки, покрытые свежими струпьями. Оля носила подгузник.

– Боже, Оля, что случилось! – не смогла удержаться я.

Малышка искривила губки и прижалась ко мне.

– Роберт, что происходит?! – заорала я на него. Встала, но не могла ступить и шага, потому что Оля повисла на моей ноге и начала рыдать.

– Ты сейчас спрашиваешь, что происходит? – крикнула Магда с порога кухни.

– Магда, пожалуйста. Аня, давай поговорим об этом позже! – попробовал Роберт нас успокоить.

– Да что она о себе думает! Приехала тут и прикидывается доброй тетей! Где ты была, моя дорогая сестричка, когда мы тут чуть с ума не сошли? Где? – надрывалась Магда. – Водку хлестала? Это у тебя хорошо получается! Ты ведь пила и тогда, когда мама умерла!

– Ты посмотри, что с ребенком случилось после того, как она у тебя пожила немного! – завопила я в ответ. На меня нахлынуло бешенство. – Разве она так выглядела, когда ее у меня забирали? Худая, поцарапанная! Откуда это? Ты вообще видишь, как она выглядит? Хоть что-то замечаешь, кроме себя самой? Хочешь ее отдать? И месяц не выдержала! Справиться с ней не можешь!

– Сама говорила, что с ней не справляешься! Сколько раз ты звонила: «Верните мне мою жизнь!» Сколько раз повторяла! – вопила сестричка, передразнивая меня.

– Я ее не обижала.

– Думаешь, я это сделала? – Лицо Магды покраснело. – Ты серьезно думаешь, что я в этом виновата? О боже! Мое сердце! – воскликнула она, театральным жестом хватаясь за грудь.

– О господи, опять этот цирк! – орала я, махая руками.

– Боже, как больно! Роберт… принеси мои лекарства…