23 октября особенно ожесточенные бои развернулись в районе Воронцовки и Онгар-Наймана. Противник задействовал все огневые средства, имевшиеся в его распоряжении. Сильно работали шестиствольные минометы, и раз за разом повторяла налеты немецкая авиация. Воронцовка содрогалась от разрывов бомб и реактивных снарядов. Командир 172-й СД полковник Ласкин маневрировал своими скудными средствами, перебрасывая с места на место машины танкового полка и сосредотачивая на угрожаемых участках огонь немногочисленной артиллерии.

В этот день немцы опять попробовали обойти правый фланг дивизии и уже были близки к тому, чтобы прорваться к артиллерийским позициям. Командир 1-го дивизиона 340-го гаубичного полка майор Мирошниченко выдвинул свои батареи вперед, и гаубицы прямой наводкой ударили по наступающей немецкой пехоте. Крупнокалиберные снаряды со шрапнелью, имеющей большой радиус поражения, заставили немецкую пехоту откатиться назад.

Однако несколько левее немцы сумели охватить с флангов позицию роты 747-го полка, которой командовал совсем молодой лейтенант Плотников и рядом с которой находились артиллерийские орудия батареи лейтенанта Лукашева. Обойдя позиции, немцы открыли сильный огонь с флангов и с фронта и тут же перешли в наступление. Попав под перекрестный огонь, бойцы роты растерялись. Но оба лейтенанта, оказавшиеся единственными командирами на этом участке, сумели быстро сориентироваться в сложной ситуации.

По приказу Лукашева орудия батареи тут же были развернуты на прямую наводку в сторону флангов и открыли беглый огонь по наступающей пехоте, заставив ее прижаться к земле. Расчеты орудий, находясь вне укрытий, тоже несли потери от пулеметного и минометного огня. В условиях открытой местности бой превратился в своеобразную дуэль между пехотой и артиллерией. Дуэль, в которой все решало время, так как орудия находились в пределах досягаемости минометно-пулеметного и даже ружейного огня немецкой пехоты.

На места погибших артиллеристов подносчиками снарядов становились бойцы других служб, как это сделал фельдшер артдивизиона Филатов, и орудия продолжали вести непрерывный огонь. Немецкая пехота несла значительно большие потери, чем прикрытые хотя бы щитами орудий артиллеристы, и через десять минут боя не выдержала ведшегося по ней огня.

Пока артиллеристы отражали атаки противника на флангах, рота лейтенанта Плотникова вела огонь по пехоте, наступающей с фронта. После того как все огневые средства роты были сосредоточены против противника, наступающего с фронта, атака противника захлебнулась и здесь. Противник откатился назад, потеряв убитыми и ранеными на обоих флангах и в центре около ста человек.

К середине дня противник сосредоточил основные усилия в районе Воронцовки. Советские части, не выдержав постоянного давления противника и неся значительные потери от его огня, постепенно отходили назад. Юго-западная окраина деревни оказалась захвачена противником, но продвинуться дальше у немцев уже не хватало сил, поэтому они стали подтягивать к месту боя значительные резервы.

Однако практически ровная местность, на которой развернулись бои, доставляла противнику дополнительные трудности. Открытая степь не только простреливалась на много километров огнем артиллерии и пулеметов, она еще и хорошо просматривалась.

Немцы, в отличие от румын, ночных операций не любили, так как ночью основным видом боя становился ближний и становилось трудно реализовать свое превосходство в артиллерии и авиации. Неизбежной платой за подобную тактику в условиях Крыма стала потеря внезапности. Большая часть перемещений войск противника обнаруживалась заблаговременно, и советское командование успевало маневрировать огневыми средствами, вовремя стягивая их к угрожаемым участкам.

Своевременно была обнаружена и концентрация сил противника для удара по Воронцовке.

Артиллерийские наблюдатели 172-й стрелковой дивизии доложили, что к наиболее уязвимому месту в линии обороны дивизии — в район Воронцовки — из глубины расположения противника выдвигаются три колонны пехоты. Самое большее через час они могли достигнуть линии фронта. Было ясно, что подходившие резервы будут использоваться для развития наметившегося прорыва.

На таком удалении нанести удар по колоннам могла только артиллерия. Но в артиллерийском полку дивизии оставалось всего десять орудий.

Командир дивизии полковник Ласкин обратился к командующему оперативной группой генерал-лейтенанту Батову с просьбой направить под Воронцовку дивизион реактивных минометов, «чтобы сделать один-два залпа».

Реактивных снарядов дивизион имел мало, поэтому Батов, прежде чем дать согласие, уточнил обоснованность его применения:

— А есть ли там для дивизиона подходящие цели? Ведь он используется главным образом для массированных ударов по крупным скоплениям живой силы.

Ласкин доложил о трех приближающихся колоннах и о том, что через час они могут быть введены для развития образовавшегося прорыва обороны в направлении Воронцовки. Своим артогнем дивизия была в состоянии «накрыть» только одну колонну.

Выслушав доклад об обстановке, Батов сказал:

— Да-а, цели вроде бы подходящие. Хорошо, направляю к вам Черняка. Но вы сами-то видели работу эрэсов?

Ласкин ответил, что пока не приходилось, и тогда командующий предупредил его о том, что нужно подготовить личный состав частей, «иначе после залпа может возникнуть паника и среди своих».

Для такого предупреждения имелись все основания, так как удар «катюш» по деревне Асс вызвал в начале октября такую панику, что с поля боя разбежались обе стороны.

Получив распоряжение командующего, командир дивизиона майор Черняк, чтобы не терять время, воспользовался первой попавшейся под руку полуторкой и через пятнадцать минут прибыл на ней на КП дивизии. Ласкин показал ему три пехотные колонны, движущиеся к линии фронта. Черняк посмотрел на них невооруженным глазом, затем в бинокль и спросил, где проходит передний край дивизии. Узнав, что немецкие колонны находятся сейчас от него в полутора километрах, майор пришел к выводу, что применить реактивные минометы здесь нельзя:

— Пока мы изготовимся к пуску, немцы подойдут совсем близко. Бить нельзя, рядом свои.

Ласкин, положение которого было безвыходным, принялся убеждать командира дивизиона, что колонны еще очень далеко от переднего края, что они движутся медленно и что бойцы, укрытые в окопах, находятся в полной безопасности.

— Ну хорошо, — согласился Черняк, понимая, что на переговоры только тратится драгоценное время. — По какой колонне бить?

— По средней.

Средняя колонна ближе других подошла к переднему краю, и Черняк предложил накрыть левую, которая все-таки была подальше.

После этого Ласкин отбросил реверансы и, не вспоминая больше о безопасности бойцов, прямо сказал, что средняя колонна «держит направление на участок, где немцы вклинились в нашу оборону. Если резерв успеет здесь войти в бой, то вся оборона дивизии может рухнуть».

После таких аргументов Черняк прекратил возражать и, не говоря больше не слова, лишь снова взглянул в бинокль на колонну, показал рукой район, откуда дивизион будет производить пуск, и, сев в машину, полным ходом помчался в расположение дивизиона.

Так как сил дивизиона не хватало на все три колонны, 340-му гаубичному артполку был дан приказ накрыть огнем левую. Гаубичный полк изготовился к ведению огня раньше, чем реактивные минометы, и так как о необходимости синхронного удара по противнику его командование никто не предупредил, нанес удар, не дожидаясь, пока «катюши» развернутся на огневой позиции. Левая колонна противника оказалась частично уничтожена, частично рассеяна.

На КП 172-й СД с тревогой наблюдали за ходом боя под Воронцовкой, опасаясь, как бы средняя колонна не развернулись до удара Черняка. Колонна действительно уже начала рассредоточение. Но майор Черняк, уже обладавший некоторым опытом в нанесении подобных ударов, после того как гаубичный полк начал обстрел противника, понял, что противник начнет разворачиваться. Майор пошел на определенный риск и приказал дивизиону открыть огонь, не развернувшись в полноценный боевой порядок.

Машины быстро выстроились в цепочку с малыми интервалами между пусковыми установками и открыли огонь. На это ушло около пяти минут. Колонна противника, уже начавшая расчленяться, не успела развернуться в рассыпные порядки, и большая ее часть оказалась накрыта попаданиями реактивных снарядов. По воспоминаниям Ласкина, после залпа «катюш» на несколько мгновений по всей линии фронта прекратилась стрельба — настолько внимание обеих сторон оказалось привлечено залпом реактивных минометов.

После залпа дивизион обнаружил себя в большом облаке пыли и дыма, поднявшихся на месте залпа. Если бы противник успел в этот момент нанести удар по не рассредоточившимся машинам, потери были бы очень большими, возможно, был бы уничтожен и весь дивизион. Но расчеты пусковых установок тоже знали об этой опасности и не теряли драгоценного времени. Через две-три минуты все машины покинули огневую позицию и отошли в укрытия, на случай если противник вызовет авиацию.

Определить степень поражения колонны противника сразу было невозможно, так как немецкая пехота прижалась к земле. Ласкин запросил по телефону командиров полков. На выяснение результатов удара ушло время, но затем наблюдатели доложили, что в центре немецкой колонны с земли не поднялся ни один человек.

Две остальные колонны, в том числе и обстрелянная гаубичным огнем левая, в мгновение ока от греха подальше рассыпались по всему полю. Больше до конца дня противник на этом участке уже не атаковал, целиком занять Воронцовку ему так и не удалось.

Не решаясь больше атаковать Воронцовку в лоб, немцы попытались обойти деревню с севера. Но переправа хорошо простреливалась с окраин деревни, на которые в критический момент тоже были выкачены полевые орудия. Однако, чтобы отбросить противника, в бой пришлось ввести последние резервы. Начальник штаба оперативной группы полковник Федяшев вынужден был взять в штабе группы взвод связи и два пулемета, предназначенные для обороны штаба. Командуя этой группой, Федяшев получил при отражении атаки противника ранение в ногу и был эвакуирован в Симферополь.

Во второй половине дня 14 Пе-2 в сопровождении 32 истребителей снова бомбили немецкие войска на Перекопском направлении. Ими было уничтожено до четырех рот пехоты и пять автомашин. Разрывами бомб была накрыта автоколонна противника; в воздушном бою был сбит один Ме-109. Собственные потери группы составили два Пе-2.


Фрайдорфская группа истребителей, действуя по вражеским войскам на Перекопском направлении, произвела 77 самолетовылетов. В воздушном бою были сбиты три Ме-109. Не вернулись с задания четыре И-5 и один Як-1.

В 16 часов 40 минут командир Тендровского боевого участка сообщил начальнику штаба ЧФ, что в районе села Демерджи — мыса Аджияск обнаружены семь больших транспортов в охранении трех эскадренных миноносцев, шедших курсом 135°.

По тем же данным, в 17 часов 50 минут голова колонны транспортов находилась на норд от оконечности Кинбурнской косы, а хвост — между островом Березань и береговой чертой. Колонна шла курсом на ост.

Этому сообщению суждено было изменить дальнейший ход событий, и, возможно, оно стало в чем-то роковым для всей обороны Крыма. Появление транспортов противника могло означать высадку крупного десанта под Севастополем, который в эти дни был практически беззащитен. Получив доклад командира участка, только что назначенный командующим войсками Крыма вице-адмирал Левченко решил не рисковать своим последним крупным оперативно-тактическим резервом, каковым, по сути, на протяжении всей обороны острова являлся 9-й корпус. В бой на Ишуньских позициях решено было ввести лишь части Приморской армии.





Авиация




Воздушный щит




Развернутая в Крыму группировка наземных войск не имела собственной авиации, что существенно снижало ее боевые возможности. Считалось, что для прикрытия полуострова достаточно воздушных сил Черноморского флота. А они действительно были немалыми. Флот имел в своем распоряжении семь авиационных полков, десять отдельных эскадрилий и два авиаотряда.

Большая часть этих сил была сосредоточена в Крыму, где развернули два истребительных и два бомбардировочных авиаполка. На аэродромах полуострова находилось около 130 бомбардировщиков и 200 истребителей.

Оба истребительных авиаполка, базировавшихся на полуострове, 8-й и 32-й, были организационно подчинены начальнику района ПВО Главной базы Черноморского флота. Они выполняли задачи по прикрытию главной базы и не готовились для поддержки наземных войск.

Истребительные полки были вооружены в основном устаревшими истребителями И-16 и И-153. Правда, в 32-м ИАП имелись 12 истребителей МиГ-3. Этот полк, 1-я эскадрилья которого была частично перевооружена новыми истребителями, являлся и наиболее боеспособным. Часть его эскадрилий предназначалась для ночных действий и имела достаточную для выполнения таких задач подготовку.

8-й ИАП был значительно менее боеспособным. Он был сформирован относительно поздно, в конце 1939 года, и дважды подвергался чувствительным реорганизациям. В 1940 году из состава полка была выведена 5-я эскадрилья, которую передали в распоряжение командира Керченской ВМБ. Новую эскадрилью начали формировать лишь в феврале 1941 года. Перед самой войной, в начале июня, из состава полка изъяли еще одну эскадрилью — третью. Она вошла в состав 3-го учебно-резервного авиаполка.

В 1-й и 2-й эскадрильях полка подавляющее большинство пилотов только что окончило авиаучилища и было способно летать лишь в простых условиях. Они имели в среднем лишь по 7 часов налета. При этом они вообще не прошли практической подготовки по боевому применению оружия. Лишь 30 % пилотов имели необходимый уровень подготовки. При этом из 49 пилотов обоих полков, обладавших значительным опытом, в 8-м ИАП находилось только 14.

Авиационная техника в истребительных полках была не только устаревшей, но и разнотипной. Помимо И-16, на вооружении также состояли истребители И-15 бис и И-153. Это сильно затрудняло эксплуатацию имеющегося парка и его боевое применение.

Помимо низкого уровня подготовки пилотов и слабости материально-технической базы, у морской авиации при прикрытии Крыма с суши возникали и другие проблемы, связанные со спецификой ее основных задач.

Основные аэродромы базирования морской авиации находились в районе Севастополя и юго-восточнее его. Это облегчало ведение действий по прикрытию главной базы флота, но крайне затрудняло ведение боевых действий в районе перешейков.

Ни бомбардировочная, ни истребительная авиация не готовились к штурмовым действиям по наземным целям. Ударная авиация отрабатывала лишь бомбовые удары с горизонтального полета по кораблям и военно-морским базам противника. Истребители же готовились только к перехвату бомбардировщиков противника и бою с прикрывающими их истребителями. Большинство из них вообще не имело бомбодержателей или узлов подвески реактивных снарядов. В составе авиации ЧФ также не было ни одного специального штурмового подразделения.

После начала войны ситуация начала несколько меняться к лучшему. В полки стала в значительных количествах поступать новая техника. Флот получил 40 истребителей Як-1 и 7 ЛаГГ-3.

Однако новая техника не была сконцентрирована в один кулак, а была равномерно распределена по всем трем полкам 62-й истребительной авиабригады. Это создало дополнительные трудности в их эксплуатации, снабжении запчастями и боевом применении.

Из-за различия в летных характеристиках самолеты разных типов с трудом взаимодействовали друг с другом во время боя.

Война изменила характер задач, ставящихся перед флотской авиацией, но поддержка наземных войск в их круг по-прежнему не вошла. Часть истребителей была переключена на противовоздушную оборону важных объектов полуострова, другая — на охрану конвоев между Севастополем и Одессой.

Бомбардировочная авиация совершала многочисленные рейды вглубь румынской территории. Воздушное прикрытие в таких операциях отсутствовало, и не приспособленные для выполнения таких задач полки несли большие потери. Полки 63-й бомбардировочной авиабригады потеряли до конца июля 42 машины. Однако большую часть этих потерь удалось компенсировать поступлением 18 пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и 12 СБ.

Понесли потери и истребительные полки. К концу августа в них осталось около 2/3 машин. По мере продвижения противника на восток ожесточение боев на прибрежном театре все более нарастало. Истребителям флота пришлось начать штурмовать наземные войска противника. Не имея соответствующей подготовки, они несли тяжелые потери. К началу сентября 9-й ИАП, активно действовавший на прикрытии наземных войск за пределами Крыма, потерял 51 истребитель и был отведен с фронта для переформирования.

Два оставшихся полка 62-й истребительной авиабригады, оборонявшие воздушное пространство Крыма и прикрывавшие главную базу флота, понесли меньшие потери. Но при переносе боевых действий на полуостров самостоятельно решить задачи по его прикрытию они бы не смогли. Поэтому в августе наконец было принято решение о создании собственных ВВС 51-й армии.

В их состав прежде всего был передан уже базировавшийся в Крыму 21-й дальнебомбардировочный полк, что само по себе являлось далеко не лучшим решением. Полк не был предназначен для выполнения задач непосредственной поддержки войск, что неизбежно должно было привести к большим потерям. Кроме него, в состав ВВС армии было передано два истребительных полка — 182-й и 247-й. Оба они были укомплектованы новой техникой и имели боевой опыт.

Прибывший 22 августа 187-й ИАП располагал 27 МиГ-3, однако его пилоты не имели боевого опыта. Но к моменту начала боев за перешейки полк уже успел его приобрести, так как ему сразу же пришлось принять участие в штурмовках немецких войск на Днепре. 6 сентября в Крым перелетел еще один истребительный полк — 247-й. Его летчики уже имели боевой опыт, который приобрели в первые недели войны.

Создание собственных армейских ВВС значительно усилило противовоздушную оборону полуострова. В целом по сравнению с предвоенным периодом численность авиации, непосредственно прикрывавшей Крым, значительно изменилась. Количество истребительных полков удвоилось. Изменился и их качественный состав. Часть из них была перевооружена современной техникой. Летный состав приобрел опыт выполнения различных боевых задач. Крымские летчики были способны как наносить удары по наземным войскам врага, так и защищать свои части от налетов вражеской авиации.

Но в целом предвоенные недостатки в организации и оснащении ВВС, а также в летной подготовке полностью преодолеть не удалось.

В частях по-прежнему не было штурмовых подразделений. Имевшаяся бомбардировочная авиация была мало приспособлена для действий в качестве фронтовой. Состав истребительных полков по-прежнему был разнороден, и новые машины по-прежнему приходилось использовать совместно с устаревшими. В условиях превосходства противника в живой силе и технике эти слабости порой приобретали критическое значение.





Фрайдорфская авиагруппа (14–19 сентября)