– Трупах? Каких трупах? – оживилась Елисеева. – Боже мой, какой шарман, я что, попала в настоящий детектив?
– Таточка, ты только не подумай, что Россия – бандитская страна, – не на шутку всполошилась мама, – это просто совпадение. Молодой человек расследует дело об убийстве. В лесу нашли труп, а при нем сколок работы Таты Елисеевой, твоей тезки и прабабушки.
– Ско-лок? – не поняла гостья. – Прошу прощения, но я не знаю это русское слово.
– Ах, боже мой, Снежинка, покажи!
– Нет уж, сначала кормим, потом показываем, – мстительно сообщила Снежана. – Татьяна Алексеевна, сколок – это рисунок, по которому плетется кружевной узор, я вам потом покажу.
– ОК, то есть хорошо, – согласилась пожилая родственница. – Но рассказывайте сейчас!
Под борщ Снежана быстро ввела ее в курс дела, дав возможность Зимину спокойно поесть, и только потом передала ему слово. Мама убирала со стола тарелки, накладывала второе – пюре и котлеты, ставила на стол миску с овощным салатом и тоже внимательно слушала.
Зимин быстро, но толково и довольно подробно поведал трем женщинам о беседе со странным жителем деревни Фетинино Иваном Петровичем Некипеловым, который опознал в убитой женщине некую Дарью Степановну Бубенцову и как заведенный талдычил о каком-то предке каторжнике и оставленном им дневнике.
Снежана слушала внимательно, у нее даже волоски на руках поднялись дыбом: во всем, что говорил Зимин, крылась какая-то тайна, касавшаяся, она чувствовала, ее лично. Мама тоже внимала гостю, напряженно сдвинув брови, что было для нее признаком особого интереса, а Татьяна Алексеевна даже рот приоткрыла и шевелила губами. Как вдруг поняла Снежана, она повторяла некоторые трудные для себя слова, чтобы лучше понимать быструю русскую речь. Может, не врет, и она правда иностранка?
– И как к этой самой Бубенцовой попал Таточкин сколок? – спросила Елисеева, когда Зимин наконец умолк.
– Именно это я и хотел попросить вспомнить Ирину Григорьевну и Снежану, – пожал плечами тот. – Бубенцова совершенно точно имела какую-то связь с вашей семьей, и мне хотелось бы понять, какую именно.
– Но зачем? – воскликнула мама. – Если убийца этот ваш Некипелов, то, скорее всего, он убил эту бедняжку по каким-то своим личным мотивам. Какое это имеет отношение к кружевному сколку?
– Во-первых, Некипелов в убийстве не признается. Твердит, что в последний раз видел Бубенцову живой и невредимой, и никаких улик, которые бы доказывали его причастность к убийству, у нас нет. Ничего, кроме этого кружевного рисунка. Во-вторых, если рисунок оказался единственным найденным при жертве предметом, то, с большой долей вероятности, это что-то да значит. А рисунок ведет к вам, дорогие дамы, хотите вы этого или нет.
– Не хотим, – мрачно сообщила Снежана.
– Почему, это же настоящий детектив! – всплеснула руками мама. – Я уже практически чувствовала, как от меня исходит противный запах нафталина, а тут такой шанс встряхнуться и проветриться. Правда, Тата?
– Пожалуй, правда, – согласилась гостья. – Отправляясь в Россию, я даже не гадала, что попаду в такое роскошное приключение. Мало того, что я нашла вас, так у меня еще есть шанс узнать какую-то тайну из прошлого моей семьи! Это замечательно.
Зимин смотрел на них во все глаза, словно две старые женщины внезапно сошли с ума. Пожалуй, Снежана его понимала.
– Мама, Татьяна Алексеевна, – начала она, и ее голос звучал строго, – раз уж вам так нравится вся эта ситуация, то давайте постараемся принести пользу следствию. Я совершенно точно никогда в жизни не слышала о Дарье Степановне Бубенцовой. Об Иване Петровиче Некипелове сегодня тоже услышала впервые. Теперь вы обе напрягитесь и вспомните, вдруг кто-то из ваших родителей, бабушек и других родственников упоминал в своих рассказах эти две фамилии: Бубенцовы и Некипеловы. Что может связывать их с Макаровыми?
– А почему не с Елисеевыми? – живо спросила Татьяна Алексеевна.
– Сколок относится к тому времени, когда Тата еще подписывала свои работы. Тогда она была Макаровой, значит, если какая-то связь есть, то она тянется именно в то время. Кто-нибудь из вас знает, когда Тата вышла замуж?
– Я знаю, – тут же откликнулась вновь обретенная тетушка. – Тата вышла замуж в 1893 году, а уже год спустя родила свою старшую дочь Наталью.
– Ну вот, значит, события, о которых может идти речь в дневнике каторжника, произошли до этого. Кстати, Михаил Евгеньевич, дневник можно прочитать?
– Я даже не знаю, существует ли он на самом деле, – пробормотал Зимин. – Признаться, экскурс Некипелова в историю оставил меня совершенно равнодушным. Мне все же кажется, что причина убийства утилитарна и кроется в нашем времени, а не в седой старине.
– Если бы не сколок, я бы с вами согласилась, – медленно сказала Снежана. – Но он все-таки есть и создан в середине девятнадцатого века, так что дневник, если он не плод фантазии подозреваемого, нужно отыскать и прочитать. Возможно, там обнаружится если не объяснение случившегося, то хотя бы ключ к нему.
Ей показалось, или во взгляде смотревшего на нее следователя промелькнуло восхищение? Он открыл было рот, но тут у Снежаны зазвонил телефон.
– Да, – сказала она, радуясь возможности сменить тему. Под взглядом медведя ей было жарко и неуютно, словно он видел ее обнаженной даже под одеждой. – Добрый день, Роман Юрьевич, рада вас услышать. Все ли в порядке? Вы здоровы? Вам ничего не нужно привезти?
– Это сосед по нашей даче, – пояснила мама то ли Зимину, то ли своей новой родственнице. – В отличие от нас, остается там зимовать, терпеть не может город: говорит, что не может здесь дышать. Он присматривает за нашим домом и участком, а мы ему раз в месяц продукты привозим. В смысле, что-нибудь вкусненькое. Так-то он не нищий, в помощи не нуждается – бывший военный, пенсия хорошая. Но бобылем остался, так что угощению рад.
Снежана уже закончила разговор и пережидала поток явно не нужной гостям информации.
– Мама, – наконец сказала она и порывисто вскочила, – нужно ехать на дачу! Роман Юрьевич сказал, что к нам влезли злоумышленники.
– Как? – спросила мама и молитвенно сложила руки на груди.
– Знамо, как: взломали замок да залезли внутрь. Роман Юрьевич сказал, что случайно заметил – дверь в дом нараспашку. Подошел проверить, а в доме все вверх дном перевернуто. Надо ехать.
– Да, конечно, – растерянно сказала мама. – Но как? На такси?
– Я могу вызвать свою машину, – с готовностью предложила Татьяна Алексеевна.
– Я вас отвезу, – спокойно предложил Зимин Снежане. – Собирайтесь и поехали, а вы, дамы, хорошенько заприте дверь, ждите нас и никому не открывайте. Понятно?
– Да, – хором ответили пожилые женщины, а Снежана побежала в свою комнату переодеваться в джинсы и теплый свитер.
Мир вокруг продолжал утрачивать привычные очертания. В этот проклятый год происходили все новые и новые напасти, и взлом старой дачи, как боялась Снежана, был вовсе не худшей из них.
Глава пятая
Место, где располагался загородный дом Машковских, в народе называлось «обкомовские дачи». Зимин много слышал о нем, а вот бывать не приходилось. Конечно, сейчас здесь уже не было той роскоши, которая в семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века заставляла говорить об этом месте с придыханием, но основательность, с которой строили дома и благоустраивали участки, по-прежнему чувствовалась. Это Зимин смог оценить с первого взгляда.
Еще одно достоинство дач заключалось в том, что от города сюда можно было доехать минут за пятнадцать-двадцать. Когда-то направление считалось сложным из-за двух переездов, но несколько лет назад был построен виадук, и теперь добираться до дач стало чистым удовольствием.
Новые дома, построенные на участках, купленных у семей бывших «обкомовских» владельцев, здесь тоже были, но и старых, советских дач оставалось достаточно. Именно на такой дом указала Зимину Снежана, когда они въехали в поселок.
– Старая у вас дача, – сказал он, оценив аккуратный, но просторный дом. – Видно, что с историей.
– Папа купил его, когда стало можно, – охотно начала рассказывать Снежана. – У какого-то партийного работника, точно не знаю, у кого – если честно, никогда в этом не разбиралась. Папа всех этих людей знал, потому что бизнес начинал еще в перестройку. Когда этот дом стал нашим, папа запретил его переделывать и перестраивать: сказал, что эти дачи самодостаточны и никакого новодела не потерпят. Тогда я не очень понимала, что он имеет в виду, а сейчас, пожалуй, да. Самое трудное в жизни – достичь гармонии, а тут она есть.
– Согласен, – кивнул Зимин.
Эта женщина ему очень нравилась. Вернее, не очень, а просто нравилась. В ней не было тех качеств, которые он считал отталкивающими: она не навязывалась, не говорила с придыханием, не думала о том, какое впечатление производит, не старалась поймать, поработить или захомутать, не предъявляла требований. Зато была умной и очень проницательной, да и в логике ей не откажешь, а никакое качество Зимин не ценил больше, чем логичность мышления.
Привыкнув анализировать все свои действия, чувства и эмоции, он искал источник этой неожиданной симпатии, а главное – невесть откуда взявшегося доверия. Вот уже год майор Зимин совершенно не доверял женщинам. Он искал и не находил, что его смущало.
Открыв ворота, он загнал машину на участок, помог своей спутнице выбраться, повернулся к воротам, чтобы их закрыть, и нос к носу столкнулся с невысоким худеньким мужичком лет шестидесяти, одетым в камуфляжный костюм и резиновые сапоги. Впрочем, невысоким он выглядел с высоты двухметрового зиминского роста – как правило, большинство людей казались ему маленькими. В руке мужик держал топор.
– А-а-а, Снежаночка! А я-то думаю, кого опять нелегкая принесла? Машина-то незнакомая, и на участок заезжает, по-хозяйски так. А тут и без лишних чужаков беда. Ишь, чего удумали, хулиганье! По домам шарить!
– Здравствуйте, Роман Юрьевич, – отозвалась Снежана, и ее вежливость Зимину тоже нравилась, потому что сейчас люди не любят отягощать себя правилами приличий, кивнут, в лучшем случае, да и хватит. – Познакомьтесь, это мой новый друг, его зовут Михаил Евгеньевич, он любезно согласился отвезти меня сюда. Что случилось-то?
– То и случилось. – Мужик сорвал с головы охотничью кепку и начал мять ее в руках, явно волнуясь, – иду я днем по нашему с Лаской маршруту. Ласка – это собака моя, – счел нужным пояснить он. – Через забор глядь, а дверь-то в ваш, Снежана, дом нараспашку стоит.
– А вы всегда смотрите через забор? – уточнил Зимин. – Тут такой забор, что вам сквозь него не видно.
– Ух ты, глазастый какой, чисто следователь, – мужчина запыхтел, словно с досады, – а через забор я смотрю в одном месте, там ворота, видишь, неплотно сходятся, щелка остается, через нее я и гляжу. Не скажу, что каждый день, – чего нет, того нет, – но пару раз в неделю поглядываю, потому что за присмотр я ответственный. Так у нас заведено, да, Снежаночка?
– Да, Роман Юрьевич.
– И когда вы в прошлый раз смотрели в эту самую щелочку?
– Так, почитай, в субботу. Тогда все в порядке было, дверь заперта.
– А сегодня, значит, отперта.
– Ну да. Я за ключом от калитки-то сбегал, на участок зашел, на крыльцо поднялся, покричал для приличия. Вдруг, думаю, хозяева приехали, ну, то есть вы, Снежаночка, с мамой. Но нет, никто не отвечает. Я внутрь зашел, а там, мать честная! Погром, чистый погром. Все вверх дном перевернуто. Ящики из комодов выворочены, из шкафов все выброшено.
– И вы не побоялись один в дом заходить? А если бы тот, кто беспорядок учинил, все еще оставался там?
– А если бы и оставался, – мужик усмехнулся и вдруг, прямо на глазах, словно стал выше ростом. – Я в прошлом кадровый офицер, в Афгане воевал, мне бояться непривычно. Да и когда я за ключом от калитки бегал, топор прихватил. Вот, – он поднял его, демонстрируя недогадливому Зимину. – Впрочем, не было тут никого. Я весь дом обошел, даже на чердак поднялся. Там тоже все вверх тормашками, но лихоимцев нет.
– Господи, а на чердаке-то им что понадобилось? – изумилась Снежана. – Там точно ничего ценного нет, старые лампы, стулья и ненужная посуда.
– А в комнатах хранилось что-нибудь ценное? – уточнил Зимин.
– Нет, это же дача. – Снежана пожала плечами. – Телевизор, холодильник, микроволновка, чайник. Ничего такого.
– Ну что ж, давайте зайдем в дом и проверим, что пропало.
Снежана все еще топталась в нерешительности, и он первым поднялся на крыльцо, распахнул дверь и вопросительно посмотрел на мужика в камуфляже. Тот понял взгляд правильно.
– Да, это я закрыл, не оставлять же дом раззявленным. Тут, чего с первого раза не вынесли, со второго умыкнут.
– А что, у вас это норма?
– Нет, что вы. – Мужик, кажется, Роман Юрьевич, замахал руками. – У нас место тихое, спокойное. Люди все живут приличные. Кто «из старых», те с воспитанием, а кто из «новых», так те с понятиями.
– А сами вы из каких?
– Что, не по рангу мне в таком месте жить? – Мужик вдруг усмехнулся, словно оскалился. – Честно признаю: да, не по рангу. Но у меня тесть был – большая шишка. Дача от него в наследство жене моей осталась, сейчас тоже покойнице, а уж потом и мне. Дети в Москве, так что я тут и зимую. Город не люблю, задыхаюсь я в нем. А тут и воздух, и раздолье, и все при деле: то печку натопить, то за соседскими домами приглядеть. Вот, правда, за вашим, Снежаночка, домом недоглядел, каюсь.
Зимин перешагнул наконец порог, оказался в небольшой, но уютной прихожей и огляделся, пытаясь сориентироваться на местности. Так, налево кухня, направо гостиная, слева по коридору еще две комнаты, похоже, небольшие, и справа одна. Из прихожей лестница наверх, видимо, на тот самый чердак.
В доме было тепло, значит, отопление тут не печное.
– Папа обустроил батареи водяные, они от газового котла нагреваются. Тепло круглый год, – ответила на заданный им вопрос Снежана. – Мы зимой хоть и нечасто, но ездим сюда с мамой. Она любит по зимнему лесу гулять.