У Борсе он съехал с автомагистрали на обычную дорогу, которая извивалась между деревнями с прудиками и белыми церквами, тянулась вдоль заснеженных полей и огибала скопления голых деревьев, образовывавших небольшие перелески. Они разбивали линию горизонта на плоском ландшафте; уютно и очень по-датски.

Навигатор вел машину вдоль небольшой гавани с мини-пакгаузами, которые летом наверняка кишели туристами, уплетающими за обе щеки рыбное филе, и гремевшей джазовой музыкой, теперь же они выглядели мрачными и заброшенными.

Он свернул с берега в квартал с желтыми и розовыми домиками постройки позапрошлого века, замечательно не отягощенными фасадами магазинов и рекламными плакатами. Летом здесь наверняка росли гладиолусы, место было прямо для них. Грённегэде перешла в вымощенную булыжником Клостернаккен. Йеппе проехал мимо закрытого полицейского участка, расположенного рядом с чудесной ратушью. Под старомодными фонарями стояли машины, но кроме них не было никакого намека на то, что здесь протекали реальные жизни современных людей.

В конце улицы открывался вид на море и отель «Фредериксмине». Белоснежное здание отеля было внушительным, с несколькими флигелями, башней со шпилем и объездным кругом перед входом. Исполинские каштаны частично загораживали панораму. Территория между отелем и морем, судя по всему, представляла собой прекрасный сад, но под слоем снега в ранних сумерках увидеть его было сложно.

Вот здесь они некогда и жили, счастливая семья. Как выяснилось в итоге, супруга была все же не вполне счастлива. Чуть выше отеля находились: старая водонапорная башня из красного кирпича и столь же старая церковь с красной черепичной крышей. Сверкающая белизна на красном фоне. Пока Йеппе парковал машину, на кладбище зажглись фонари.

Главный вход оказался заперт. Йеппе не обнаружил никакого колокольчика у двери и громко постучал. Подождал. Никакого ответа.

Йеппе решил обойти дом кругом. Отель отделяла от моря стеклянная стена, он заглянул в запылившиеся окна. Кажется, там был обустроен зимний сад — полосатые обои, пыльные стеклянные подвески с выгравированными цветами и написанные маслом картины в тяжелых рамах. Свернутый ковер ручной работы в углу, фигура раба с факелом — возможно, когда-то она служила вместо лампы. Больше никакой мебели, никаких следов недавней жизни. Видимо, семья прожила здесь совсем недолго и не занималась отелем уже много лет.

Йеппе решил пройтись по центральной улице и попытаться найти кого-нибудь, у кого можно осведомиться о текущей ситуации. Он застегнул куртку и отправился обратно на булыжную мостовую. Пальцы на ногах уже начали замерзать.

Тьма окутала землю, так что понять, где протекает жизнь, не составило труда. Окна таунхауса, стоявшего в нескольких сотнях метров от отеля, сияли золотом. На древних сводчатых воротах висела табличка со словами «Гробовая мастерская Прэстё», написанными крупными черными буквами. Йеппе шагнул под табличку и открыл дверь в прекрасный сад, посреди которого стоял идиллический фахверковый дом, освещенный по периметру садовыми фонарями.

Залаяли две псины, круглощекая зрелая женщина в фартуке открыла верхнюю часть зеленой голландской двери.

— Добрый вечер. Чем могу быть вам полезна? — с улыбкой поинтересовалась она, шикнув на собак, волновавшихся за ее спиной. Вокруг нее витало облако аппетитного аромата сладкой выпечки, от чего в животе у Йеппе заурчало.

— Добрый день. Йеппе Кернер, полиция Копенгагена. Мне необходимо встретиться с семьей Сёборг Хансен, владевшей отелем «Фредериксмине» пять лет назад. Вы знаете, где они сейчас проживают?

Дама поправила очки на переносице и шмыгнула носом.

— На улице холодно, заходите в дом. — Она открыла нижнюю часть двери и скрылась в глубине кухни, довольно светлой, несмотря на низкий потолок. — Я только что достала из духовки карамельный пирог.

Йеппе прошел следом.

Стиль оформления кухни был под стать внешнему виду дома. Деревянный кухонный стол, изразцы, стопки тарелок и колоритная медная вытяжка над плитой. Приняв предложение выпить кофе и съесть кусок пирога, он сел за небольшой синий деревянный столик в углу.

— Здесь раньше была лавка гробовщика?

— Да, она и теперь здесь. — Хозяйка поставила перед ним тарелку с горячим ароматным пирогом и вернулась к плите. Карамель потекла из теста на тарелку, и Йеппе еле удержался, чтобы не подобрать ее пальцем и не отправить в рот.

— Ешьте-ешьте! Сейчас он как раз то что надо. — Она налила ему кофе. — Лавка эта старая, мы даже точно не знаем, насколько, но ей точно не меньше сотни лет. Мы с мужем купили ее девятнадцать лет назад и до сих пор управляемся одни. Крупные конторы по похоронным делам из Вординборга и Факсе с удовольствием выкупили бы у нас наш бизнес, но мы держимся. — Она поставила перед Йеппе чашку с кофе.

— Вы знаете семью Сёборг Хансен? — Йеппе откусил пирог. Вкус разогретого сахара мгновенно перенес его в далекие времена детства.

Хозяйка снисходительно улыбнулась.

— Мы живем в Прэстё. Здесь все друг друга знают. Все! Тем более мы переехали сюда в том же году, что и они. Они стали владельцами отеля в 1998 году, спустя несколько месяцев после того, как мы купили эту лавочку. Мы устраивали совместные обеды, наш младший сын ходил с их девочками на верховую езду, мы вместе выбирались на морские прогулки и так далее. Мы дружили с ними.

— И вы были в курсе их разлада? То есть вы продолжали с ними общаться в тот период? — Йеппе откусил еще пирога и достал блокнот.

— Да. Особенно я. — Она выдержала небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Кристина доверилась мне, когда влюбилась в Ларса, их шеф-повара. Вы ведь слышали эту историю?

— Мне бы очень хотелось услышать также вашу версию. — Йеппе дожевал остатки выпечки и теперь пытался незаметно очистить пальцы от налипшей на них карамели, чтобы приступить к записи важных моментов.

— Ну так вот. Их семья переехала сюда, потому что они мечтали жить за городом и владеть гостиницей. Они замахнулись на «Фредериксмине», были полны воодушевления и имели неплохой стартовый капитал.

Женщина наполнила водой собачьи миски на полу с такой проворностью, какой трудно было ожидать от человека ее возраста.

— Их старшей дочери Луизе было не больше двух-трех лет, когда они купили отель, младшая родилась вскоре. То есть они обустраивали отель, имея двух маленьких детей на руках. Это было нелегко. Господи боже, как они вкалывали! И были так счастливы вместе! Преодолели все трудности. В том числе проблемы с деньгами.

Она разрезала пирог, но оставила куски в форме для выпечки. Затем подула на нож и обтерла его о свой фартук.

— А через шесть лет взяли к себе шеф-поваром Ларса. До этого он работал в хорошем ресторане в Копенгагене и призван был усовершенствовать гастрономию в отеле. На него была сделана огромная ставка. На его зарплату уходило много денег, к тому же он привел с собой столь же дорогого помощника, но владельцы стремились получить мишленовскую звезду. Довольно скоро всем бросились в глаза перемены, произошедшие в Кристине. Она расцвела. Сбросила вес, сделала новую стрижку, снова стала носить короткие юбки. Каждому было ясно, что они влюблены друг в друга.

Она взяла из раковины тряпку и продолжала говорить, держа ее в руке. Хозяйка не собиралась ничего вытирать, она просто складывала и снова расправляла тряпку и всячески теребила ее в руках.

— За исключением мужа. Кристина словно сбросила на него бомбу, когда наконец сказала ему обо всем. А именно — что она не хочет сохранять их брак. Что они вместе с Ларсом будут дальше владеть отелем, а он — третий лишний.

Йеппе представил себе ситуацию. Одно дело — потерять семью, но потерять к тому же еще и средства к существованию?!

— Вы в курсе, что Кристина обратилась в программу «Мэдс и Монополия», чтобы спросить совета, как поступить?

Дама подняла одну бровь, демонстрируя, насколько глупым был этот вопрос. Естественно, эти подробности не ускользнули от внимания локального сообщества.

— Но мне не кажется, что это имело какое-то значение. Все-таки обычно настолько важные решения не принимаются исходя из совета посторонних.

— И чем все закончилось?

— Положить вам еще пирога?


Йеппе покачал головой и предоставил ей время подобрать нужные для ответа слова.

— Ну, для начала Кристина переехала к Ларсу, в дом на Адельгэде. Они пытались управлять отелем все вместе, втроем. Естественно, из этого ничего не вышло. О, господи боже мой, как трагично все получилось! Ларс был моложе Кристины и, наверное, чересчур ловкий и ушлый. Он не поладил с бывшим мужем Кристины, и это еще мягко сказано.

Женщина отложила тряпку и грузно опустилась за столик рядом с Йеппе.

— Ну, семья распалась, денег ни у кого не осталось. Дела пребывали в плачевном состоянии. Так продолжалось полгода.

— А что с детьми?

— Луиза уже почти съехала из родительского дома к моменту разрыва, но ее младшей сестре было всего тринадцать, и она так и моталась туда-сюда между родителями. До аварии.

— Аварии? — Йеппе написал это слово на пустой строчке и посмотрел на него.

— Ох, это было так глупо. Так нелепо. Они были в гостях, а на обратном пути сбили оленя. Совсем недалеко от города.

Она сновь встала и подошла к раковине, чтобы наполнить электрический чайник, а затем отработанными движениями засыпала во френч-пресс новую порцию кофе. Йеппе дал ей возможность немного повозиться с кухонной утварью, прежде чем задал вопрос:

— И они погибли?

— Все трое умерли на месте. Кристина, Ларс и олень. Просто… жуткая трагедия! Еще кофе?

Она налила ему кофе, не дожидаясь ответа.

— Кто был за рулем? — Йеппе уже напился кофе, но все-таки подвинул к себе чашку и подул на горячий напиток.

Женщина несколько раз моргнула.

— Ларс. Он выпил слишком много для того, чтобы вести машину. От этого еще больше… — Она грустно вздохнула. — Я хоронила их обоих. Они лежат на кладбище рядом с отелем. Не вместе, но рядом.

— Какая трагическая история… — Йеппе ощутил эмоциональную скованность, свойственную ему при встрече с чужим горем. Произнесенные вслух слова казались ему чересчур скупыми для ситуации.

— Ужасно! Просто кошмарно для всех участников этих событий, для всего нашего города! Отель удалось продать только сейчас, так что семья потерпела настоящий экономический крах. Уж я не говорю про эмоциональную сторону. Отец совсем опустился за годы, последующие за развалом брака и гибелью Кристины. Начал пить. Девочки оказались предоставлены сами себе. Ситуация, видимо, немного улучшилась после того, как они втроем переехали в Копенгаген. Я старалась не оставлять их в беде, насколько у меня получалось, но в конце концов потеряла с ними контакт.

Йеппе закрыл блокнот. Здесь с полным основанием можно было говорить о семейной трагедии, которая вполне могла пробудить желание мести. Он поблагодарил хозяйку за кофе и надел куртку. Женщина проводила Йеппе до выхода, а у самой двери схватила его за рукав.

— Это было ужасно для всей семьи, но Кристина страдала особенно сильно. Она была так отчаянно влюблена, но в то же время глубоко несчастна в связи с разводом, испытывала чувство вины невероятной силы. Между ними возникли скандалы, надо было исхитриться принять во внимание интересы всех сторон, и за все это она чувствовала свою ответственность. Последний раз, когда мы с ней виделись, я уверила ее, что скоро все наладится, станет гораздо проще и они с Ларсом получат возможность наслаждаться своими чувствами. И тогда она ответила мне фразой, которая все это время звучит у меня в ушах. Наверное, это строка из какой-то песни: Я свободна, сказала она, свободна настолько, что даже не понимаю, падаю я или лечу.





* * *


Из-за того, что Грегерс вышел из дома, когда уже стемнело, ему пришлось пролежать в снегу у озера не меньше четверти часа, прежде чем случайный прохожий обнаружил его и помог ему подняться. Если бы он упал в любое другое время года, за эти пятнадцать минут тут успело бы пробежать не менее пяти десятков любителей вечернего моциона, однако темень и гололед, очевидно, поумерили в людях спортивный дух. Бедняга Грегерс потерял почву под ногами как раз в тот момент, когда собирался перейти Баггесенсгэде, а оказавшись на земле, он уже не сумел подняться без посторонней помощи. Слава богу, падая, он лишь ушиб себе колено, а бедра, его чрезвычайно хрупкие бедра остались целы и невредимы. И все-таки Грегерс был изнурен. Шоком, болью в колене, тем, что лежал и мерз так долго.

Приветливый бегун, к счастью, вовремя обнаружил его и предпринял необходимые шаги: позвонил «112», прикрыл его своей спортивной курткой и поддерживал в нем боевой настрой вплоть до прибытия «Скорой помощи».

Милая медсестра из Королевской больницы позвонила Эстер ровно в тот момент, когда та уже начала переживать, что Грегерс так долго не возвращается с прогулки.

Теперь Грегерс сидел в каминном кресле Эстер с заключенной в шину коленкой, покоящейся на пуфике и обложенной множеством подушек, как королевская корона в музейной витрине. У него была повреждена передняя крестообразная связка коленного сустава, но, слава богу, не разорвана. Врачи дали предварительный прогноз, что покой, правильная поза с приподнятой ногой и регулярное охлаждение поврежденного места приведут к полному выздоровлению через пару месяцев.

А пока что Грегерс был совершенно беспомощен и требовал носить ему мешки со льдом, кофе, подушки, в том числе одну под поясницу, а прежде всего настаивал на том, чтобы его развлекали.

Эстер попыталась было отделаться от него кроссвордом, чтобы самой в это время заняться прослушиванием подкастов, однако Грегерс то и дело звал ее подсказать, как пишется то или иное слово, или спрашивал названия немецких рек. В конце концов она сдалась и села на стул рядом с ним.

— Как там мешок со льдом? Коленка не слишком переохладилась?

— Коленка отлично, если не считать того, что в ней скопилось не меньше литра моей крови. А кто играл главную роль в «Эйвиэйторе»? Актриса получила «Оскара». Фамилия начинается на Б-Л-А.

— «Эйвиэйтор»? Ну-ка дай посмотреть. А, понятно, Кейт Бланшетт. «Авиатор». Про миллиардера, который построил самолет. Неужели не смотрел?

Грегерс бросил на нее разъяренный взгляд, и Эстер поспешила продиктовать фамилию, чтобы он наконец заполнил пустые клеточки корявыми печатными буквами. Написав слово, он устало отложил кроссворд, как будто последняя буква оказалась каплей, переполнившей чашу.

— Знаешь, что самое ужасное в старости? — Он говорил, не поднимая головы.

— Нет, расскажи-ка!

— Самое ужасное — то, что ты начинаешь ощущать себя стариком. Одно дело — как тебя воспринимают окружающие — господи боже мой, да если обращать внимание на это, можно повеситься уже к шестидесяти годам. Но когда дряхлеешь физически, сложно не ощущать себя дряхлым.

Эстер, которой шел шестьдесят девятый год, прекрасно понимала, что значит ощущать собственную дряхлость. Она погладила руку Грегерса. Ответить на его слова ей было нечего.

Старость — это счет, который предъявляется избранным в качестве оплаты за долгую жизнь. Если кто-то считает, что финал столь же забавен, как все, что ему предшествует, он будет глубоко разочарован. Лучшее, что можно сделать, чтобы не подпустить к себе близко скуку и чувство переизбытка отпущенного тебе времени, это продолжать принимать активное участие в окружающей жизни. Как можно дольше.