«Дорогие Мэдс и Монополия,

Я нахожусь в ситуации, из которой совсем, совсем не знаю, как выйти. Я забеременела. Мы с моим парнем встречаемся в течение года, нам очень хорошо вместе. Я люблю его и хочу прожить с ним всю оставшуюся жизнь и родить от него детей.

Проблема заключается в том, что мне всего шестнадцать лет. Я учусь в первом классе гимназии[40], мой парень немного старше, ему двадцать два года. Несмотря на разницу в возрасте, мы прекрасно подходим друг другу. На недавнем медицинском обследовании выяснилось, что он скорее всего не сможет зачать детей естественным способом. Вероятность — меньше пяти процентов. От такой новости он пришел в отчаяние.

И все-таки это случилось: я забеременела.

Вообще-то я рассчитывала сначала закончить гимназию, а потом поступить учиться на дизайнера — ребенок как-то не входил в мои краткосрочные планы. Однако врач говорит, что произошло настоящее чудо и что это почти наверняка его единственный шанс иметь ребенка, зачатого естественным способом.

Мой любимый прекрасно понимает мои сомнения, ведь я еще слишком молода, и поддержит меня, даже если я решусь на аборт. И все же его самая большая мечта в жизни — иметь ребенка.

Так что же мне выбрать: сделать аборт, хотя это будет означать, что в будущем нам придется усыновлять ребенка или прибегать к помощи донора спермы? Или родить ребенка и в столь юном возрасте создать семью?

Я боюсь разрушить наши отношения, если сделаю неправильный выбор.

Что мне делать? Надеюсь, вы что-нибудь мне посоветуете.

Лаура».

— Эксперты сошлись во мнении, что ей лучше сделать аборт. — Грегерс открыл рот первый раз с того момента, как пришел Йеппе. — Я считаю, крайне безответственно давать такой совет кому бы то ни было.

— Но разве не столь же безответственно было советовать ей сохранить ребенка?

Грегерс вновь скептически посмотрел на Йеппе.

— Во времена моей молодости совершенно нормальным считалось рожать детей в молодом возрасте. У нее взрослый парень, который не отказывается ни от нее, ни от ребенка — так в чем проблема?

В диалог вмешалась Эстер:

— Возможно, для двух бездетных гомосексуалистов и естественно склонять девушку к аборту, но вот то, что женщина репродуктивного возраста…

— На тот момент у Кристель Тофт еще не было своего ребенка, — перебил ее Йеппе.

— …поддерживает в данном вопросе этих мужчин, меня удивляет. Они не сомневаются в том, что ей надо сделать аборт. Если оплодотворение произошло один раз, произойдет и потом, когда обстоятельства будут более подходящие. Сложно тут что-либо советовать. Взрывоопасная тема.

— Хорошо. Я согласен с вами. — Йеппе обвел в кружок третий номер. — Я свяжусь с редакцией программы, выясню, известно ли что-то о развитии данной ситуации, и достану контакты Лауры. Что там дальше?

Эстер бросила взгляд на список.

— Мне сложно представить, что два следующих пункта могут скрывать в себе потенциальный мотив убийства. Фейсбук и завышенная арендная плата.

— Я запросто могу представить себе убийство скупого арендодателя, — сухо пробубнил Грегерс.

— А кто будет стирать твое белье? — Эстер как ни в чем не бывало продолжила поиски подходящих дилемм. — А вот шестой номер будет посерьезнее. Измена всегда пробуждает сильные чувства. Сейчас найду начало обсуждения.

«Ну что, навострили ушки? Нас ждет кое-что посложнее. Мы получили письмо от «Тины», она пишет:

Дорогие Мэдс и Монополия!

Мне тридцать восемь лет, я замужем за чудесным человеком — назовем его Пребен. Мы вместе с подросткового возраста. У нас двое замечательных детей, мы владеем неплохим отелем. В общем и целом, нам хорошо вместе, к тому же нас связывают деловые отношения, и мы уважаем друг друга.

НО — два месяца назад я совсем потеряла голову. Это случилось на летнем корпоративе. Один из наших сотрудников сказал мне о том, что влюблен в меня, причем уже давно. Внезапно я поняла, что тоже испытываю к нему симпатию. Меня никогда — НИКОГДА — не интересовал никто, кроме Пребена, но теперь все изменилось. Я иду на работу, а сердце выпрыгивает из груди. Я с нетерпением жду встречи с ним и не могу думать ни о чем ином. Мы начали тайно встречаться, так начался наш роман. Но такое ощущение, что за обычным романом скрывается нечто большее. Коллега без памяти влюблен в меня, хочет со мной жить и говорит, что я должна выбирать: он или муж.

Я в растерянности: с одной стороны, я очень люблю свою семью и не выношу мысли о том, что могу разрушить ее. С другой стороны, я так сильно влюблена, что не знаю, смогу ли жить без своего возлюбленного. Он заставил меня вновь ощутить полноту жизни, почувствовать себя красивой, юной и пробудил во мне интерес к жизни. Смогу ли я подавить в себе это чувство? И надо ли его подавлять?

Такова дилемма, вставшая передо мной. Я очень рассчитываю, что вы поможете мне сделать верный выбор.

С уважением,

Тина».

— Они вновь на удивление единодушны…

— Так часто бывает, — перебил Грегерс комментарий Йеппе.

— …причем советуют ей бросить мужа и детей. — Йеппе серьезно посмотрел на стариков. — Как-то это противоестественно.

— Они также признают эту дилемму сложной и затрудняются давать какой-либо четкий совет. Говорят, что она сама должна почувствовать, как поступить, — заметила Эстер.

— Но они интерпретируют ситуацию так, словно она глубоко несчастна, будучи привязанной к исчерпавшему себя браку. — Йеппе отпил кофе, в рот попала кофейная гуща.

— Кажется, Альфа говорит о том, что «колесо еще крутится, но хомяк уже мертв»?


— А Йоханнес добавляет, что ей надо слушать свое сердце, что жизнь коротка, а счастье — редкая птица. Кристель вторит ему цитатой — «Никогда не отказывайся от того, без мысли о чем ты не можешь прожить и дня». Но тогда еще она сама не была замужем. — Эстер обвела в блокноте выражение «редкая птица». — Но в то же время все они признают, что разваливать семью очень горько. Что жалко, конечно, детей, но она должна руководствоваться любовью и следовать за своим чувством. Уф, как непросто!

Грегерс похлопал ее по руке, снисходительно улыбнувшись. Эстер решила не напоминать ему о его собственных взрослых детях, с которыми он давным-давно не общался.

— Наверняка дилемма Тины вызвала бы более чуткую реакцию, если бы в качестве эксперта в том выпуске выступал хотя бы один родитель. Конечно, легко советовать другим руководствоваться своим чувством и пускаться в авантюру, когда сам и понятия не имеешь, к чему может привести развод. — Эстер взяла Доксу на колени и почесала ей складки на загривке.

— Что с тремя оставшимися дилеммами?

— Из-за бороды или увеличенных губ пока вроде никто не умирал. — Эстер адресовала Грегерсу предупреждающий взгляд, прежде чем он успел съязвить. — По крайней мере, я надеюсь. А вот школьный учитель в душе с учениками — тут вполне могут быть задействованы сильные эмоции. Вероятно, самое страшное обвинение, которое может быть ему предъявлено, это педофилия?

— Согласен.

Итак, слушайте внимательно. Мне чрезвычайно интересно, какова будет ваша реакция на следующее обращение. Оно короткое, но любопытное…

Пребен нам позвонил. Он готовится стать учителем и в данный момент проходит практику в одной из копенгагенских школ, ведет датский и английский языки и физкультуру у учеников с третьего по седьмой класс. После уроков физкультуры он идет в душ вместе со своими учениками. Сам Пребен считает, что это вполне естественно — ребята должны избавиться от дискомфорта, вызванного демонстрацией обнаженного тела. Однако некоторые более опытные коллеги молодого учителя задались вопросом, все ли тут в порядке. Они опасаются, что Пребена — а вместе с ним и всю школу — обвинят в проявлениях педофилии. Пребен полагает, что подобная реакция истерична, и спрашивает у «Монополии», стоит ли ему настаивать на своей точке зрения или уступить давлению и принимать душ отдельно от учеников, в другое время.

А что вы на это скажете?

— Я считаю, это вообще полный беспредел! К чему бедным детям таращиться на голого мужика? — Грегерс фыркнул и принялся за третий кусок пирога.

— И здесь эксперты «Монополии» согласны с тобой, все трое. Безоговорочно. Они считают, что Пребен не должен больше ходить в душ вместе со своими учениками. — Йеппе пожал плечами — сам он никак не мог склониться к тому или иному мнению.

— Ах так! Не должен, значит? Понятное дело, что не должен, скотина этакая! — У Грегерса даже щеки раскраснелись. — Когда я был ребенком, учителя могли отвесить подзатыльник, если мы дерзили, но мы никогда не видели их голыми!

— А мне кажется, Пребен прав в том, что дети должны научиться нормально воспринимать человеческое тело.

— Конечно, дорогая моя Эстер, но ты ведь росла в семидесятые. Ага, познай свое тело, и так далее. — Грегерс кипел от негодования. — И к чему все это может привести?

Йеппе поднялся.

— Для последующей работы мы единогласно отобрали три важные дилеммы. Я отправляюсь на «Дэнмаркс Радио» и попробую выяснить кое-какие подробности. Звоните, если вы что-нибудь вспомните или у вас появятся новые идеи в этой связи.

Эстер проводила его до дверей.

— Йеппе, скажи мне — то, чем мы сейчас занимаемся, имеет хоть какой-то смысл?

— Пока нет. — Он ухмыльнулся. — Но это лучший путь из тех, что сейчас имеются в нашем распоряжении.





* * *


Из комнаты ожидания перед кабинетом «Медики у Ратуши» открывался замечательный вид на железнодорожное полотно и расположенный на противоположной стороне рельсов центр сайентологии Л. Рона Хаббарда, готовый ко второму приходу Спасителя. Анетта пыталась прикинуть, придется ли ей и впрямь ожидать своей очереди так долго, что она успеет застать момент, когда сам Хаббард вернется и усядется за свой письменный стол. Большая часть обеденного перерыва уже прошла, и она не имела возможности дальше оттягивать возвращение на работу, ей и так предстояло мчаться со всех ног вдоль решетки Тиволи в Управление полиции, в стенах которого Йоханнес Ледмарк ожидал предварительного допроса.

Она продолжала лихорадочно листать еженедельник «Воскресенье» четырехлетней давности, который обнаружила в стопке других изданий и в котором начиталась множества советов о том, например, как изготовить картофельные штампы, как перевозить мокрые зонтики или как удивить хозяйку дома оригинальным подарком. Анетта чувствовала сейчас подобие того же сдержанного любопытства, что при встрече с иными формами эксцентричности, как порнография с элементами связывания или брошюра для членов общества коллекционеров бумажных салфеток. Ну да, бывают и такие люди. Но ожидая своей очереди в таком месте, с выпрыгивающим из груди сердцем и трясущимися пальцами, ощущаешь, что все люди братья. Кратчайший путь, соединяющий двух любых людей, это страх смерти.

В жизни сорокатрехлетней Анетты этот страх занимал не такое уж большое место, и, стоит признаться, в данный момент ее беспокоил совсем не он. Только когда сердце начинало бешено колотиться, сложно было удержаться и не нащупать пальцем вену на запястье, проверяя частоту ударов, сложно было не думать о кровеносном сосуде, который сужается, забивается и лопается в конце концов. Что станет со Свеном и их псинами, если она вдруг умрет?

Звуковое сопровождение в зале ожидания состояло из сменяющих друг друга музыкальных композиций восьмидесятых годов и кратких новостей. Диктору удавалось зачитывать новости с такой торжественностью, словно в эту самую секунду страна переживала важный исторический момент.



«В Управлении полиции подтверждают, что по делу об убийстве Альфы Бартольди предъявлено обвинение человеку, имя которого пока не разглашается; в данный момент он ожидает процедуры предварительного допроса в изоляторе временного содержания в Главном Управлении полиции Копенгагена. Альфа Бартольди умер поздним вечером в среду после вечеринки в центре Копенгагена, предположительно в результате употребления отравленного напитка…»



Йоханнес продолжал отрицать свою вину и утверждать, что не причастен ни к убийству, ни к краже телефона. Анетта не возлагала особых надежд на предварительный допрос и мысленно настраивалась на то, что Йоханнеса придется освободить в тот же день. Обвинение не будет отклонено, но поскольку обвиняемый не желает способствовать расследованию дела, полиции придется добиваться свидетельских показаний или искать новые доказательства его вины.



«…следователи разрабатывают версию о том, что его убийство связано с убийством певицы Кристель Тофт, которая была отравлена на модном показе в пятницу вечером, однако пока не располагают никакими доказательствами, что речь идет об одном и том же преступнике. Наши сотрудники попытались связаться с руководителем следственной группы, однако он занят расследованием дела и не может предоставить нам подробный комментарий. Мы продолжаем следить…»



— Анетта Вернер?

Молодой врач в халате обвел взглядом зал ожидания. Он сдвинул очки на лоб. Голубые глаза, мускулистые руки в закатанных рукавах. Исключительно приятный мужчина, решила Анетта, вставая и протягивая доктору руку. Он пригласил ее в кабинет, выходивший окнами во внутренний дворик, и усадил на белый пластиковый стул. Сиденье слегка прогнулось под ее весом.

— Итак, чем я могу вам помочь?

Да много чем, подумала про себя Анетта, одарив его самой дерзкой улыбкой, на какую только была способна. Ее несколько смущала перспектива вывалить свои проблемы со здоровьем перед человеком, олицетворявшим собой здоровье и силу. Ведь можно было обсудить столько других тем!