Я заливисто рассмеялся. И мастер сел обратно за стол.

— Сделаем. Одно кресло в семь дней. За те же деньги. Сколько кресел? — Алвин вновь потер ладони друг о друга.

— На пять серебряных меньше, — ответил Остах. — Это же только в первый раз делать трудно, потом по накатанной идет?

Кайхур, у которого резались зубы, играл со мной, слегка прикусывая пальцы и отпуская. Алвин хотел начать торг, но посмотрел на Кайхура, на фибулу в своей ладони — и кивнул.

— Кресло будешь делать для взрослого, — начал перечислять Остах.

Алвин вновь кивнул.

— Для начала мы оплатим три кресла, сразу. — Остах вытащил приготовленный заранее кошель и протянул мастеру. Тот принял его и положил на стол, накрыв ладонью. Настроение у Алвина заметно улучшилось.

— И последнее. Кресло придумал Олтер, так? — спросил Остах.

— Так, — настороженно кивнул мастер, уловив изменение тона горца.

— Пока ты не выполнишь наш заказ полностью — ты никому больше не будешь делать такое. Ни за какие деньги. Никому.

— И каков ваш заказ? — спросил мастер. Я боялся, что в этом месте колесник может заартачиться, но Алвин не имел ничего против наших условий.

— Когда изготовишь для нас полсотни кресел на колесах — можешь делать их на продажу кому угодно, — ровно ответил Остах.

И все-таки мой дядька — хороший актер! Как убежденно говорит то, во что ни на грош не верит! Вчера заявлял, что мы и пять кресел не сможем продать!

— Сколько? — округлил глаза Алвин. Одна рука сжала кошель, вторая потянулась к кувшину с вином. — Пагот-шутник, полсотни… — Кружка запрыгала в ладони.

Едва мы вышли во двор и двинулись к лавке — оживленный Алвин шел впереди, зычно подгоняя работников, — как ко мне пробился щуплый чумазый паренек. Йолташ схватил того за шиворот.

— Господин!.. — полузадушенно хрипнул он. — Господин наследник Олтер!

— Чего тебе? — подошел Остах, грозно нахмурив брови.

— Пелеп! Пелеп, грязная твоя рожа! — раздался голос Алвина, и мальчишка вжал голову в плечи.

— Спокойно, — шепнул я Остаху. — Хочу с ним переговорить.

Я узнал пацана — именно он участвовал в первых испытаниях на прочность кресла-каталки, сжимаясь от ужаса. Дядька остановил колесника и что-то коротко ему сказал. Тот затоптался на месте, а потом ринулся в глубину двора, раздавая подзатыльники работникам.

— Что ты хочешь? — спросил я пацаненка. Йолташ опустил того на землю, но продолжал держать за шею сзади.

— У меня нож за пазухой, — пискнул пацан и тут же ойкнул от боли, подогнув колени.

— У него и вправду нож, Оли! — сказал Йолташ, усиливая хватку.

— Да отпусти ты его! — Я схватил Йолташа за плечо. — Ты же ему голову открутишь!

Йолташ достал из-за пазухи пацана тяжелый боевой нож и отпустил шею. Впрочем, Барат мигом завернул руки пареньку за спину. Повинуясь нетерпеливому жесту, Йолташ протянул кинжал.

— Пелеп! Что это значит? — спросил я. — Чей это кинжал?

— Так твой же, господин наследник Олтер! — затараторил пацан, не пытаясь вырваться, с испугом наблюдая за приближающимся Алвином.

— Как мой? — оторопел я. Не так уж и много в моих руках перебывало кинжалов, чтобы я не смог узнать один из них.

— А может, его, — кивнул паренек на Остаха. — Но это же твой человек, господин наследник Олтер?

— Мой, — как болванчик кивнул я.

— Значит, и кинжал — твой, господин наследник Олтер! — продолжал тараторить Пелеп.

— Да говори ты толком! — рявкнул Остах, потеряв терпение.

— Я у того взял, кто тебя убить хотел! — заверещал паренек. — Вы же ушли! Зверь твой палец отгрыз. А кинжал валялся! Он в кусты завалился, я взял втихаря…

Алвин задохнулся от возмущения и показал Пелепу кулак. Тот зажмурил глаза.

— Не бойся, продолжай, — попросил я и сделал знак Барату, который нехотя отпустил паренька.

Тот разогнулся, не веря, что свободен, и бухнулся на колени.

— Стражники пришли, — залился он слезами. — А они такие — все возьмут, что плохо лежит. Вот и убийцу забрали. А про нож никто и не спрашивал. А я знаю, что с бою взято — то свято. Мне отец говорил! Вот и сохранил, господин наследник Олтер, твой нож!


— Кто это? — услышал я вопрос Остаха к Алвину.

— А! — махнул рукой колесник. — Никто. Пелеп. Не раб, не работник. Сирота. Соседи погорели — один остался. Прибился вот… Живет, за очагами присматривает.

Сирота, значит? Я вспомнил отца, дана Рокона, и как он награждал ближников. Мне захотелось немного подурачиться. Я забрал нож у Йолташа и подошел к коленопреклоненному парню. Тот даже головы не поднял, размазывая сопли и слезы.

— Подними голову, Пелеп! — громко сказал я. Гомон вдруг затих, и мне стало не по себе от того, что я задумал. Впрочем, не отступать же? Я протянул кинжал двумя руками и сказал: — Прими от меня мой дар, Пелеп, и владей им с честью!

Тишина вокруг стала оглушительной. Далекий гомон улицы только оттенял ее, делая объемней.

— Чего сидишь, дурень? — послышался шепот Барата. — Двумя руками прими дар, встань да поклонись.

Парень вскочил как ужаленный. Поклонился до земли, схватил кинжал, еще раз поклонился. И прижал кинжал к груди, оглядывая всех вокруг. Казалось, он говорил: «Вы все это видели? Все? Теперь это мой кинжал!»

Расставание с мастером вышло скомканным. Мы вышли из лавки и наскоро попрощались. Остах обещался вскоре зайти. Забыв об обещании не садиться в кресло-каталку, я плюхнулся в него, а Кайхур запрыгнул мне на колени.

— Ты же обещал с сегодняшнего дня не садиться в это кресло, — подначил Барат.

— А сегодняшний день еще не кончился, — буркнул я.

— Ты сам-то понял, что сделал? — спросил Остах негромко.

— Нет, — быстро ответил я. — А ты?

— И я — нет. Вот только я ни на миг не забываю, что ты — наследник дана Дорчариан. А ты — забываешь.

«Потому что я липовый наследник. Меня к такому не готовили. Это брату постоянно твердили, что он — Старший, он — Правый, а не мне», — мог огрызнуться я, но не стал. Больше меня заботило то, как Барат подтолкнул чумазого Пелепа принять кинжал. Получается, что перед верным горцем я так и не отдарился. А ведь Барат вручил мне клинок на поле боя! А незнакомому городскому оборванцу, получается, тут же отдал кинжал. Непорядок!

— Куда идем? — спросил Барат у меня за спиной, берясь за рукояти управления креслом. Голос его был обычным и спокойным.

— В госпиталь, — ответил Остах.

Предстояло воплотить в жизнь вторую часть намеченного плана.

— Дядька Остах, — обратился я. Помня прокол с Туммой, когда он невольно подслушал нас, говорили теперь исключительно на дорча. — Я тут подумал про вчерашнее нападение…

— И что? — спросил Остах, думая о своем.

— Тумма прав — не наместник это, — ответил я.

— С чего бы это? — заинтересовался Остах.

— Посчитал по времени: с тех пор, как я заинтересовал Сивена на пиру, прошло слишком мало времени. Это же надо было отдать приказ, найти людей, дойти до госпиталя… Понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — задумчиво произнес Остах, теребя нижнюю губу. — И вправду: так быстро это не подготовить. Только если он заранее хотел тебе насолить.

— А заранее незачем, — поддержал я. — Так и получается: не он это.

— А кто тогда? Не случайно же именно нашу кубышку распотрошили… — в сердцах сплюнул на мостовую Остах.

— Кому-то мы на хвост наступили… — в свою очередь задумчиво ответил я.

— Как ты сказал? — захохотал Остах. — На хвост наступили?

Хмурая госпитальная стража, помня вчерашнюю выволочку, пропустила нас без возражений, едва завидев мое кресло-каталку. Горе-вояки даже попытались изобразить некое подобие воинского приветствия. К тому времени я уже шел на своих двоих, а Барат вез каталку с удобно устроившимся Кайхуром.

Не успели мы дойти до гостиницы, чтобы проведать старика Ллуга со слугами, как откуда-то из-за угла выкатился колобок Влик. Он немного опешил от вида Кайхура, улыбнувшегося ему во всю пасть, но — опыт общения с самыми разными людьми никуда не денешь — сосредоточился и начал беседу.

— Сиятельнейший наследник Олтер! — расплылся он в приторной улыбке. — Ты сказал, что придешь завтра, — так с утра и жду! Твои люди обихожены, сиятельнейший наследник! Можешь не сомневаться! Пожалуйста, проходи!

На ловца и зверь бежит, что называется. Пройдя вслед за начальником госпиталя, мы зашли в просторное помещение, освещаемое световым окном в потолке, и увидели роскошно накрытый стол. По-видимому, Влик не лукавил в том, что ждал с утра. Стол рассчитан именно на ребенка — на нем лежали всякие сласти: засахаренные фрукты, орешки в меду, какая-то пастила, шербет… Впрочем, на уголке стола примостилась и пара кувшинов с вином. Как и полагается, Барат с Йолташем застыли у входного проема, изображая истуканов.

«Хочешь сластями от ребенка отделаться? — подумал я. — Ну-ну».

Для вида я радостно всплеснул руками и дернулся к столу. Потом, якобы взяв себя в руки, обратился к Влику:

— От моего лица будет говорить мой воспитатель, Остах. Все, что он скажет, будет сказано с моего ведома и согласия. — С этими словами я впился в сочный, истекающий соком ломоть дыни.

— Что с драгоценностями, уважаемый Влик? — с ходу начал Остах, глядя, как струя вина падает в кубок. Рука начальника госпиталя дернулась, и вино пролилось на стол. — Нашли?

— Мм, — промычал Влик. — Слишком мало времени прошло. Мы сообщили городской страже. Они уверили, что…

— Пустое, — махнул рукой Остах. — Ушло. Дан будет рассержен.

Остах принял кубок и отпил. Вел он себя как заправский вельможа. Влик не ожидал подобного от горца и растерялся. Он думал, что будет иметь дело с глупым дикарем и избалованным, упрямым ребенком, а тут…