— Горцы? — спросил я.
— Нет, из местных. Имперцы, — почесав макушку, сказал один из слуг.
— Понятно, — сказал я и развернулся.
Вскоре мы покинули негостеприимный госпиталь. У ворот нас поджидал Тумма. Я сел в свое кресло — не стоило мне пинать сундук, только ногу разбередил, — и мы двинулись в обратный путь.
— И что тебе понятно? — спросил меня Остах, едва стражники остались позади.
— Я же тебе про пир рассказывал? Это наместник очередную каверзу приготовил… — зло сплюнул я в дорожную пыль. — Проучить решил, чтоб я не умничал.
Факел в руке Туммы качнулся, и великан подошел ко мне. Мы остановились, и я с интересом посмотрел на лицо Туммы, которое в пляшущем свете факела казалось вылепленным из глины — с острым подбородком, скулами и высоким лбом. Только повязка на глазах смазывала впечатление.
— Олтер, — прогудел великан, — я сегодня подслушиваю. Чужие слова сами влетают в уши, — пожал плечами лекарь.
— Трудно не услышать то, о чем не скрывая говорят вслух, — помог я ему. — Ты ведь слепой, а не глухой.
— Я работал. С господином и госпожой. Они говорили; я слышал. Вбежал слуга, сказал о нападении. Хозяин ругался. Это не он.
— Ты защищаешь его? — спросил я с интересом.
— Раб — не защита господину, — пожал плечами Тумма. — Не иди ложной тропой. Найди маленького друга. Твой оунманастри жив, я вижу.
— Спасибо, — растрогался я и подошел к Тумме. Взял его за руку, отчего тот вздрогнул всем своим огромным телом. — Спасибо за помощь, Тумма!
Великан улыбнулся — в свете факела выглядело это страшновато — и вновь возглавил нашу процессию.
Тумме я поверил сразу, хоть тот и говорил не совсем понятно. Теперь я не знал, что и думать. В то, что нападение случайно, — не верил ни капли. Задумавшись, я не заметил, как мы добрались домой. А на крыльце лежал… мой маленький Кайхур, весь в крови и с поломанным ухом.
— Кайхур! — крикнул я и вскочил с кресла, бросившись к щенку.
Тот поднял голову и замолотил хвостиком по половицам. Встать на ноги у него не хватило сил. Я обнял его и стал ощупывать и осматривать. Остах отобрал щенка, и мы вместе искупали его в фонтане за домом.
— Ты смотри — ни царапины, — покачал головой Остах, сам себе не веря. — И ребра целы. Живой твой кролик, живой, — сказал Остах, вручая щенка.
Я схватил Кайхура и прижал к груди. Надо ли говорить, что уснул Кайхур, лежа в моей кровати? Засыпая, я смотрел на его уродливую мордочку и строил планы мести. Знать бы еще, кому мстить!..
Глава 7
Где-то в горах Дорчариан
Арратой
Арратой смотрел, как обустраивают стоянку на ночь. Место для привала выбрали подальше от дороги, чтобы никто из местных ненароком не набрел. Если вдруг столкнутся на дороге с местными днем — плохо будет. Или они, или те живыми останутся. Обнадеживало Арратоя только то, что опасные развилки успели проскочить незамеченными, а здешние окрестности малолюдны.
Гвоздь пошел за водой, Щербатый с Ремнем тащили хворост, а Пиво копался в котомках со снедью. По сравнению с первыми днями, когда бывший купец очнулся посреди ругани, поножовщины и беспорядка, картина выглядела невинной и безмятежной. Однако Арратой все еще поневоле чувствовал себя обманутым пастухом, которому вместо отары послушных овец подсунули стаю голодных облезлых псов.
Как они с Клопом, чудом не переломав кости, спустились по веревке, что так и висела всеми забытая после штурма Старого поста, Арратой еще помнил. А вот их дальнейший путь и нечаянная встреча с шайкой дезертиров у бараков уже прошли мимо него. Дезертиры, разорявшие бараки, собирались прирезать неудачливых пьяниц, но Клоп растрезвонил им про горское золото, которого хватит на всех, и те передумали.
В первый же вечер, когда каждый давился своей награбленной пайкой, зыркая по сторонам, одного бедолагу зарезали за косой взгляд на чужой кусок хлеба. Тогда Арратой был слишком раздавлен похмельем и ужасом от понимания того, с кем ему предстоит идти дальше. Во второй вечер, когда вновь началась грызня, Арратой вышел на середину освещенной пламенем костра поляны. Он, конечно, не Коска Копон, но понимал, что такой разобщенной ватагой в горах не выжить.
— Всю еду надо сложить и готовить на всех, — глядя поверх голов, громко сказал Арратой. — Иначе ничего не выйдет.
Чавканье и переругивания прекратились. Ненадолго.
— Слышь, жратву в общак скинуть!.. — послышалось справа. — А сам-то и без жратвы!
— Оно и понятно!.. — поддакнули рядом.
— Пиво, слышь, чего Книжник удумал?! — крикнул кто-то через всю поляну.
— Как ты меня назвал? — вздрогнул Арратой. Воспоминания о Книге остались не из приятных.
— Ты же с Книгой жил? Вот и Книжник, — ответил смуглый щуплый беглец.
— Я не книжник, — раздельно ответил Арратой. — Не учетчик. Не раб. Можешь звать меня Арратоем. Или купцом.
К Арратою приблизился невысокий дерганый мужичок. Все звали его Пиво. Из услышанного ранее Арратой сделал вывод, что именно этот мутный тип и подбил всех на побег.
— Слышь, Череп больно много командовал — вот и сбегли мы. Ты тоже покомандовать решил, Книжник? Так от тебя мы не побежим, кхе-кхе. — Он недобро осклабился и положил руку на тесак. Вооружены все были знатно: тесаков и старых кожаных доспехов в оружейке крепости оказалось предостаточно. Один из беглецов, бывший охотник, даже раздобыл лук со стрелами.
— Ты жить хочешь? — Арратой решил проглотить «книжника». Испытанный в драке короткий меч висел в ножнах на бедре, но прикасаться к нему Арратой не стал. — Горы вокруг. Еду всю собрать и готовить горячее. Вдруг удастся кого подстрелить — все в котел. Нам долго идти.
В той стычке Арратой победил в главном, уступив в малом — согласился на прозвище. Теперь ни у кого из ватаги имен не было: Клоп, Ремень, Топор, Оспа, Гвоздь, Щербатый, Злобный и Пиво шли за горским золотом, к которому их вел Книжник. Арратоем теперь именовал себя только сам бывший купец. Первые дни, едва оклемавшись, Книжник гнал ватагу с утра и до глубокого вечера. В ответ на поднявшийся ропот Арратой пояснил, что встреча с воинами дана Дорчариан ничем хорошим не закончится. Тогда притихли. И огонь стали разводить в ямке, как научил неразговорчивый Топор. Злобный оказался бывшим охотником и пару раз притаскивал каких-то птиц, которых разваривали в кашу. Кашеваром себя сам назначил Пиво, но горячее у него получалось вполне сносное. Рабам при Колодце такая еда и не снилась.
После того как миновали развилку на Паграбу, а дорога все больше стала напоминать широкую тропу, Арратой успокоился и сбавил темп. Он сверился с картой и объявил, что ни деревень, ни сел навстречу не попадется. С опасливым уважением посмотрев на свиток в руке Арратоя, беглецы промолчали. Ни ставить караулы на ночь, ни высылать вперед разведчиков Арратой не умел. Однако они уже не были разношерстной толпой беглецов, а все больше походили на сбитую ватагу, объединенную общим помыслом.
— О чем задумался, Книжник? — окликнули Арратоя.
— Хавчик готов, стынет уже! — подстегнул Пиво.
Купец подхватил свой кожаный шлем, который вынужденно использовал и как посуду, и пошел к костру.
— Известно о чем, — ответил кому-то Злобный. — Все золотые считает, что на кладбище горском зарыты.
«Неужели снова?..» — простонал про себя Арратой. Все разговоры крутились либо вокруг событий последних боев, либо вокруг золота мертвых. Без этой сказки на ночь не обходился теперь ни один вечерний привал.
— Ты же счетовод, Книжник, — затянул свою песню Гвоздь. — Хоронят вождя — а родичи золотые бросают. Так ведь сказывал? — спросил он окружающих. Те одобрительно загудели. — Монетка звякнула — горская душа добралась докуда надо. Так ить?
Арратой устало кивнул. Бессмысленные разговоры, но только они держат этот сброд в хоть каком-то порядке.
— Так сколько же монет, счетовод? — возбужденно зашептал Ремень. Даже ложка с варевом замерла у рта. — За столько-то лет сколько вождей в город-кладбище натащили!
— Горы, горы золота…
— Ну не все же золотые бросают, — рассудительно добавил Злобный. — Кто-то и серебрушку кинет.
— Ты наших горцев видел? — повернулся к Злобному Пиво. Мысль о том, что кто-то мог оставить серебряный вместо золотого, его возмутила. — Которых мы в Колодец покидали? Мясо, уроды, по два раза на дню жрут. А Империя им за службу золотом платит. А где им золото тратить в этих паршивых горах? — победно обвел всех глазами Пиво.
— Негде! — припечатал Топор.
— То-то же, — сжал кулак Пиво. — В шкуры рядятся, как оборванцы, а у самих золота куры не клюют.
Арратой краем уха слушал успевшие ему изрядно надоесть разговоры и развернул карту, отставив в сторону опустошенный шлем. Придавив кинжалом, чтобы свиток не сворачивался, Книжник всмотрелся в карту. Недавно они прошли мимо развилки с тропинкой, и Арратой хотел сверить путь.
— И что ты в этой картинке чудно́й понимаешь, Книжник? — спросил Клоп, сидевший рядом.
Только он один спокойно воспринимал карту, не принимая ее за колдовской амулет. Впрочем, после того, что они сотворили в пьяном угаре с Рабской книгой, — что ему какая-то карта?.. Арратой глянул на Клопа. Тот криво улыбнулся. Арратой передернул плечами от воспоминаний.
— Что тут понимать? — буркнул Арратой. Клопа он не боялся — без Книжника недомерка без разговоров скинут в пропасть. — Смотри: вот видишь спираль — это Колодец в землю входит. Вот домики вдоль реки — села Долины. Вот черепа и кости — Город мертвых.
— А это что за домик из белых камней? — Грязный палец ткнул на пару домов рядом с Городом мертвых.
— Не знаю, — ответил Арратой. — Толком разузнать не мог, сам понимаешь. Написано: «Молчи». А кто молчит — привратник в этом домике? Или этот привратник велит молчать всем, кто на похороны явился? Какая разница, нам это ни к чему.
— Ни к чему, — покладисто согласился Клоп, смотря, как сворачивается свиток. — Но я так и не пойму: как хотя бы одну гору в такой маленький свиток запихать можно? Кто до такого додумался?
— Эй, Книжник! — негромко окликнул Пиво. — Что колдовство тебе сказало — долго нам еще?
— Нет, — коротко ответил бывший купец. — Недолго.
Арратой посмотрел на тяжелую дымную тучу, от которой они все это время отдалялись. И порадовался тому, что дан Рокон, спешащий на пожар, теперь не его забота.
Атриан
Олтер
Проснулся я от того, что Кайхур лизал мне пятки. Влажный язык щекотал ступни, я поджал ноги и рассмеялся.
— Фу, фу, Кайхур! Щекотно же! — прикрикнул я на щенка и сграбастал его в объятия. Щенок тоже улыбнулся и лизнул меня в лицо. — Да что ты все лижешься! — крикнул я отворачиваясь.