– Такую рану рукой не нанесёшь. Его ударили чем-то тяжёлым!

– Может, рукоятью пистолета? – предположил Корнев.

– Вполне возможно.

– Наверное, подозреваемый напал на сержанта и задушил его! – предположил лейтенант. – А тот, защищаясь, сумел выхватить пистолет и шарахнул его по башке.

Зверев расстегнул кобуру убитого сержанта и указал на лежавший в ней пистолет.

– По-вашему, Комельков стал душить Лычкина, тот достал пистолет, ударил подозреваемого рукоятью и, прежде чем скончаться, засунул пистолет обратно в кобуру! Вы хоть немного думайте, лейтенант, прежде чем нести ерунду!

– Виноват, – промямлил дежурный.

– Если бы сержанта душили, на шее должны были бы оставаться следы, – уточнил начмед.

– Эти двое не нападали друг на друга, с ними расправился кто-то третий, – подытожил Зверев.

– Он, кажется, пришёл в себя! – воскликнула Софья Юркина.

Зверев шагнул к Комелькову и опустился на колено. Лёнька открыл глаза и тупо озирался по сторонам.

Увидев перед собой Зверева, он прохрипел:

– Я узнал его… Он здесь, он теперь мент…

– Спокойно! Ты узнал человека, который убил сержанта! Так? – спросил Зверев.

Лёнька кивнул и застонал от боли.

– Этот же человек напал и на тебя? – крикнул Зверев.

– Да… – превозмогая боль, простонал Лёнька и снова потерял сознание.

Зверев схватил Лёньку за рукав.

– Ему нужен покой. Перестаньте его трясти, – воскликнула Юркина.

Зверев отступил, но, увидев, что Лёнька снова пришёл в себя, снова придвинулся к нему.

– Вы шли по коридору и…

– Я его узнал… узнал эту сволочь.

Лёнька снова застонал, его глаза смотрели в пустоту. Он дёрнулся, провёл по лицу окровавленной рукой, оставив на нём тёмный багровый след.

– Фишер!.. Это был Фишер? – Зверев старался не трясти Лёньку и говорил как можно спокойнее.

– Что вы делаете? Вы же его убьёте! – закричала Софья Павловна.

Карен Робертович, подошёл к Юркиной и отвёл её в сторону.

– Ты узнал убийцу? – в очередной раз переспросил Зверев.

– Узнал! Я его узнал… – Лёнька затрясся, и Зверев понял, что раненый смеётся. – Подумать только: рыбак рыбака…

– Это был Фишер?

Лёнька, словно опомнившись, дёрнулся и стал озираться по сторонам.

– Фишер! Фишер! Конечно… Я же его нарисовал! Где? Где рисунок? – Лёнька попытался приподняться на локтях, но тут же откинулся назад. – Он забрал его! Сволочь! Забрал мой рисунок!

– Не волнуйся, – Зверев придержал руку Лёньки. – Постарайся ещё раз спокойно рассказать, что здесь случилось.

– Да-да… конечно! Меня вели по коридору, вот этот, – Лёнька указал на мёртвого сержанта. – И тут я увидел этого. Он сразу всё понял! Понял, что я его узнал! Я закричал! Он ударил вашего в грудь, тот тут же рухнул. Это тот же самый удар! Удар Фишера! Когда он бросился ко мне, я прижал руки и вжался в стену. В этот момент он ударил, но попал по рукам. После этого он выхватил пистолет и ударил по голове. Я мог бы закрыть и голову, но я боялся… Так боялся оторвать руки от груди… Вы точно не нашли рисунок?

Зверев помотал головой. От целого потока слов вены на висках Лёньки надулись, кровь выступила из-под повязки. Его лицо перекосилось, но он продолжил:

– Я сделал всё, как и обещал. Я нарисовал портрет Фишера, и ещё… Я должен был сказать это сразу… – Лёнька вцепился Звереву в пиджак и рванул на себя, прошептав в самое ухо. – Андрей! Фишер вернулся за Андреем…

Лёнька в последний раз дёрнулся, закряхтел и застыл, не разжимая руки.

* * *


Они сидели в кабинете Корнева уже два часа. Несколько минут назад Карен Робертович зашёл в кабинет и предварительно сообщил, что младший сержант Лычкин умер от остановки сердца.

– Ты хотя бы семечки, что ли, грыз! А то все губы себе искусаешь! – покачал головой Зверев, когда Карен Робертович вышел, осторожно закрыв за собой дверь.

Он сидел на подоконнике и курил в форточку.

– Отстань! Сейчас мне совсем не до твоих шуточек.

– А я и не шучу. Курить не стоит, а вот семечки…

Корнев что есть мочи бахнул кулаком по столу.

– Да прекрати ты, наконец!

– Ты так свою Леночку до инфаркта доведёшь. Она ведь каждый раз, после такого грохота, или выкриков твоих, к двери подходит и слушает. Ты бы проверил, может и сейчас стоит!

– Да пошёл ты! Тебе надо, ты и проверяй! – Корнев снова вынул из стола очередной карандаш и принялся его точить. – Дурак! Какой же я дурак! Нельзя былоотпускать Комелькова, а мне загорелось поскорее рожу этого фрица увидеть. Теперь вот пойди и угадай, как эта сволочь выглядит.

Зверев пожал плечами:

– Да уж, Лычкина, конечно, не вернуть, да и Лёньку, признаться, мне тоже жаль, но теперь мы имеем то, что имеем. Зато теперь районы поиска у нас более-менее обрисовались. Сам посуди: искать Фишера по всему городу всё равно что искать иголку в стоге сена. Никакая агентура нас бы на него не вывела. Если бы мы объявили его в розыск, и развесили бы его портреты на каждом столбе, он бы наверняка затаился. К тому же по рисунку не так уж и просто опознать человека. Он мог бы как-нибудь изменить внешность. Например, отрастил бы бороду и усы. И не факт, что рисунок Лёньки был таким уж и идеальным.

– Всё равно рисунок, даже плохой – это лучше чем ничего. К тому же у нас больше нет свидетеля, который бы мог опознать Фишера, а это просто катастрофа.

– Согласен, но давай всё же будем исходить из того, что имеем, а не истерить и киснуть, – продолжал рассуждать Зверев. – Теперь мы практически наверняка знаем, что Фишер в городе. Наши предположения о том, что он где-то раздобыл форму и выдаёт себя за сотрудника милиции, скорее всего, оказались неверными. Теперь мы предполагаем, что Фишер не просто изображает милиционера, а таковым и является. Остаётся заняться чистой математикой пока что, сделав весьма приблизительные подсчёты. В Управлении работает чуть больше шестидесяти человек. Из них таких, как я и ты, – старожилов, которые работали здесь ещё до войны, и которых мы знаем в лицо, наберётся около двадцати. Остальные новички, которые вступили в наши ряды уже после войны. Если бы не недавнее увеличение штатов, которое прошло три месяца назад, то подозреваемых было бы меньше, а так имеем то, что имеем, а именно около сорока потенциальных подозреваемых.

– Быстро же ты как всех сосчитал! – язвительно заметил Корнев.

– Просто я не убиваюсь о потере ценного свидетеля и не перевожу карандаши, как некоторые! Я думаю и рассуждаю!

– Ну-ну, давай, что ты там ещё надумал?

– Так вот! Если не брать в расчёт посетителей, которые могли оказаться в Управлении случайно и вряд ли ходили бы по коридорам без сопровождения. Если отбросить женщин и тех, кто был в командировках, на выходных и в отпусках – эти сведения мы непременно запросим в отделе кадров – думаю, что останется не больше двадцати. Мы составим список оставшихся и с пристрастием допросим всех дежурных по КПП, чтобы исключить тех, кого сегодня точно не было в Управлении и, надеюсь, что список ещё уменьшится. По моим прогнозам, останется человек пятнадцать.

– Будет логично также составить список всех Андреев, из общего числа. Также нужно будет включить сюда список тех Андреев, которые работали здесь раньше. Если предположить, что Фишер сумел завладеть поддельными документами и устроился к нам, чтобы отыскать этого Андрея, то он, возможно, тоже не знает его в лицо.

– Ну вот, и твои мозги наконец-то заработали. Это хорошо. Плохо одно – за всеми подозреваемыми нам придётся организовать наблюдение, а значит, понадобятся люди. Я бы взял кого-нибудь из наших оперов, но почти все они пришли в Управление недавно, а значит, попадают в число подозреваемых. Среди наших только Ершов и Коваленко старожилы, а остальные все новички. Любой из них может оказаться Фишером, тогда все труды псу под хвост. Только вот Ершов – в госпитале, а Коваленко – недавно схоронил жену. Он, конечно, опер толковый, но сейчас работник из него так себе.

Корнев хлопнул ладонью по столу.

– Так! Дело наклёвывается нешуточное, подумать только, у нас в Управлении завёлся предатель, недобитый нацист! Итак, я решил: мы создадим отдельную следственно-оперативную группу, в которую включим только тех, кто не попадёт в списки подозреваемых.

– Догадываюсь, кого ты мне предложишь! – фыркнул Зверев.

– Подберу лучших, можешь не сомневаться, ну и ты не сиди без дела.

– То есть я могу тоже кого-нибудь взять?

Корнев, судя по его враз изменившемуся лицу, проникся жаждой деятельности.

– Да-да, можешь! Всё, не мешай! И не сомневайся, ты получишь самых лучших.

Видя, что подполковник его уже не слышит, Зверев только махнул рукой и вышел из кабинета.





Часть вторая

Роза




Глава 1, в которой Зверев помимо поисков Дитриха Фишера начнёт расследование ещё одного довольно запутанного дела




Выявить всех тех, кто сегодня побывал в Управлении и мог напасть на Комелькова и конвойного, оказалось не так уж и легко. Остаток дня он бегал по кабинетам, опрашивал сотрудников, рылся в бумагах, а также зашёл в дежурную часть. Сидевший на пропускном пункте сержант долго восстанавливал в памяти тех, кого он сегодня видел или не видел, при этом постоянно снимал фуражку и чесал затылок. Зверев с трудом сдерживался, ругая про себя охранника за невнимательность и тугодумие. Порадовало лишь то, что майор Свистунов, начальник дежурной части (по-видимому, он уже получил соответствующие указания от Корнева), без промедления предоставил Звереву все графики дежурств и книгу посетителей. Звереву, конечно, хотелось взвалить всю бумажную работу на Шувалова, но того в Управлении не оказалось, а терять драгоценное время не хотелось. Зверев поднялся в свой новый кабинет, который Корнев выделил ему и его ещё не сформированной оперативно-следственной группе.

Кабинет располагался на первом этаже. Здесь было довольно убого: старенький стол, на котором стояли пожелтевший от времени графин и два таких же – не менее грязных стакана; несколько деревянных стульев, расположенных рядком вдоль стены и забитый какими-то папками книжный шкаф. На покрытом толстым слоем пыли подоконнике в глиняном горшочке произрастала куцая, но от этого не менее пахучая, герань. Войдя в кабинет, Зверев тут же подошёл к окну, распахнул его, после чего взял горшок с цветком и бросил его в стоявшую в самом углу мусорную корзину; вслед за геранью последовали стаканы и графин. Освободив таким образом кабинет от самых, на его взгляд, ненужных предметов, Зверев уселся за стол, стёр с него пыль носовым платком и погрузился в работу. От графиков и списков у него вскоре заболела голова, но он, пересиливая себя, так и просидел над ними до самого вечера.

Закончив работу в половине девятого, Зверев вышел из Управления и отправился на трамвайную остановку. Трамвай пришлось ждать довольно долго, так что до дома он добрался только тогда, когда уже начало темнеть. Войдя во двор, Зверев поглядел на свои окна и тут же укрылся за кустами. В его квартире на третьем этаже горел свет.