– Ох! – Фэй от порога комнаты произнесла что-то еще, но то ли Фредерик не смог разобрать, то ли это было не по-английски. Но она буквально в два шага пересекла комнату. – Он…

– Он жив. Но надо как можно быстрее отвезти его в больницу.

– Давай попробуем остановить кровь. Иначе ни до какой больницы он не доедет.

Пока Фредерик наблюдал, как ловко и без малейшего промедления действует Фэй, он невольно ее зауважал. В этот момент веки Винсента дрогнули, и он открыл глаза. Сначала в них не отразилось даже узнавания, но потом его взгляд остановился на Фредерике.

– Рик…

– Тихо, не говори ничего. Мы отвезем тебя в больницу.

– Анна… это Анна…

– Да, я знаю.

К счастью, машина не увязла в грязи, и они двинулись в обратную сторону. Слишком медленно, с точки зрения Фредерика, но он не хотел съехать на обочину, тогда они бы рисковали остаться в этой глуши еще надолго, а столько времени у Винсента явно не было.

Фэй хотела сесть с ним назад, но Фредерик даже не стал комментировать, просто посадил брата рядом с собой. Теперь он периодически бросал на него обеспокоенные взгляды. Винсент сидел, закрыв глаза и прислонившись головой к стеклу. Дышал он тяжело, но Фредерик был рад, что дышал.

Сзади пошевелилась Фэй, но ничего не сказала. Фредерик знал, она тоже следит за Винсентом.

– Винс… – негромко позвал Фредерик и снова уставился на дорогу, – только не засыпай. Пожалуйста, не засыпай.

Винсент ответил, не открывая глаза:

– Поговори со мной, Рик. Любую чушь. Только не молчи. Твой голос – мой ориентир.

И Фредерик говорил. Не отвлекаясь от дороги, он говорил и говорил, сам не зная, что и зачем рассказывает. Но он говорил, слушая неровное дыхание близнеца, до самой больницы.





Позже в больнице сказали, что они приехали как раз вовремя. Если б Фредерик с Фэй добрались до дома на пару часов позже, то скорее всего, они обнаружили только труп. Теперь же, даже несмотря на большую потерю крови, жизни Винсента ничего не угрожало.

Полиция сразу же заинтересовалась пулевым ранением, а узнав, что это тот самый Уэйнфилд, машину которого недавно нашли с мертвым телом, заинтересовались еще больше. Фредерик честно рассказал все, что знал, правда, не стал упоминать Анну и знакомого Морган. Но когда Винсент пришел в себя, он сам пожелал первым делом дать показания, и полиция с возрастающим удивлением записывала утверждение о том, что стреляла Анна Веласкес. Правда, слова «бешеная сучка» вносить в протокол все-таки не стали.

Дом облазили сверху донизу, но никаких отпечатков, помимо Уэйнфилдов, не нашли. Хотя не то чтобы они многое дали – Анна и раньше бывала в Доме. Правда, удача все-таки улыбнулась, и кое-что нашли. Уэйнфилды не особенно интересовались, из чего же удалось выделить ДНК, или какие свежие следы обнаружились. Главное, полиция подтвердила, что они свежие и принадлежат Анне.

Той самой Анне Веласкес, которая уже полгода как числилась мертвой.

Полиции казалось, что вряд ли дело может стать еще запутаннее, но как же они ошибались! Как раз в тот момент, когда Винсента выписывали из больницы, дополнительный анализ показал, что и на теле Тобиаса Джордана имеется ДНК Анны. Похоже, именно она была причастна к его смерти, хотя и очень хотела, чтобы в этом обвинили Анабель – еще одна месть Уэйнфилдам. Обвинения с Анабель тут же были сняты, а в адрес Анны, и без того объявленной в розыск, было предъявлено еще одно.

Фредерик попытался выяснить у Морган, где может скрываться Анна, но та ничего не знала. Как она сказала, даже ее молчаливый спутник Адам вернулся в ту же ночь, когда нашли Винсента, и больше не имел с Анной никаких дел.

Когда Винсента выписали из больницы, Фредерик настоял на том, чтобы он «отдохнул дома». К счастью, из Анны вышел никудышный стрелок, важные органы не были задеты, а молодой здоровый организм быстро восстанавливался. Спустя пару дней Винсент взвыл от безделья и заявил, что если брат собирается держать его в четырех стенах, то пусть лучше сразу и собственноручно пристрелит.

Сдавшись, Фредерик признал, что уж слишком его опекает, и так Винсент вернулся в издательство. Хотя и не пытался уж слишком усердствовать в работе, за этим цепко следил Фредерик, а в остальное время – Фэй.

Она вместе с Офелией так и осталась жить у Уэйнфилдов, сделав воскресные ужины еженедельной традицией. И если Фэй чаще всего ночевала в комнате Винсента, то Офелия все чаще в комнате Фредерика. Он вообще был ей благодарен: пока Винсент был в больнице, а Фредерик часто оставался с ним, Офелия не пыталась уговорить его вернуться домой, она просто приносила еду и уютные одеяла.

К удивлению Анабель, именно на ее плечи легли многие важные решения в издательстве в то время, пока братьев не было на работе. Сначала она постоянно звонила Фредерику, но однажды трубку взяла Офелия. Она устала сказала, что Фредерик спит, и почему бы Ани самой не принять решение? Сначала Анабель смутилась, но потом оказалось, что она действительно может управляться с делами – по крайней мере, держать все на плаву до возвращения братьев.

Линдон Кросби вернулся в Америку, правда, постоянно звонил Анабель и писал трогательные письма по электронной почте. Он обещал вернуться к концу осени. Но задуматься об этом Анабель смогла только к середине осени, когда и Фредерик, и Винсент вернулись к делам издательства, и она смогла выдохнуть.

Клуб Дэнни успели закрыть, и его самого тоже разыскивала полиция. Но об этом и Фэй, и даже Винсент забыли очень быстро: Куб требовал постоянного внимания, да и работой этой Фэй увлеклась. Однажды, в пятницу вечером, Винсент отправился туда, чтобы посмотреть, как Фэй справляется с работой, и был вынужден признать, что отлично, и Куб явно стал тем самым местом, где она может приложить свои таланты.

После этого заявления Винсент отправился в вип-зону Куба, как он сказал, наконец-то пить, впервые после выхода из больницы. Фэй не смогла составить ему компанию, у нее было слишком много дел. И пока она занималась ими, бегая по Кубу, то с удивлением увидела, что Винсент успел напиться. Она даже позвонила Фредерику, чтобы тот забрал брата.

Фредерик приехал как раз в тот момент, когда Винсент исторгал из себя ужин, и быстренько забрал брата. А дома отправил его под холодный душ, который, как он знал, всегда приводил Винсента в чувство.

Так вышло и на этот раз. Сделав две чашки кофе, Фредерик сидел в гостиной и ожидал брата. Тот вскоре появился, босой, в джинсах и рубашке. Его рана успела зарубцеваться, хотя Винсент и терпеть не мог ее показывать. Он уселся на диван и с благодарностью взял кофе.

– Прости, я явно не рассчитал, – сказал он. – В мои планы не входило напиваться. Просто… ну…

Фредерик смотрел на него внимательно, а потом рассмеялся, чем привел Винсента в полное замешательство. Тот нахмурился и продолжил пить кофе, пока Фредерик, все еще усмехаясь, не сказал:

– Я рад, что ты вернулся. Может, пить лишний коктейль сейчас и было не очень умно с твоей стороны, но… это ты. Такой, какой ты есть.

– Будь твоя воля, ты бы запер меня в больнице еще на месяцок-другой.

– Может, и подольше, пока ты бы окончательно не пришел в себя…


– …а полиция не нашла Анну? Брось, Рик.

Они говорили об этом уже не раз. Действительно, Фредерик волновался за брата, хотя врачи и убеждали его, что заживление раны прошло удивительно быстро и успешно, им не о чем волноваться. Но в отличие от врачей, Винсент куда лучше понимал, чего на самом деле боится его близнец. И он не мог убедить его, что больше ничего не грозит. Пока Анна на свободе, она способна на что угодно.

Винсент только не озвучивал, что возможно, бояться стоит не только за него. Анна подставила Ани, и ту едва не обвинили в убийстве. А теперь, когда ее планы раскрыты, она больше не может действовать скрытно. И ее главной целью всегда был не Винсент, а Фредерик, тот, кто, по ее мнению, «не ответил на ее любовь».

Своими опасениями Винсент поделился только с Фэй. Но она была того же мнения, что и он: им всем стоит быть внимательнее, но это не значит, что нужно ждать, пока Анну поймают, и не высовываться из дома. По правде говоря, Винсент вообще полагал, что им самим стоит заняться поисками Анны – но эти мысли он не озвучил даже Фэй.

– Но последняя пара коктейлей была глупостью, тут ты прав, – вздохнул Винсент. – Как всегда, ты снова меня спас.

– О да, чаще всего я спасаю тебя от тебя самого.

– Еще иногда от Анны.

Винсент улыбнулся, но улыбка вышла кислой. Он не стал напоминать брату, как вытаскивал его с пьянок во времена колледжа, да и Фредерик явно говорил о другом, более близком к настоящему времени.

– Я знаю, ты бы сделала то же самое, – пожал плечами Фредерик. – Ты делал, много раз. Хотя я бы предпочел, чтобы ты не умирал за меня…

– Умирать за кого-то легко, это каждый может. Сложнее убивать за кого-то.

– Надеюсь, об этом мы не узнаем.

Оба близнеца одновременно отпили кофе, и в этот момент они были удивительно похожи. Тем более, что Винсент не одевал дома темные очки. Только шрамов на его теле было куда больше. Он провел рукой по мокрым волосам и с трудом удержался, чтобы не зевнуть.

– Похоже, я еще не готов гулять всю ночь. Передашь Фэй мои извинения?

– Она и так все поняла, не сомневайся. Поговоришь с ней завтра.

Винсент кивнул и, оставив чашку, пошел в свою комнату. Фредерик хотел сказать, чтобы он убрал за собой чашку, но потом улыбнулся и только покачал головой. В этом тоже был весь Винсент, в подобных мелочах и привычках. Он был здесь и сейчас, и ради этого Фредерик был готов мириться с разбросанными грязными кружками.

Как будто дождавшись, пока уйдет Винсент, в комнату вошла Офелия. Она тоже была босой, в длинном белом то ли платье, то ли ночной рубашке.

– Не хотела вам мешать, – сказала она. – Но ты помнишь о наших планах?

Фредерик кивнул.

– У меня или у тебя? Вряд ли ты предпочтешь кухню.

– У меня, – решил Фредерик.

Кивнув, Офелия ушла к себе, она явно не торопилась и позволяла Фредерику все подготовить. Не торопясь допив кофе, Фредерик одновременно размышлял обо всем и ни о чем. Он вспоминал прошлое, давние события и совсем свежие, как шрам на теле Винсента. И внезапно поймал себя на мысли, что ни о чем не жалеет, ни о едином сделанном вдохе, ни об одном событии или действии. У всего были причины и следствия. И последствия. Но это ведь логично.

Поднявшись с дивана, он взял и свою чашку и оставленную братом, с так и не допитым кофе. Фредерик отнес их на кухню и сунул в посудомоечную машинку. В детстве мать была почему-то категорически против нее, и заставляла сыновей мыть посуду самостоятельно.

Только после этого Фредерик отправился в свою комнату. Он не стал зажигать свет. Только лампу на прикроватной тумбочке. Из нее самой, пошарив, Фредерик достал свечи и расставил их по комнате. Он давно обнаружил, что лучше всего горят самые дешевые, красиво оплывая. Главное, чтобы они были восковыми. Винсент над ним смеялся, но Фредерик был уверен, что отчетливо ощущает восковой запах.

После свечей он немного помешкался, но потом достал из-под кровати небольшой продолговатый ящик. В нем оказался медный поднос с замысловатыми виноградными лозами. А на нем полный набор для опиума, с лампой и трубкой.

Они не доставали его очень давно. Не было ни желания, ни – вроде бы – времени. Но иногда Фредерику казалось, что в жизнях близнецов может меняться, что угодно, только их убеждения остаются неизменными.

Офелия зашла тихо, хотя и не пыталась скрываться. Она была босиком, все в той же полупрозрачной накидке, которая не очень-то скрывала ее тело. Длинные белые волосы рассыпались по плечам и казались призрачным ореолом. Только глаза на бледном лице Офелии в полумраке выглядели неимоверно яркими и темными.

– Уверена? – в последний раз спросил Фредерик.

Вместо ответа Офелия кивнула и уселась на постель с ногами, скрестив их. Она, казалось, терпеливо ждала и наблюдала, как руки Фредерика выудила все из того же ящика тумбочки черный бархатный мешочек с китайским символом. Размяв в пальцах маленький темный кусочек, вытащенный из мешочка, Фредерик набил им трубку.

– Ты же знаешь, что опиум не горит? – спросил он.

– Очень жаль. Дым был бы романтичен.

Он раскурил от маленькой лампы, и действительно, по комнате поплыл сладковатый запах, но никакого дыма. Но Фредерик ощущал, как пары проникают в его легкие. Он передал трубку Офелии.

– Томные опиумные курильни – еще один стереотип. Никогда такого не было. А вот грязные притоны, где лондонцы вкушали опиум, очень даже были распространены.

– Как хорошо, что ты не устраиваешь грязный притон!

Фредерик скривился:

– Для этого я слишком люблю эстетичность. Как и Винсент. Мы всегда считали, что главное – это делать то, что действительно хочется и получать от жизни удовольствие. Если это не мешает окружающим.

– Опиум для тебя такое удовольствие?

– Иногда.

– А это?