У руководства округа Джеффко возникла одна серьезная проблема. Задолго до того, как Эрик и Дилан застрелились, в департаменте шерифа нашли досье на обоих парней. В файлах находилось двенадцать страниц распечатки с сайта Эрика, в которых тот изливал ненависть и грозился тем, что будет убивать людей. Для следствия эта находка, которая оказалась у них в руках еще до того, как обнаружили трупы убийц, была письменным признанием, наличие которого облегчало получение ордера на обыск домов. Однако для руководства округа это могло обернуться катастрофой, так как доказывало, что власти «сидели» на этих документах и не давали им хода с 1997 года.
Распечатки с сайта Эрика властям предоставили Рэнди и Джуди Браун. На протяжении полутора лет супружеская пара неоднократно предупреждала департамент шерифа о поведении Эрика. Приблизительно в районе полудня 20 апреля файлы привезли в Клемент-Парк, в трейлер, в котором был расположен командный пункт. Руководство округа много раз цитировало сайт Эрика для получения ордера на обыск, однако потом отрицало, что когда-либо видело этот документ. (Собственно говоря, наличие в файлах департамента шерифа распечаток с сайта Эрика отрицали несколько лет. Чтобы замести следы, скрывали и сами тексты выпущенных ордеров на обыск.)
Для семьи Браунов это было очень непростое время. Широкой общественности поведали две противоречащих друг другу истории: или Рэнди и Джуди Браун делали все, чтобы предотвратить массовое убийство, или в их семье вырос один из заговорщиков. А может быть, произошло и то, и другое.
Случившееся казалось супругам Браун карой небес. Их сын являлся близким другом обоих убийц. Настолько близким, что в принципе был в состоянии предугадать то, что они планировали. Брауны более чем за год до трагедии предупреждали полицию о поведении Эрика, и власти не сделали ровным счетом ничего. И после того, как Эрик перешел от слов к делу, многие стали считать Браунов не героями, а сообщниками. Супружеская пара просто не могла поверить, что оказалась в числе подозреваемых. В интервью газете New York Times они заявили, что пятнадцать раз связывались с людьми шерифа по поводу Эрика. Тем не менее власти округа Джеффко несколько лет отрицали, что Брауны общались с полицией, хотя и знали о существовании подтверждающих это документов.
Департамент шерифа оказался в еще более сложной ситуации, чем Брауны могли бы себе представить. За тринадцать месяцев до массового убийства помощники шерифа Джон Хикс и Майк Гуэрра осуществили проверку информации, полученной от супругов Браун, и нашли веские доказательства того, что Эрик занимался изготовлением трубчатых бомб. Гуэрра счел нарушения настолько серьезными, что написал черновой вариант аффидевита, то есть письменных показаний, которые могли бы быть использованы для получения ордера на обыск в доме Харрисов. По непонятным причинам этот документ так никогда и не представили судье. Документ Гуэрры был очень убедительным, в нем описывались возможные мотивы, доступные потенциальному преступнику средства и то, что он может сделать.
Через несколько дней после трагедии приблизительно десять человек из руководства округа тайно встретились в небольшом офисе в муниципальном здании – Open Space Department. Собрание получило кодовое название Open Space. Его целью было обсуждение показаний Гуэрры, а также того, что делать по этому поводу.
Гуэрру привезли на эту встречу и попросили никогда не обсуждать написанный им документ с людьми, не входящими в круг присутствующих в комнате. Гуэрра согласился.
Сам факт этой встречи оставался неизвестным в течение пяти лет. 22 марта 2004 года Гуэрра признался следователям генерального прокурора штата Колорадо в том, что написал аффидевит. Гуэрра описал собрание в Open Space, как «поиск способа прикрыть свою задницу».
На той встрече присутствовал прокурор округа Дейв Томас. Он заявил присутствующим, что если бы этот аффидевит попал на стол судье, то причин для его подписания было бы явно недостаточно. Как только об этом заявлении стало известно, многие выразили мнение о том, что оно не соответствует действительности. Официально слова Томаса в 2004 году опроверг генеральный прокурор штата Колорадо.
Через десять дней после трагедии провели печально известную пресс-конференцию, на которой власти округа Джеффко нагло соврали о том, что знали о существовании аффидевита. Они заявили, что не могут найти файлов с распечатками сайта Эрика, не нашли бомб, которые описывал Эрик, и у них нет никакой информации о том, что супруги Браун встречались с помощником шерифа Хиксом. Составленный Гуэррой аффидевит доказывал, что все обстояло ровным счетом наоборот. Тем не менее власти годами продолжали врать общественности.
Через несколько дней после встречи файлы Гуэрры с информацией об Эрике в первый раз исчезли.
На встрече для поиска способа прикрыть свою задницу, присутствовали высокопоставленные чиновники округа. Большинство следователей и агенты ФБР в то время не знали об этом собрании. Они занимались расследованием дела.
Детективы разошлись по всему городу. Они планировали опросить две тысячи учеников – ведь непонятно, кто из них может помочь расследованию. Следователи передавали информацию руководству, сидевшему в репетиционном зале в «Колумбайн». На начальном этапе полицейские приходили к руководству с записями на обрывках бумаги и спичечных коробках.
К концу недели Кейт Баттан взяла ситуацию под контроль. Она собрала всех на четырехчасовой брифинг, а также для обмена информацией. В конце встречи перед следователями стояло три главных вопроса: как убийцы получили оружие? Как пронесли бомбы в школу? Кто им помогал?
Следователи, в принципе, понимали, кто потенциально мог содействовать преступникам, так как уже имелось около десяти подозреваемых. На них надавили. Крис Моррис утверждал, что невиновен. Докажи, сказали ему следователи. Помоги «раскусить» Дюрана.
Крис согласился связаться с Филом Дюраном, а также на то, чтобы этот разговор записали. Звонок совершили из штаб-квартиры ФБР в Денвере.
Крис и Дюран обсудили сложившуюся ситуацию.
– С ума сойти, что происходит, – сказал Фил.
– Да, пресса нагнетает, – согласился Крис.
Крис поднял вопрос о том, что слышал, будто Дюран ездил с убийцами на стрельбище и кто-то снимал все на камеру. Дюран это отрицал. Они проговорили четырнадцать минут. Крис постоянно возвращался к теме стрельбища, Дюран все время отрицал этот факт.
– Чувак, я вообще без понятия, – отвечал он.
В конце концов Крису удалось получить от Дюрана подтверждение того, что тот действительно ездил на стрельбище с Эриком и Диланом. Дюран сообщил, что место, где они стреляли, называлось Рампарт-Рэндж.
Это было немного, но, по крайней мере, дело сдвинулось.
В воскресенье Дюрана навестил агент отдела по борьбе с терроризмом, и тот рассказал ему все, что знал. Эрик и Дилан действительно просили его купить им оружие. Дюран познакомил их с Марком Мейнсом, человеком, который продал парням TEC-9. Дюран признался, что передал продавцу часть денег, но при этом сам не заработал ни копейки. Все, что рассказал Дюран, было чистой правдой.
Через пять дней агенты антитеррористического отдела привезли Мейнса в Денвер. На встрече присутствовали адвокаты и обвинитель. Мейнс во всем сознался. Дюран действительно познакомил его с Эриком и Диланом 23 января, во время проведения ярмарки оружия, то есть в том же месте, где убийцы приобрели три единицы огнестрельного оружия. Дюран сказал, что Эрик хочет купить оружие, и Мейнс согласился продать в кредит. Все переговоры вел Дюран. Сошлись на том, что Эрик заплатит 300 долларов на месте и еще 200, как только их найдет.
Вечером в тот день к дому Мейнса подъехал Дилан. Он передал 300 долларов и получил оружие. Дюран передал Мейнсу оставшуюся сумму через пару недель.
Следователи неоднократно спрашивали Мейнса, знал ли он, что покупатель был несовершеннолетним. В конце концов тот ответил, что у него были подозрения о том, что покупателю еще не исполнилось восемнадцать лет.
Мейнс приобрел TEC-9 на ярмарке оружия, которая проходила полугодом ранее. Он расплатился кредитной картой. Потом он показывал чеки, согласно которым оружие стоило 491 доллар. В конечном счете получилось, что Мейнс заработал на TEC-9 девять долларов. За это он мог бы сесть в тюрьму на восемнадцать лет.
В первые дни после массового убийства Фузильер не задумывался о мотивах убийц. В то время следствие считало, что существовал заговор. Время шло, и с каждой минутой улики могли исчезнуть, сообщники могли найти себе алиби и договориться между собой, чтобы прикрыть друг друга. Но постепенно Фузильер начал задавать себе вопрос: Почему?
Несмотря на то что следствием занималось почти сто человек, над этим пока задумывался только один. На самом деле нахождение мотива для массового убийства было лишь небольшой частью работы Фузильера, возглавлявшего команду ФБР.
Каждый день он обсуждал с коллегами теории, которые те выдвигали, пытался найти в них дыры, задавал вопросы, предлагал новые подходы и просил их копать глубже. Каждый день Фузильер посвящал от восьми до десяти часов расследованию, а в выходные уезжал в Денвер, чтобы разобраться со своими непосредственными обязанностями в ФБР. Он работал над несколькими федеральными делами, обсуждал их с сослуживцами и предлагал возможные пути решения вопросов.
Постепенно Фузильер начал отводить время для того, чтобы изучить и понять убийц. Много людей собирало информацию, однако далеко не все были в состоянии ее анализировать. Фузильер был единственным психологом во всей команде следователей. Он уже много лет занимался изучением психологии массовых убийц и понимал, кто они такие. Он решил несколько часов в день посвящать анализу жизни и биографии убийц. Агент смотрел видеоматериалы, на которых парни хвастались тем, что убьют и покалечат людей. Его это дико раздражало. «Идиоты», – бормотал он, просматривая эти записи. При этом иногда ему становилось жалко этих парней. Несмотря на то что им не находилось никаких оправданий, он должен был влезть в их шкуру, понять их мотивы и заставить себя, хотя бы временно, им сочувствовать. Чтобы понять подростков, он должен увидеть мир их глазами. Они были еще школьниками. Что подтолкнуло их на такой шаг? Особенно Дилана. Боже, как обидно.
Коллеги, подчиненные и руководители следствия были рады тому, что кто-то взял на себя роль психолога. У всех возникали вопросы по поводу убийц, требовался человек, с которым они могли бы проконсультироваться. Вскоре среди людей, занимавшихся следствием, Фузильер зарекомендовал себя как эксперт по психологии убийц. Кейт Баттан вела следствие и занималась его деталями. К ней обращались по вопросам наподобие тех, кто именно бежал по определенному коридору в конкретный момент времени. Фузильер захотел понять психологию убийц. Он многократно пересматривал записи Эрика, вчитываясь в каждую строчку. Потом брался за материалы, оставшиеся от Дилана.
Приблизительно через неделю после массового убийства Фузильеру показали «подвальные пленки», а также видеоматериалы, снятые Эриком и Диланом не перед массовым убийством, а ранее. Фузильер взял кассеты и многократно отсмотрел их у себя дома. Он периодически нажимал на паузу, и вглядывался в кадр за кадром, и прокручивал пленку назад. В принципе этот материал мог бы показаться банальным и неинтересным. Это были обрывки будничной жизни ребят, которые произносили идиотские шутки. Вот они в машине с Крисом Моррисом, спорят о том, что закажут в Wendy’s. На большинстве кассет не было материала, связанного с массовым убийством, и тем не менее Фузильер внимательно со всем ознакомился, чтобы понять жизнь преступников.
Агент прочитал каждую строчку, написанную ребятами, и пересмотрел все видеокадры, на которых они были изображены. Очень важный момент произошел через несколько дней после трагедии, еще до того, как Фузильер увидел «подвальные пленки». Однажды Фузильер услышал цитату из записей Эрика, которую произнес специалист по борьбе с терроризмом.
– Это откуда? – спросил Фузильер.
Оказалось, это слова из дневника Эрика. Последний год своей жизни Эрик Харрис вел подробный дневник, в котором описывал свои планы.
Фузильер взял в руки дневник Эрика и прочитал строчку в самом начале: «Ненавижу весь гребаный мир».
– Когда я увидел это предложение, – вспоминал Фузильер позднее, – мне показалось, что в репетиционном зале стало совершенно тихо. Все словно исчезло. Осталась только эта фраза. Гребаный мир. Он не писал о Бруксе Брауне. Не писал о школьниках-спортсменах. Он ненавидел всех.
Фузильер прочитал несколько предложений и повернулся к агенту из отдела по борьбе с терроризмом:
– Можно мне сделать копию?
Эрик написал это предложение в тетради, листы которой были скреплены металлической спиралью. То, что видел Фузильер, не являлось оригинальным документом, это была фотокопия. Шестнадцать страниц рукописного текста, с рисунками, схемами и диаграммами. В общей сложности девятнадцать разных записей с датами. Все они сделаны в период между 10 апреля 1998-го и 3 апреля 1999-го. Последняя запись оставлена за семнадцать дней до массового убийства. Вначале каждая запись была длиной по две страницы, но потом заметки стали гораздо короче. Последние пять занимали всего полторы страницы. Листы казались темными от того, что их многократно копировали. Фузильеру было непросто разобрать почерк Эрика. «Шокирующее чтиво», – вспоминал агент.
В дневнике Эрик был гораздо более откровенным, чем на собственном сайте. На сайте, который появился за год до начала ведения дневника, Эрик просто выплескивал ненависть. Он писал о том, кого ненавидит, что хочет сделать с этим миром и что уже сделал. На сайте не было информации о том, почему он этим занимается. Дневник Эрика тоже был написан с огромной ненавистью, но в нем имелись размышления и описания того, почему он чувствует себя именно так, а не иначе.
Фузильер изучал дневник Эрика, стоя у ксерокса, а потом, все еще продолжая читать, он подошел к столу агента из отдела по борьбе с терроризмом и вместо того, чтобы вернуться на свое место, остался стоять. Он ощутил боль в спине и только после этого оторвался от чтения. Он сел на свое место и снова погрузился в записи. Бог ты мой. Он четко пишет, почему все это сделал.
Будущее показало, что понять Эрика оказалось достаточно просто. Эрик знал, что делает и зачем. А вот в случае с Диланом все оказалось гораздо труднее.
Часть III
Вниз по касательной
31. Искатель
Мысли Дилана не давали ему покоя ни днем, ни ночью. Он постоянно анализировал, выдумывал, разбирался. Ему было пятнадцать лет, он начал выходить на «боевые задания», он был правой рукой Эрика, но на самом деле все это не имело большого значения. Его голова буквально разрывалась от мыслей, идей, звуков и впечатлений. Он ни на секунду не был в состоянии остановить их поток. Он думал обо всем: о козле, с которым столкнулся в спортивном зале, о своей семье, о девушках, которые ему нравились, о девушках, которых он тайно любил, но никак не мог добиться. И почему он не мог их заполучить? Они никогда не будут его девушками. Впрочем, мечтать никто не запрещает, верно?
Дилану было плохо. Никто не подозревал насколько. Водка немного помогала. Интернет тоже. Дилану было сложно разговаривать с девушками, но тут на помощь приходили сервисы мгновенных сообщений. Ночью, сидя в своей комнате, он писал девушкам. Водка раскрепощала и помогала находить слова, правда, правописание сильно страдало. Когда одна девушка в чате спросила, пьян ли он, он рассмеялся и признался, что так и есть. То, что он употреблял, скрыть от родителей оказалось легко, ведь они его даже и не подозревали в пьянстве. Он тихонечко напивался в своей комнате.
Однако общения в сети оказалось явно недостаточно. В голове роилось слишком много идей, было слишком много секретов, которые он боялся открыть. Дилан часто думал о самоубийстве, хотя не был готов в этом никому признаться. Он пытался объяснять людям свои мысли и соображения, но те были слишком тупы, чтобы его понять.
Вскоре после начала первых «боевых заданий», 31 марта 1997 года, Дилан напился, взял ручку и начал диалог с единственным человеком в мире, который был в состоянии его понять. То есть с самим собой. Он представлял, что его дневник будет толстым томом в кожаном переплете с корешком, в который вшита сатиновая лента. Ну что-то вроде Библии. Но в реальной жизни у него не было такой книги. Были обычные листы писчей линованной бумаги, пробитые дыроколом и вставленные в папку. На обложке Дилан нарисовал то, что ему хотелось видеть на этом месте. Название книги: «Существования: виртуальная книга».
В первый день, когда он начал вести дневник, в тексте не было и намека на насилие и убийство. Были недовольство и злость, которые он испытывал главным образом к самому себе. Дилан видел себя в роли искателя. «Я делаю то, что, по идее, должно очистить меня духовно, сделать более высокоморальным человеком», – писал он. Он удалил из компьютера игру Doom, пытался не пить, перестал высмеивать сверстников. Вот последнее оказалось самым трудным. Над ними было так легко и приятно смеяться.
Духовное очищение не принесло желанных спокойствия и счастья. «Моя жизнь – просто дерьмо», – писал Дилан. Он описывал ее как вечное страдание во всех существующих мирозданиях в бесконечном количестве реальностей.
Он чувствовал себя одиноким, но проблема была далеко не в том, чтобы найти друзей. Дилан ощущал себя отрезанным от человечества. Все люди, казалось, сами построили себе тюрьмы, стены которых не давали им возможности выйти в огромный мир. Боже, как же все эти люди надоели! И чего они только боятся?! Внутренним взором Дилан видел бесконечное количество вселенных. Он ощущал себя духовным странником, который хотел путешествовать во времени и пространстве, изучая бесконечное число реальностей и измерений. Потенциальные возможности были просто захватывающими. Какие его ждали чудеса, если бы он смог вырваться из клетки! Но люди, судя по всему, любили клетки, в которые сами себя заточили, ведь в них было так уютно, тепло, спокойно и удивительно тоскливо. Люди – это духовные зомби, ставшие таковыми по собственному желанию.
Некоторые идеи Дилану было трудно выразить словами, и тогда он рисовал закорючки на полях тетради, называя их «мыслеобразами».
Дилан был религиозным молодым человеком, в отличие от членов своей семьи. Он верил в Бога, но постоянно ставил под сомнение Его замыслы. Он кричал, плакал и сетовал на то, что Господь сделал его современным Иовом, верным слугой, требующим объяснения причин Божественной жестокости.
Дилан твердо верил в мораль, этику и жизнь после смерти. Он много писал о разделении души и тела. По его словам, тело было бесполезным, а душа – бессмертной. Душа может пребывать в райском покое или гореть в адском огне.
Дилан мог быстро разозлиться, но потом его гнев превращался в чувство отвращения к самому себе. Дилан не планировал никого убивать, а уж если и убивать, то, прости господи, самого себя. На протяжении последних двух лет жизни он мечтал о смерти. Смерть упоминается в самой первой записи, сделанной в дневнике: «Мысль о самоубийстве дает надежду на то, что, куда бы я ни попал после смерти, я окажусь там, где не почувствую противоречия с самим собой, со всем миром и со вселенной. Мой ум и тело обретут покой, все обретет ПОКОЙ, в том числе и моя душа».
Впрочем, с самоубийством возникали некоторые проблемы. Дилан не только верил в Бога, он также верил в существование рая и ада. Он знал, что ему придется заплатить за убийство людей. Он упомянул своих будущих жертв в последней видеозаписи, сделанной утром того дня, который он называл Судным.
Дилан был совершенно уверен в своей уникальности. Он наблюдал за подростками, ходившими в школу. Некоторые из них казались хорошими, некоторые – плохими, но все они очень отличались от него. Эрик тоже верил в свою исключительность, но здесь Дилан переплюнул своего напарника. Эрик ставил знак равенства между понятиями «уникальный» и «превосходный». Дилан этого не делал. Для него уникальность всегда была синонимом одиночества. Какой смысл иметь какие угодно таланты, если ты не можешь ими ни с кем поделиться?
Ему были свойственны сильные перепады настроения. Сначала он чувствовал сострадание, но потом фатализм побеждал, и Дилан понимал, что от судьбы не убежишь. «Я не нахожу себе места», – жаловался он. Жизнь до самой смерти была ужасной: «Ходить в школу, бояться и нервничать, надеясь на то, что окружающие меня примут».
Эрик и Дилан вели дневники, которые потом в течение нескольких лет изучал Фузильер. С первого взгляда может показаться, что Дилан выглядит как-то более многообещающе. Фузильеру нужна была информация, и Дилан предоставил ее вполне достаточно. Он начал вести дневник на год раньше Эрика, написал в общей сложности в пять раз больше и практически до самой смерти не бросал это занятие. Но между Эриком и Диланом была большая разница. Эрик начинал свой журнал как убийца. То есть он знал, чем все закончится. Вектор каждой страницы вполне понятен. Эрик стремился не к самопознанию, а к самовосхвалению. Дилан же пытался не утонуть в своих мыслях. Он и понятия не имел, в какую сторону повернет его жизнь. У него мысли в голове путались.
Дилан любил порядок. Каждая новая запись начиналась с трех, написанных на полях строчках более мелким шрифтом, чем основной текст. Название, число, имя. Иногда заголовок (зачастую, кстати, измененный) он выносил большими буквами посредине страницы. Чаще всего на листах стоял набранный на компьютере и распечатанный текст, но не всегда. Он писал один раз в месяц, очень редко два раза. Он мог аккуратно заполнить ровно две страницы и остановиться. Если было не о чем писать, то он заполнял вторую страницу зарисовками и выводил огромные буквы.
Вторая запись в его дневнике была сделана через две недели после первой. У Дилана начали выкристаллизовываться некоторые идеи. «Борьба между добором и злом никогда не кончается», – писал он. Именно эту мысль он будет бесконечно повторять последующие два года. Добро и зло, любовь и ненависть – все это находилось в активном состоянии, никогда конфликт не доходил до окончательной развязки. Выбирай ту сторону, которая тебе нравится, и при этом молись, чтобы и она тебя тоже выбрала. Почему любовь всегда обходит его стороной?
«Я не знаю, что неправильно делаю, когда общаюсь с людьми, – писал он. – Такое ощущение, что они меня ненавидят или постоянно стремятся унизить. Я не знаю, что говорить в таких случаях и что делать». Он пытался, как мог. Покупал печенье и угощал им девушек, чтобы тем понравиться. Он делал все, что мог.