Глава двенадцатая
ТВ-6
Однажды я совершенно случайно узнал, что в России есть свободная телевизионная частота. Не первый канал, не второй, не учебный. Еще один. Полностью «готовый к употреблению». Только он не используется.
Канал, зарезервированный для КГБ. И вроде бы во времена Советского Союза КГБ действительно этой частотой пользовался. Но потом что-то пошло не так – и «контора» от этой частоты отказалась, передав ее в ведение Министерства обороны.
Военные «подарок» приняли, но что с ним делать – не придумали.
Словом, она просто была. Представьте, что между Москвой и Санкт-Петербургом построили бы отличную широкополосную дорогу – но по ней бы никто не ездил, потому что о ее существовании не стали сообщать. Или в городе, где не хватает больниц, возвели новую современную больницу, наполнили ее оборудованием, но так бы и оставили без персонала и пациентов.
Или… – да, или в стране открыли бы телевизионную частоту и не использовали ее по назначению.
– Александр Анатольевич, мне кажется, это совершенно нерационально: иметь свободную частоту и не пользоваться ею, – я сидел в кабинете заместителя министра связи СССР Александра Иванова и рассказывал ему про то, что он знал лучше, чем кто бы то ни было.
Несмотря на то что в начале 1992 года СССР де-факто уже распался, Иванов все еще назывался заместителем министра связи СССР, а не Российской Федерации. И, несмотря на то что я пришел к нему как к чиновнику, Иванов в первую очередь был человеком военным. Точнее, военным связистом.
Мне не пришлось ничего рассказывать ему про частоту – он и без меня все знал.
– Но нельзя просто взять – и передать ее вам. – По голосу Иванова было понятно: в принципе, он меня поддерживает.
– Согласен, – я кивнул. – Но можно разыграть ее на конкурсе.
– Хорошо. Готовьте документы.
Иванов мог бы ответить: «это не в моей компетенции» или «мы должны вынести этот вопрос на повестку, создать комиссию, рабочую группу». Он мог бы найти миллион вариантов, позволяющих ему снять с себя ответственность.
В начале 90-х время было такое, что приходилось все решать быстро. И люди были такими, что не боялись брать ответственность на себя. Я до сих пор благодарен Александру Иванову за то, что он не «замылил» этот вопрос.
Так началась история ТВ-6. Первые шаги мы делали с Нугзаром Попхадзе и Олегом Орловым – каждый из них внес неоценимый вклад в это новое для нашей страны дело…
На федеральную конкурсную комиссию тогда заявились три сильных претендента: я со своей идеей независимого телевидения, газета «Аргументы и факты» и неизвестная мне компания под названием «Северная корона».
И «АиФ», и «Северная корона» стали для меня не то чтобы неприятной неожиданностью, но радости от появления конкурентов я, конечно, не испытывал. При этом я понимал Владислава Старкова, главного редактора «АиФ». Газета тогда была популярной настолько, что ее тираж даже вошел в Книгу рекордов Гиннесса. В 1990 году он составил более 33 миллионов экземпляров – самый большой тираж печатного СМИ за всю историю человечества.
Конечно, Старкову уже было тесно в газетных рамках. Он чувствовал, что редакция должна развиваться дальше, – и решил, что новым вектором развития станет телевидение.
Он был сильным соперником.
А мне нужна была ТВ-частота.
Не скажу, сколько водки выпили вместе, но с Владиславом Старковым мы все-таки договорились: если конкурс выиграет он – его редакция будет давать «зеленый свет» моим проектам. Если выиграю я – «зеленый свет» загорится для «АиФ».
С загадочной «Северной короной» все оказалось по-другому. Я выяснил: эта организация оказалась связана то ли с бизнес-университетом, то ли с православной церковью. В любом случае предполагалось, что с экранов ТВ она должна будет нести духовные ценности. И она таки смогла выторговать два часа ежедневного эфирного времени на канале ТВ-6.
Да, я выиграл в том конкурсе. Я – и частично «Северная корона».
Забегая вперед, расскажу: история с «Северной короной» произошла удивительная. Те два часа ежедневного вещания, что отдали «Короне», ломали мне весь эфир. Мы очень тщательно выстраивали свою сетку, долго выверяли, какая программа пойдет первой, какая – вслед за ней. Нужно, чтобы все узелочки были правильно завязаны, чтобы зритель, заканчивая смотреть одну программу, уже предвкушал следующую.
И мы видели, как от передачи к передаче рос охват зрителей – а в 15.00, когда «власть» ТВ-6 заканчивалась и наступало время «Северной короны», он резко падал.
Инородная – и по стилю подачи информации, и по темам, и по качеству съемок – телекомпания «выключала» наших телезрителей. И не приводила своих.
Через год-полтора, когда моим бизнес-партнером уже стал Борис Березовский, мы договорились с ним поехать к отцу Питириму, митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому и руководителю издательского отдела Московской патриархии.
Разговор нам предстоял сложный: мы хотели убедить одного из самых влиятельных людей в РПЦ отказаться от вещания на ТВ-6 и обсудить другие варианты сотрудничества. Я приехал вовремя, отец Питирим меня уже ждал. Березовского не было.
Начали говорить о вещах незначительных, проговорили десять минут, пятнадцать… Березовского нет.
Двадцать минут – нет.
– Батюшка, позвольте, я позвоню, – набираю номер редкой тогда еще сотовой связи, – и в трубке после гудков – какие-то крики, шум, звуки падающих предметов.
– Владыка, видимо, не поговорить нам сегодня, – извиняюсь перед отцом Питиримом. – Что-то случилось, я должен срочно уехать.
Уже в машине, мчась в дом приемов ЛогоВАЗа, я услышал по радио, что на Березовского было совершено покушение. И судя по всему, произошло оно как раз, когда я ему звонил.
Столы перевернуты, бумаги разбросаны, люди испуганы. Кто-то вжимался в стену, кто-то крестился. По коридорам дома приемов метался Березовский – лицо и руки его были в бессчетных царапинах, белки глаз – красными, одежда – разорванной.
Он был в бешенстве:
– Это Лужков! Это он! – Казалось, Березовский живет силой своей ярости.
Его пытались утешать две его жены – бывшая и «действующая», но утешать можно того, кто испуган или подавлен. Кто растерян – даже и того можно.
Березовский же не выглядел ни растерянным, ни испуганным, ни подавленным. Казалось, он даже не замечал, что руки его травмированы, а в белках глаз – осколки стекла (они действительно были! Я сам потом договаривался со Святославом Федоровым, чтобы врачи его клиники сделали Березовскому операцию).
Бомба сработала в старом «Опеле», припаркованном возле здания ЛогоВАЗа. Машина взорвалась ровно в тот момент, когда с ней поравнялся «шестисотый» бронированный «Мерседес» Березовского. Водитель погиб, Борис получил ранения средней степени тяжести.
Березовский то и дело накручивал диск телефона – звонил всем, вплоть до генпрокурора – и требовал, чтобы Лужкова наказали: в первые моменты после взрыва Борис Абрамович был уверен, что бомба – дело рук московского градоначальника.
Потом выяснилось: взрывное устройство – «подарок» Сильвестра, был в России такой авторитет в начале 90-х годов.
Через некоторое время Сильвестр погиб – в его машине сработала бомба. Точь-в-точь как у Березовского, только у Сильвестра – со смертельным исходом. Борис Абрамович обид не прощал.
Впрочем, про Березовского я еще буду рассказывать.
С «Северной короной», кстати, мы все-таки смогли завершить работу: компания ушла с нашего канала, и мы вздохнули с облегчением. А вот «АиФ» я действительно был рад предоставить какую-то часть эфирного времени, но профессионал Старков, начав делать передачи и быстро поняв, что телевидение и газеты – это две разные «журналистики», благословил меня на работу в одиночку. Впрочем, с «Аргументами и фактами» у нашей телекомпании всегда были теплые отношения – «АиФ» много писал про ТВ-6, мы рассказывали про них.
В 1990 году я стал участником комиссии Картера-Сагалаева. Это, конечно, было такое «пацанство» Горбачева: когда бывший президент США Джимми Картер предложил Михаилу Сергеевичу создать комиссию по политике радио и телевидения (в которую с американской стороны Картер предложил себя), президент СССР сказал: «А у нас есть Сагалаев. Пусть с российской стороны будет он».
Бывший президент – и главный редактор программы новостей. Хороший ход.
Комиссия, конечно, была во многом номинальной. Ее «душой» стала Эллен Мицкевич, профессор из Атланты, которая занималась исследованиями в области советского, а потом и российского телевидения. Тем не менее эта комиссия дала мне возможность по-другому взглянуть на мир. В детстве я мыслил рамками Самарканда. Потом – рамками Узбекистана. Потом – рамками СССР. В тот момент я понял, что могу работать со всем миром.
И, когда в начале 90-х у меня оформилась идея собственного телеканала, я подумал: «Зачем искать поддержки в России? И, главное, у кого ее тут искать – в условиях жесткого дефицита денег?»
Я обратился к Теду Тернеру.
Если бы я свободно говорил по-английски или Тед – по-русски, мы с ним стали бы друзьями. Настоящими друзьями – не теми, кто поздравляет друг друга дежурными открытками на Рождество, а теми, с кем можно говорить о серьезных и глубоко личных вещах.
Мы оба чувствовали, что созданы из одного теста, но… я слишком поздно начал учить английский, чтобы овладеть им на достаточном уровне. А Тед говорил по-русски еще хуже, чем я на его языке.
Да, он как-никак знал русский. Он много раз приезжал в Советский Союз и Россию. Он ходил здесь на охоту. Он был, что называется, «свой».
Однажды мы с делегацией ОРТ ездили в Атланту, в штаб-квартиру CNN. Вместе со мной были Александр Гурнов, Григорий Александрович Шевелев…
– А поехали, я покажу вам свой остров! – Тед предложил это так просто, словно речь шла о чем-то заурядном.
Остров был недалеко – пара часов на катере. Мы вышли: небольшой домик, шуршащие чем-то вроде гравия дорожки…
– Я не могу здесь строить ничего, кроме того, что уже построено, не имею права, – Тед обвел взглядом свои «владения с обременением», – иначе это нарушит экосистему острова. Но могу тут жить и привозить гостей.
Прямо перед нами по дорожке прополз крокодил.
Почему-то именно этого крокодила я вспомнил, когда мне пришла в голову мысль привлечь к созданию первого частного ТВ-канала в России Теда Тернера. Я знал, что он дружит с Генрихом Юшкявичюсом. Генрих работал зампредом Гостелерадио СССР по технике, руководил в Праге вещанием на Европу – для него английский язык был практически вторым родным.
– Да, он заинтересовался! Он не то что заинтересовался – он очень хочет поучаствовать в процессе! – Генрих звонил мне, и по его голосу все уже было понятно без слов.
И я полетел в Атланту – на переговоры с Тедом.
Перелет через Атлантику – хорошее время, чтобы подумать. С чем я летел к Тернеру? Кто я? Что я хочу?
На последний вопрос было ответить легче всего: я хочу телевидение, какого не существовало в России. Второй канал был калькой первого: новости, фильмы, концерты. На обоих каналах была «гегемония новостей». Казалось, что самое главное – это новости и прочее «серьезное», а развлечения – по остаточному принципу.
А я, уходя из «Останкино», наелся «серьезного» сверх меры. Мне хотелось – человеческого. Такого, где партаппарат не будет диктовать, какие события и как освещать. Такого, где вообще не будет новостей. Но зато будут темы, волнующие каждого нормального человека.
Кто я? В данном случае – переговорщик. Мне нужно убедить Теда поверить в идею так же, как незадолго до этого я убедил Иванова отдать «военную» частоту общественности, а Лужкова – помочь нам в становлении ТВ-6.
Перед сложным разговором я всегда старался как можно лучше понять человека: что ему важно? О чем он мечтает? Что у него «болит»? В начале 90-х Лужков только-только стал мэром Москвы. А Москва начала 90-х – это по сравнению с Москвой нынешней совсем другой город. Она как-то разом потеряла столичный лоск, но мучительно пыталась обрести его снова.
– Юрий Михайлович, вы наверняка знаете: есть канал Токио-ТВ, – я рассказывал Лужкову о телевидении и чувствовал, как воодушевляюсь сам. – И его смотрят не только в Токио и даже не только в Японии. Канал, названный в честь столицы Японии, смотрят по всему миру. Такие каналы есть и у других городов. А у Москвы нет. Ни один телевизионный канал не носит названия Москвы. Вам не кажется это странным?
– Кажется. – К концу моей тирады Лужков и сам едва сдерживался, чтобы не перебить меня и не рассказать, насколько это несправедливо.
– Вот мы и предлагаем – создать канал ТВ-6 Москва. Самый современный и качественный на российском ТВ. Нам всего лишь нужно…
– Что нужно?
ТВ-6
Однажды я совершенно случайно узнал, что в России есть свободная телевизионная частота. Не первый канал, не второй, не учебный. Еще один. Полностью «готовый к употреблению». Только он не используется.
Канал, зарезервированный для КГБ. И вроде бы во времена Советского Союза КГБ действительно этой частотой пользовался. Но потом что-то пошло не так – и «контора» от этой частоты отказалась, передав ее в ведение Министерства обороны.
Военные «подарок» приняли, но что с ним делать – не придумали.
Словом, она просто была. Представьте, что между Москвой и Санкт-Петербургом построили бы отличную широкополосную дорогу – но по ней бы никто не ездил, потому что о ее существовании не стали сообщать. Или в городе, где не хватает больниц, возвели новую современную больницу, наполнили ее оборудованием, но так бы и оставили без персонала и пациентов.
Или… – да, или в стране открыли бы телевизионную частоту и не использовали ее по назначению.
– Александр Анатольевич, мне кажется, это совершенно нерационально: иметь свободную частоту и не пользоваться ею, – я сидел в кабинете заместителя министра связи СССР Александра Иванова и рассказывал ему про то, что он знал лучше, чем кто бы то ни было.
Несмотря на то что в начале 1992 года СССР де-факто уже распался, Иванов все еще назывался заместителем министра связи СССР, а не Российской Федерации. И, несмотря на то что я пришел к нему как к чиновнику, Иванов в первую очередь был человеком военным. Точнее, военным связистом.
Мне не пришлось ничего рассказывать ему про частоту – он и без меня все знал.
– Но нельзя просто взять – и передать ее вам. – По голосу Иванова было понятно: в принципе, он меня поддерживает.
– Согласен, – я кивнул. – Но можно разыграть ее на конкурсе.
– Хорошо. Готовьте документы.
Иванов мог бы ответить: «это не в моей компетенции» или «мы должны вынести этот вопрос на повестку, создать комиссию, рабочую группу». Он мог бы найти миллион вариантов, позволяющих ему снять с себя ответственность.
В начале 90-х время было такое, что приходилось все решать быстро. И люди были такими, что не боялись брать ответственность на себя. Я до сих пор благодарен Александру Иванову за то, что он не «замылил» этот вопрос.
Так началась история ТВ-6. Первые шаги мы делали с Нугзаром Попхадзе и Олегом Орловым – каждый из них внес неоценимый вклад в это новое для нашей страны дело…
На федеральную конкурсную комиссию тогда заявились три сильных претендента: я со своей идеей независимого телевидения, газета «Аргументы и факты» и неизвестная мне компания под названием «Северная корона».
И «АиФ», и «Северная корона» стали для меня не то чтобы неприятной неожиданностью, но радости от появления конкурентов я, конечно, не испытывал. При этом я понимал Владислава Старкова, главного редактора «АиФ». Газета тогда была популярной настолько, что ее тираж даже вошел в Книгу рекордов Гиннесса. В 1990 году он составил более 33 миллионов экземпляров – самый большой тираж печатного СМИ за всю историю человечества.
Конечно, Старкову уже было тесно в газетных рамках. Он чувствовал, что редакция должна развиваться дальше, – и решил, что новым вектором развития станет телевидение.
Он был сильным соперником.
А мне нужна была ТВ-частота.
Не скажу, сколько водки выпили вместе, но с Владиславом Старковым мы все-таки договорились: если конкурс выиграет он – его редакция будет давать «зеленый свет» моим проектам. Если выиграю я – «зеленый свет» загорится для «АиФ».
С загадочной «Северной короной» все оказалось по-другому. Я выяснил: эта организация оказалась связана то ли с бизнес-университетом, то ли с православной церковью. В любом случае предполагалось, что с экранов ТВ она должна будет нести духовные ценности. И она таки смогла выторговать два часа ежедневного эфирного времени на канале ТВ-6.
Да, я выиграл в том конкурсе. Я – и частично «Северная корона».
Забегая вперед, расскажу: история с «Северной короной» произошла удивительная. Те два часа ежедневного вещания, что отдали «Короне», ломали мне весь эфир. Мы очень тщательно выстраивали свою сетку, долго выверяли, какая программа пойдет первой, какая – вслед за ней. Нужно, чтобы все узелочки были правильно завязаны, чтобы зритель, заканчивая смотреть одну программу, уже предвкушал следующую.
И мы видели, как от передачи к передаче рос охват зрителей – а в 15.00, когда «власть» ТВ-6 заканчивалась и наступало время «Северной короны», он резко падал.
Инородная – и по стилю подачи информации, и по темам, и по качеству съемок – телекомпания «выключала» наших телезрителей. И не приводила своих.
Через год-полтора, когда моим бизнес-партнером уже стал Борис Березовский, мы договорились с ним поехать к отцу Питириму, митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому и руководителю издательского отдела Московской патриархии.
Разговор нам предстоял сложный: мы хотели убедить одного из самых влиятельных людей в РПЦ отказаться от вещания на ТВ-6 и обсудить другие варианты сотрудничества. Я приехал вовремя, отец Питирим меня уже ждал. Березовского не было.
Начали говорить о вещах незначительных, проговорили десять минут, пятнадцать… Березовского нет.
Двадцать минут – нет.
– Батюшка, позвольте, я позвоню, – набираю номер редкой тогда еще сотовой связи, – и в трубке после гудков – какие-то крики, шум, звуки падающих предметов.
– Владыка, видимо, не поговорить нам сегодня, – извиняюсь перед отцом Питиримом. – Что-то случилось, я должен срочно уехать.
Уже в машине, мчась в дом приемов ЛогоВАЗа, я услышал по радио, что на Березовского было совершено покушение. И судя по всему, произошло оно как раз, когда я ему звонил.
Столы перевернуты, бумаги разбросаны, люди испуганы. Кто-то вжимался в стену, кто-то крестился. По коридорам дома приемов метался Березовский – лицо и руки его были в бессчетных царапинах, белки глаз – красными, одежда – разорванной.
Он был в бешенстве:
– Это Лужков! Это он! – Казалось, Березовский живет силой своей ярости.
Его пытались утешать две его жены – бывшая и «действующая», но утешать можно того, кто испуган или подавлен. Кто растерян – даже и того можно.
Березовский же не выглядел ни растерянным, ни испуганным, ни подавленным. Казалось, он даже не замечал, что руки его травмированы, а в белках глаз – осколки стекла (они действительно были! Я сам потом договаривался со Святославом Федоровым, чтобы врачи его клиники сделали Березовскому операцию).
Бомба сработала в старом «Опеле», припаркованном возле здания ЛогоВАЗа. Машина взорвалась ровно в тот момент, когда с ней поравнялся «шестисотый» бронированный «Мерседес» Березовского. Водитель погиб, Борис получил ранения средней степени тяжести.
Березовский то и дело накручивал диск телефона – звонил всем, вплоть до генпрокурора – и требовал, чтобы Лужкова наказали: в первые моменты после взрыва Борис Абрамович был уверен, что бомба – дело рук московского градоначальника.
Потом выяснилось: взрывное устройство – «подарок» Сильвестра, был в России такой авторитет в начале 90-х годов.
Через некоторое время Сильвестр погиб – в его машине сработала бомба. Точь-в-точь как у Березовского, только у Сильвестра – со смертельным исходом. Борис Абрамович обид не прощал.
Впрочем, про Березовского я еще буду рассказывать.
С «Северной короной», кстати, мы все-таки смогли завершить работу: компания ушла с нашего канала, и мы вздохнули с облегчением. А вот «АиФ» я действительно был рад предоставить какую-то часть эфирного времени, но профессионал Старков, начав делать передачи и быстро поняв, что телевидение и газеты – это две разные «журналистики», благословил меня на работу в одиночку. Впрочем, с «Аргументами и фактами» у нашей телекомпании всегда были теплые отношения – «АиФ» много писал про ТВ-6, мы рассказывали про них.
В 1990 году я стал участником комиссии Картера-Сагалаева. Это, конечно, было такое «пацанство» Горбачева: когда бывший президент США Джимми Картер предложил Михаилу Сергеевичу создать комиссию по политике радио и телевидения (в которую с американской стороны Картер предложил себя), президент СССР сказал: «А у нас есть Сагалаев. Пусть с российской стороны будет он».
Бывший президент – и главный редактор программы новостей. Хороший ход.
Комиссия, конечно, была во многом номинальной. Ее «душой» стала Эллен Мицкевич, профессор из Атланты, которая занималась исследованиями в области советского, а потом и российского телевидения. Тем не менее эта комиссия дала мне возможность по-другому взглянуть на мир. В детстве я мыслил рамками Самарканда. Потом – рамками Узбекистана. Потом – рамками СССР. В тот момент я понял, что могу работать со всем миром.
И, когда в начале 90-х у меня оформилась идея собственного телеканала, я подумал: «Зачем искать поддержки в России? И, главное, у кого ее тут искать – в условиях жесткого дефицита денег?»
Я обратился к Теду Тернеру.
Если бы я свободно говорил по-английски или Тед – по-русски, мы с ним стали бы друзьями. Настоящими друзьями – не теми, кто поздравляет друг друга дежурными открытками на Рождество, а теми, с кем можно говорить о серьезных и глубоко личных вещах.
Мы оба чувствовали, что созданы из одного теста, но… я слишком поздно начал учить английский, чтобы овладеть им на достаточном уровне. А Тед говорил по-русски еще хуже, чем я на его языке.
Да, он как-никак знал русский. Он много раз приезжал в Советский Союз и Россию. Он ходил здесь на охоту. Он был, что называется, «свой».
Однажды мы с делегацией ОРТ ездили в Атланту, в штаб-квартиру CNN. Вместе со мной были Александр Гурнов, Григорий Александрович Шевелев…
– А поехали, я покажу вам свой остров! – Тед предложил это так просто, словно речь шла о чем-то заурядном.
Остров был недалеко – пара часов на катере. Мы вышли: небольшой домик, шуршащие чем-то вроде гравия дорожки…
– Я не могу здесь строить ничего, кроме того, что уже построено, не имею права, – Тед обвел взглядом свои «владения с обременением», – иначе это нарушит экосистему острова. Но могу тут жить и привозить гостей.
Прямо перед нами по дорожке прополз крокодил.
Почему-то именно этого крокодила я вспомнил, когда мне пришла в голову мысль привлечь к созданию первого частного ТВ-канала в России Теда Тернера. Я знал, что он дружит с Генрихом Юшкявичюсом. Генрих работал зампредом Гостелерадио СССР по технике, руководил в Праге вещанием на Европу – для него английский язык был практически вторым родным.
– Да, он заинтересовался! Он не то что заинтересовался – он очень хочет поучаствовать в процессе! – Генрих звонил мне, и по его голосу все уже было понятно без слов.
И я полетел в Атланту – на переговоры с Тедом.
Перелет через Атлантику – хорошее время, чтобы подумать. С чем я летел к Тернеру? Кто я? Что я хочу?
На последний вопрос было ответить легче всего: я хочу телевидение, какого не существовало в России. Второй канал был калькой первого: новости, фильмы, концерты. На обоих каналах была «гегемония новостей». Казалось, что самое главное – это новости и прочее «серьезное», а развлечения – по остаточному принципу.
А я, уходя из «Останкино», наелся «серьезного» сверх меры. Мне хотелось – человеческого. Такого, где партаппарат не будет диктовать, какие события и как освещать. Такого, где вообще не будет новостей. Но зато будут темы, волнующие каждого нормального человека.
Кто я? В данном случае – переговорщик. Мне нужно убедить Теда поверить в идею так же, как незадолго до этого я убедил Иванова отдать «военную» частоту общественности, а Лужкова – помочь нам в становлении ТВ-6.
Перед сложным разговором я всегда старался как можно лучше понять человека: что ему важно? О чем он мечтает? Что у него «болит»? В начале 90-х Лужков только-только стал мэром Москвы. А Москва начала 90-х – это по сравнению с Москвой нынешней совсем другой город. Она как-то разом потеряла столичный лоск, но мучительно пыталась обрести его снова.
– Юрий Михайлович, вы наверняка знаете: есть канал Токио-ТВ, – я рассказывал Лужкову о телевидении и чувствовал, как воодушевляюсь сам. – И его смотрят не только в Токио и даже не только в Японии. Канал, названный в честь столицы Японии, смотрят по всему миру. Такие каналы есть и у других городов. А у Москвы нет. Ни один телевизионный канал не носит названия Москвы. Вам не кажется это странным?
– Кажется. – К концу моей тирады Лужков и сам едва сдерживался, чтобы не перебить меня и не рассказать, насколько это несправедливо.
– Вот мы и предлагаем – создать канал ТВ-6 Москва. Самый современный и качественный на российском ТВ. Нам всего лишь нужно…
– Что нужно?