– Запрашиваем новый коридор и меняем маршрут. Сначала летим в Японию.
Александр лежал в палате и разговаривал по телефону, когда к нему впустили Германа. Говорил парень на японском, увидев входящего в палату Германа, свернул разговор.
– Вы как здесь? – парень явно не ожидал его визита.
– А сам как думаешь? Ты не отвечал на звонки, а потом мне сказали, что ты в больнице. Да не просто в больнице, а в послеоперационной палате. Рассказывай! – потребовал Герман.
– Я натер ногу.
– Это я помню. При мне случилось. Дальше что? Почему вдруг ампутация?
– Последние три недели на работе был аврал. Я не мог уехать, не закончив проект. Уходил из офиса, как коренной житель, – Саша усмехнулся, – за десять минут до отключения света на ночь1. В офисе свои требования к одежде и обуви.
– Ясно, – Герман кивнул, – костюм и туфли.
– Да, – подтвердил Александр, – лейкопластырь я менял, но нога не болела, просто не заживала ранка. Не болела, не чесалась, просто не заживала. Я сдал проект и только тогда обратился в больницу. Десять дней тому назад. Палец уже начал болеть и посинел. Мне сделали полный анализ крови, это всё и объяснило. Стало понятно, почему у меня не заживала маленькая ранка на ноге. У меня обнаружили сахарный диабет, а у диабетиков слабое место ноги. Точнее, сосуды на ногах. Показатель сахара в крови зашкаливал, с таким высоким показателем не оперируют. Пока выравнивали сахар в крови, посинели все пять пальцев. Результат Вы видите! – Александр показал на свою ногу.
– Ясно. Когда тебя можно забрать?
– Надо с врачом говорить, – Александр посмотрел на часы, – он скоро должен придти.
– Он говорит по-английски?
– Плохо. Лучше я побуду переводчиком.
– Хорошо.
Врач появился через 10 минут. Всё подробно рассказал, но это Герман и со слов самого Александра уже знал и без анатомических подробностей. Их пришлось выслушать, но, зато Герман услышал главное: завтра Александра могут выписать, если его анализы позволят это.
Казалось, сам Александр в этом не сомневался, потому что, едва врач ушел, он, смущенно посмотрев на Германа, произнес:
– Мне бы вещи из своей квартиры забрать. У меня сегодня договор истекает.
– Сделаем. Пиши адрес! – скомандовал Герман.
То, что в Японии называется квартирой, во всем остальном мире вряд ли так назовут, но да это отдельная история! А вот то, что у парня в квартире царил идеальный порядок – этот момент Герман отметил и даже озвучил свой вопрос Александру, когда сообщал о том, что все его вещи упакованы и вывезены:
– У тебя приходящая прислуга?
– Что? Нет, конечно! – парень смутился, – не по карману она мне. Если Вы про порядок, так это мамина заслуга. Она с детства меня к такому приучила. Да и потом, это же удобно, когда вещи лежат на своих местах, согласны?
– Согласен! Полностью! – кивнул Герман, а потом, рассмеявшись вдруг и удивив сам себя, рассказал о том своем самом первом впечатлении об Элизабет. Точнее, о том, как она складывала упаковку.
– О! Да! – рассмеялся парень, – в этом вся мама. А вот если ей надо привести мысли в порядок, то она начинает генеральную уборку в своем жилище. Не то, чтобы у неё в квартире всё запущено, о нет! Отец даже злился на маму за её излишнюю любовь к чистоте. А в тот вечер, когда Вы ужинали с ней, моим отцом и его любовницей, мама устроила генеральную уборку со сниманием штор в их с отцом спальне. “Убрать следы чужого присутствия” – как она мне объяснила свой порыв в тот поздний вечер, когда я вернулся и застал её за этим занятием.
– И я её понимаю! – кивнул Герман.
Александра выписали на следующий день и вот здесь и пригодился личный самолет Германа с удобными креслами, в которых можно было почти лежать. Главное, что можно было закинуть ногу на соседнее кресло, развернув при этом кресла друг к другу и устроив почти кровать.
– Летим домой! – улыбнулся Александр, устраиваясь в креслах.
– Да, Саш, домой, – улыбнулся Герман и уже когда они были в небе, они вспомнили, что не позвонили Элизабет.
– Я так понимаю, что мама ничего не знает? – догадался Герман.
– Нет.
– Почему?
– Я не хотел её тревожить. Тем более, что и с сахарным диабетом люди живут. Уколы я уже научился себе делать, а нога… Буду ходить с тростью, подумаешь, половины стопы нет. К тому же только левой. Даже на машине могу сам ездить!
Герману нравился настрой Александра. Парень не ныл. Он принял ситуацию и планировал свою жизнь дальше, исходя из изменившихся вводных.
– Саш, тебе сейчас первое время будет нужна помощь. Я могу помочь, позволь мне это сделать. Мой друг владелец клиники. Положим тебя, обследуем. Ты ведь знаешь, что в Германию со всего мира едут лечиться. Не отказывайся, пожалуйста! А свою дипломную работу ты и в палате сможешь писать.
– Хорошо. Спасибо Вам! – парень улыбнулся и вдруг продолжил:
– Ну, раз уж я пропустил время отчета по телефону, то слушаю Вас лично!
Герман рассмеялся и начал свой рассказ о Вильме за последнюю неделю. Саша слушал, кивал, улыбался, а потом, когда Герман закончил, спросил:
– Как долго вы с мамой ещё будете ходить по кругу? Лично я намерен идти к Вильме и быть на родах, если она позволит. Я хочу принять своего ребенка у акушерки и положить его Вильме на грудь. Вот, правда, не знаю, примет ли она меня такого. Мне кажется, пришла пора и вам уже расставить все знаки препинания в ваших с мамой судьбах. Как считаете?
– Да, Саш, ты прав! Хватит нам уже ходить вокруг да около! Не в том мы возрасте, чтобы терять драгоценное время!
––
1 – Япония, после нескольких смертей на рабочем месте от переутомления, в 2015 году ввела правило – отключать свет в офисах в 22.00. Сделано это было для того, чтобы сотрудники не оставались на рабочих местах ночью.
Глава 28
Едва самолет коснулся взлетной полосы, Герман включил свой телефон. От Вильмы было 7 пропущенных звонков и одно голосовое сообщение. В душе царапнуло предчувствием чего-то нехорошего. Дочь никогда не названивала просто так, она знала, что отец всегда перезвонит, достаточно было ей один раз позвонить, а ему не ответить, и он нажал на прослушивание голосового сообщения. Из телефона раздался голос Вильмы. Александр, услышав голос Вильмы, впился взглядом в телефон Германа.
– Пап, похоже, Эрик собрался появиться на этот свет чуть раньше. Видимо, ты очень занят, скорей всего уже в небе и летишь домой. Я очень на это надеюсь! Элизабет приедет раньше тебя, наверное, так даже будет лучше. Она женщина, она через это проходила. Пап, если со мной что-то случится, я хочу, чтобы ты знал следующие вещи, папка, записывай! – Вильма рассмеялась и продолжила:
– Первое, и самое главное – я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив, а потому пообещай мне, что ты будешь с Элизабет. Она только твоя женщина, а ты её мужчина!
Второе, моего сына зовут Эрик Герман. Я хочу, чтобы он носил фамилию своего отца. Я была неправа, поставив Алекса перед выбором. Нельзя выбирать между тем, что должно идти рядом. Любимая работа и семья – это те вещи, между которыми нельзя выбирать, теперь я это понимаю!
И третье, я хочу, чтобы вы с Элизабет растили вашего внука вместе. Алекс молодой мужчина, он ещё встретит свою женщину, которая не будет ставить ему условий. Я не лишаю его отцовства, просто не хочу вешать на него обузу в виде сына. Да и потом, пап, если вы с Элизабет будете вместе, значит, мой сын будет расти в полноценной семье и купаться в безусловной любви двух родителей. В его случае, конечно, бабушки и дедушки, но ему об этом можно сказать, когда он вырастет и будет готов это услышать. Впрочем, решайте сами, я согласна подождать, – Вильма опять рассмеялась, – поверь, ребенку нужны два родителя. Ты был самым лучшим в мире папой, но мне всегда не хватало матери. В лице Элизабет я её нашла. Люблю тебя, твоя дочь Вильма.
– Герман, как это понимать? – Александр сверлил Германа взглядом, – Вы не всё мне рассказали о здоровье Вильмы?
– Поверь, я и сам хотел бы знать, как это понимать! Я тебе рассказывал всё, что мне рассказывала сама Вильма. И я сейчас поражен не меньше твоего! – Герман выглядел не менее озадаченным.
Ответить Саша не успел, зазвонил его телефон, и на экране высветилось имя "Мама".
– Да, мам, мы только что приземлились. Нет, меня не надо встречать. Мам, я с Германом. Мам, а ты сама где? Хорошо, я понял.
Герман смотрел вопросительно на Александра.
– Мама сказала, чтобы мы ехали в клинику, какую именно, Вы знаете.
– Да, знаю. Это всё?
– Она сказала, что остальное не по телефону.
– Выходим. У меня машина с водителем!
Герман, едва они с Александром вышли из самолета и сели в его машину, набрал номер дочери, но её телефон не отвечал. Он не мог знать, что Элизабет, поговорив с сыном, взяла на руки Эрика и, прижав малыша к своей груди, еле сдерживала рвущиеся рыдания. В этот момент и зазвонил телефон Вильмы, на экране высветилось улыбающееся лицо Германа и надпись "Самый лучший папа". Слезы у Элизабет полились сами. Ответить сейчас она не могла. Эрик пискнул и завозился в попытке найти грудь.
– Сейчас, мой хороший, сейчас! – Элизабет взяла бутылочку со смесью и села в кресло качалку, – вот так, кушай, мой мальчик, набирайся сил. Сейчас приедут твои папа и дедушка.
Такой, с грудным ребенком на руках и в кресле качалке, её и увидели Герман и Александр. Элизабет достаточно было поднять глаза на вошедших мужчин, чтобы они всё поняли. Её заплаканные глаза, малыш на руках и пустая не смятая кровать, на которую она так и не смогла заставить себя прилечь, всё за неё сказали.
– Когда? – Саша спросил это первым.
– Вчера вечером, – Элизабет встала с кресла, держа Эрика, как драгоценную ношу. Малыш уснул у неё на руках, усыпив и её своим посапыванием.
Саша шагнул к матери и наклонился к ней, поцеловал привычно. Настороженно перевел взгляд на комочек в её руках.
– Такой маленький! – выдохнул потрясенно.
– Вообще-то, Эрик у нас совсем не маленький для своего возраста, – вступилась Элизабет за малыша, – ты, к слову, на целых 300 грамм меньше и на целых 2 см короче был. Вот, правда, волосики у тебя до плеч были. Да, мой хороший, знакомься: это твой папа! – заворковала Элизабет, – пойдешь к папе на ручки?
Элизабет стояла, поддерживаемая сыном под локоть. Саша замер перед ней истуканом, опираясь на трость. И Элизабет только сейчас поняла, что сын довольно тяжело на неё опирается.
Нет. Не так! Что он вообще, почему-то, опирается на трость. Она прижала малыша к себе, положить Эрика в кроватку она так и не смогла себя уговорить, растерянно глянула на Германа, шагнула к нему, но он вдруг попятился к выходу из палаты.
– Герман, мне… – договорить она не успела, потому что он резко развернулся и молча вышел из палаты.
До самого дня похорон Вильмы Элизабет с Эриком провели в клинике. Малыш хорошо кушал и много спал, как все нормальные младенцы. Вот только этот малыш ещё ничего не понимал в этом мире, а потому каждый раз, когда Элизабет брала его на руки, жадно открывал ротик в поисках материнской груди, а Элизабет давала ему бутылочку со смесью.
– Бедный мой малыш. Ты такой красивый у нас мальчик. Ты вырастешь хорошим и добрым мальчиком, – ворковала она с малышом каждый раз. И он засыпал, крепко держа её за палец всей своей ладошкой. Держал так, словно боялся выпустить и потерять ещё и её, Элизабет.
Вильма лежала в гробу, а Герману казалось, что его дочь спит. Элизабет и Александр не отходили от него в этот день ни на шаг. Удивительно, но почему-то только они его и не раздражали своим присутствием.
На прощании были только самые близкие друзья Вильмы, но они вызывали у Германа раздражение. Молодые, здоровые – у них вся жизнь впереди.
У них. Не у его Вильмы.
У его Вильмы только вечность, сейчас это знание не приносило облегчения. В груди Германа была пустота. Его девочки больше нет. Он только сейчас, стоя у её гроба, понял это. Дома, в тишине, ему казалось, что Вильма всё ещё на учебе. За этот год, что его девочка училась в другой стране, он привык приходить в пустой дом, его это не пугало и не раздражало. Это было временно. Так ему всегда казалось…
Александр лежал в палате и разговаривал по телефону, когда к нему впустили Германа. Говорил парень на японском, увидев входящего в палату Германа, свернул разговор.
– Вы как здесь? – парень явно не ожидал его визита.
– А сам как думаешь? Ты не отвечал на звонки, а потом мне сказали, что ты в больнице. Да не просто в больнице, а в послеоперационной палате. Рассказывай! – потребовал Герман.
– Я натер ногу.
– Это я помню. При мне случилось. Дальше что? Почему вдруг ампутация?
– Последние три недели на работе был аврал. Я не мог уехать, не закончив проект. Уходил из офиса, как коренной житель, – Саша усмехнулся, – за десять минут до отключения света на ночь1. В офисе свои требования к одежде и обуви.
– Ясно, – Герман кивнул, – костюм и туфли.
– Да, – подтвердил Александр, – лейкопластырь я менял, но нога не болела, просто не заживала ранка. Не болела, не чесалась, просто не заживала. Я сдал проект и только тогда обратился в больницу. Десять дней тому назад. Палец уже начал болеть и посинел. Мне сделали полный анализ крови, это всё и объяснило. Стало понятно, почему у меня не заживала маленькая ранка на ноге. У меня обнаружили сахарный диабет, а у диабетиков слабое место ноги. Точнее, сосуды на ногах. Показатель сахара в крови зашкаливал, с таким высоким показателем не оперируют. Пока выравнивали сахар в крови, посинели все пять пальцев. Результат Вы видите! – Александр показал на свою ногу.
– Ясно. Когда тебя можно забрать?
– Надо с врачом говорить, – Александр посмотрел на часы, – он скоро должен придти.
– Он говорит по-английски?
– Плохо. Лучше я побуду переводчиком.
– Хорошо.
Врач появился через 10 минут. Всё подробно рассказал, но это Герман и со слов самого Александра уже знал и без анатомических подробностей. Их пришлось выслушать, но, зато Герман услышал главное: завтра Александра могут выписать, если его анализы позволят это.
Казалось, сам Александр в этом не сомневался, потому что, едва врач ушел, он, смущенно посмотрев на Германа, произнес:
– Мне бы вещи из своей квартиры забрать. У меня сегодня договор истекает.
– Сделаем. Пиши адрес! – скомандовал Герман.
То, что в Японии называется квартирой, во всем остальном мире вряд ли так назовут, но да это отдельная история! А вот то, что у парня в квартире царил идеальный порядок – этот момент Герман отметил и даже озвучил свой вопрос Александру, когда сообщал о том, что все его вещи упакованы и вывезены:
– У тебя приходящая прислуга?
– Что? Нет, конечно! – парень смутился, – не по карману она мне. Если Вы про порядок, так это мамина заслуга. Она с детства меня к такому приучила. Да и потом, это же удобно, когда вещи лежат на своих местах, согласны?
– Согласен! Полностью! – кивнул Герман, а потом, рассмеявшись вдруг и удивив сам себя, рассказал о том своем самом первом впечатлении об Элизабет. Точнее, о том, как она складывала упаковку.
– О! Да! – рассмеялся парень, – в этом вся мама. А вот если ей надо привести мысли в порядок, то она начинает генеральную уборку в своем жилище. Не то, чтобы у неё в квартире всё запущено, о нет! Отец даже злился на маму за её излишнюю любовь к чистоте. А в тот вечер, когда Вы ужинали с ней, моим отцом и его любовницей, мама устроила генеральную уборку со сниманием штор в их с отцом спальне. “Убрать следы чужого присутствия” – как она мне объяснила свой порыв в тот поздний вечер, когда я вернулся и застал её за этим занятием.
– И я её понимаю! – кивнул Герман.
Александра выписали на следующий день и вот здесь и пригодился личный самолет Германа с удобными креслами, в которых можно было почти лежать. Главное, что можно было закинуть ногу на соседнее кресло, развернув при этом кресла друг к другу и устроив почти кровать.
– Летим домой! – улыбнулся Александр, устраиваясь в креслах.
– Да, Саш, домой, – улыбнулся Герман и уже когда они были в небе, они вспомнили, что не позвонили Элизабет.
– Я так понимаю, что мама ничего не знает? – догадался Герман.
– Нет.
– Почему?
– Я не хотел её тревожить. Тем более, что и с сахарным диабетом люди живут. Уколы я уже научился себе делать, а нога… Буду ходить с тростью, подумаешь, половины стопы нет. К тому же только левой. Даже на машине могу сам ездить!
Герману нравился настрой Александра. Парень не ныл. Он принял ситуацию и планировал свою жизнь дальше, исходя из изменившихся вводных.
– Саш, тебе сейчас первое время будет нужна помощь. Я могу помочь, позволь мне это сделать. Мой друг владелец клиники. Положим тебя, обследуем. Ты ведь знаешь, что в Германию со всего мира едут лечиться. Не отказывайся, пожалуйста! А свою дипломную работу ты и в палате сможешь писать.
– Хорошо. Спасибо Вам! – парень улыбнулся и вдруг продолжил:
– Ну, раз уж я пропустил время отчета по телефону, то слушаю Вас лично!
Герман рассмеялся и начал свой рассказ о Вильме за последнюю неделю. Саша слушал, кивал, улыбался, а потом, когда Герман закончил, спросил:
– Как долго вы с мамой ещё будете ходить по кругу? Лично я намерен идти к Вильме и быть на родах, если она позволит. Я хочу принять своего ребенка у акушерки и положить его Вильме на грудь. Вот, правда, не знаю, примет ли она меня такого. Мне кажется, пришла пора и вам уже расставить все знаки препинания в ваших с мамой судьбах. Как считаете?
– Да, Саш, ты прав! Хватит нам уже ходить вокруг да около! Не в том мы возрасте, чтобы терять драгоценное время!
––
1 – Япония, после нескольких смертей на рабочем месте от переутомления, в 2015 году ввела правило – отключать свет в офисах в 22.00. Сделано это было для того, чтобы сотрудники не оставались на рабочих местах ночью.
Глава 28
Едва самолет коснулся взлетной полосы, Герман включил свой телефон. От Вильмы было 7 пропущенных звонков и одно голосовое сообщение. В душе царапнуло предчувствием чего-то нехорошего. Дочь никогда не названивала просто так, она знала, что отец всегда перезвонит, достаточно было ей один раз позвонить, а ему не ответить, и он нажал на прослушивание голосового сообщения. Из телефона раздался голос Вильмы. Александр, услышав голос Вильмы, впился взглядом в телефон Германа.
– Пап, похоже, Эрик собрался появиться на этот свет чуть раньше. Видимо, ты очень занят, скорей всего уже в небе и летишь домой. Я очень на это надеюсь! Элизабет приедет раньше тебя, наверное, так даже будет лучше. Она женщина, она через это проходила. Пап, если со мной что-то случится, я хочу, чтобы ты знал следующие вещи, папка, записывай! – Вильма рассмеялась и продолжила:
– Первое, и самое главное – я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты был счастлив, а потому пообещай мне, что ты будешь с Элизабет. Она только твоя женщина, а ты её мужчина!
Второе, моего сына зовут Эрик Герман. Я хочу, чтобы он носил фамилию своего отца. Я была неправа, поставив Алекса перед выбором. Нельзя выбирать между тем, что должно идти рядом. Любимая работа и семья – это те вещи, между которыми нельзя выбирать, теперь я это понимаю!
И третье, я хочу, чтобы вы с Элизабет растили вашего внука вместе. Алекс молодой мужчина, он ещё встретит свою женщину, которая не будет ставить ему условий. Я не лишаю его отцовства, просто не хочу вешать на него обузу в виде сына. Да и потом, пап, если вы с Элизабет будете вместе, значит, мой сын будет расти в полноценной семье и купаться в безусловной любви двух родителей. В его случае, конечно, бабушки и дедушки, но ему об этом можно сказать, когда он вырастет и будет готов это услышать. Впрочем, решайте сами, я согласна подождать, – Вильма опять рассмеялась, – поверь, ребенку нужны два родителя. Ты был самым лучшим в мире папой, но мне всегда не хватало матери. В лице Элизабет я её нашла. Люблю тебя, твоя дочь Вильма.
– Герман, как это понимать? – Александр сверлил Германа взглядом, – Вы не всё мне рассказали о здоровье Вильмы?
– Поверь, я и сам хотел бы знать, как это понимать! Я тебе рассказывал всё, что мне рассказывала сама Вильма. И я сейчас поражен не меньше твоего! – Герман выглядел не менее озадаченным.
Ответить Саша не успел, зазвонил его телефон, и на экране высветилось имя "Мама".
– Да, мам, мы только что приземлились. Нет, меня не надо встречать. Мам, я с Германом. Мам, а ты сама где? Хорошо, я понял.
Герман смотрел вопросительно на Александра.
– Мама сказала, чтобы мы ехали в клинику, какую именно, Вы знаете.
– Да, знаю. Это всё?
– Она сказала, что остальное не по телефону.
– Выходим. У меня машина с водителем!
Герман, едва они с Александром вышли из самолета и сели в его машину, набрал номер дочери, но её телефон не отвечал. Он не мог знать, что Элизабет, поговорив с сыном, взяла на руки Эрика и, прижав малыша к своей груди, еле сдерживала рвущиеся рыдания. В этот момент и зазвонил телефон Вильмы, на экране высветилось улыбающееся лицо Германа и надпись "Самый лучший папа". Слезы у Элизабет полились сами. Ответить сейчас она не могла. Эрик пискнул и завозился в попытке найти грудь.
– Сейчас, мой хороший, сейчас! – Элизабет взяла бутылочку со смесью и села в кресло качалку, – вот так, кушай, мой мальчик, набирайся сил. Сейчас приедут твои папа и дедушка.
Такой, с грудным ребенком на руках и в кресле качалке, её и увидели Герман и Александр. Элизабет достаточно было поднять глаза на вошедших мужчин, чтобы они всё поняли. Её заплаканные глаза, малыш на руках и пустая не смятая кровать, на которую она так и не смогла заставить себя прилечь, всё за неё сказали.
– Когда? – Саша спросил это первым.
– Вчера вечером, – Элизабет встала с кресла, держа Эрика, как драгоценную ношу. Малыш уснул у неё на руках, усыпив и её своим посапыванием.
Саша шагнул к матери и наклонился к ней, поцеловал привычно. Настороженно перевел взгляд на комочек в её руках.
– Такой маленький! – выдохнул потрясенно.
– Вообще-то, Эрик у нас совсем не маленький для своего возраста, – вступилась Элизабет за малыша, – ты, к слову, на целых 300 грамм меньше и на целых 2 см короче был. Вот, правда, волосики у тебя до плеч были. Да, мой хороший, знакомься: это твой папа! – заворковала Элизабет, – пойдешь к папе на ручки?
Элизабет стояла, поддерживаемая сыном под локоть. Саша замер перед ней истуканом, опираясь на трость. И Элизабет только сейчас поняла, что сын довольно тяжело на неё опирается.
Нет. Не так! Что он вообще, почему-то, опирается на трость. Она прижала малыша к себе, положить Эрика в кроватку она так и не смогла себя уговорить, растерянно глянула на Германа, шагнула к нему, но он вдруг попятился к выходу из палаты.
– Герман, мне… – договорить она не успела, потому что он резко развернулся и молча вышел из палаты.
До самого дня похорон Вильмы Элизабет с Эриком провели в клинике. Малыш хорошо кушал и много спал, как все нормальные младенцы. Вот только этот малыш ещё ничего не понимал в этом мире, а потому каждый раз, когда Элизабет брала его на руки, жадно открывал ротик в поисках материнской груди, а Элизабет давала ему бутылочку со смесью.
– Бедный мой малыш. Ты такой красивый у нас мальчик. Ты вырастешь хорошим и добрым мальчиком, – ворковала она с малышом каждый раз. И он засыпал, крепко держа её за палец всей своей ладошкой. Держал так, словно боялся выпустить и потерять ещё и её, Элизабет.
Вильма лежала в гробу, а Герману казалось, что его дочь спит. Элизабет и Александр не отходили от него в этот день ни на шаг. Удивительно, но почему-то только они его и не раздражали своим присутствием.
На прощании были только самые близкие друзья Вильмы, но они вызывали у Германа раздражение. Молодые, здоровые – у них вся жизнь впереди.
У них. Не у его Вильмы.
У его Вильмы только вечность, сейчас это знание не приносило облегчения. В груди Германа была пустота. Его девочки больше нет. Он только сейчас, стоя у её гроба, понял это. Дома, в тишине, ему казалось, что Вильма всё ещё на учебе. За этот год, что его девочка училась в другой стране, он привык приходить в пустой дом, его это не пугало и не раздражало. Это было временно. Так ему всегда казалось…