Торговый центр «Аллум» я терпеть не могу: он слишком большой и бестолковый, народу куча. Но во французском кафе есть мягкие стулья с обивкой из блестящей ткани и изогнутыми спинками. Сидя там, легко представить себе, что ты вовсе не в «Аллуме», а в каком-то куда более интересном месте. Например, в Париже.
Помимо перекуса в кафе единственным моментом, вызвавшим у меня интерес, оказался обрывок разговора, который я случайно подслушала из-за высокой стойки в обувном магазине.
– В каком смысле «не нужно»? Мне кажется, ты проявляешь неблагодарность. Ты ведь не хочешь выглядеть как последний лузер? Все крутые парни этим летом будут носить такие. Ну-ка примерь!
То есть это было просто невозможно не услышать. Женщина говорила в точности как моя мама, когда я отказывалась от нового компьютера. Незаметно заглянув в пространство между полками, я увидела фигуру в черных сапогах на высоких каблуках, в рваных джинсах и с буйной шевелюрой на голове. Она склонилась над мальчиком, который сидел скрючившись на скамейке для примерки обуви. Тут я его узнала: это ведь Анте! К счастью, он меня не заметил.
Когда мы отправились в обратный путь, я ощущала в животе приятную переполненность и поэтому не заметила, как папа пропустил съезд на трассу. Обнаружила я это, когда мы уже заехали не туда. Или папа запланировал вылазку еще куда-нибудь?
– Но, папа, куда мы… – начала было я, но тут ответ стал очевиден, потому что он свернул на гигантскую парковку перед магазином «Всё для сада». Зачем мы сюда приехали?
Следом за папой я вошла в стеклянные двери, совершенно бесшумно раздвинувшиеся перед нами. Нам повстречалась женщина, катившая перед собой тележку, доверху нагруженную горшками с зелеными растениями – словно это джунгли на колесиках.
Папа взял корзинку, и мы стали бродить зигзагами по проходам. Внезапно мы остановились. Папа взял в руки горшочек с маленьким вьющимся растением.
– Может быть, вот этот? – проговорил он. – Что скажешь?
Я пожала плечами.
– Как ты считаешь… как ее зовут – Мона? Я хотел сказать: как ты думаешь, маме Ореста такой понравится?
Что, маме Ореста? С какой это стати мой папа собрался приобрести комнатное растение для мамы Ореста?
– Надо подарить им что-нибудь по случаю их переезда, – сказал папа, кладя цветок в нашу корзину. – Чтобы они почувствовали, что на нашей улице им рады. А она, кажется, любит цветы…
Ах вот как. Однако мне совершенно не улыбалась перспектива того, что папа потащится туда вручать подарок.
Что, если папе не понравится обстановка в доме Ореста со всеми этими странными предметами и большими крысами на кухне? А вдруг Мона начнет рассказывать о других своих интересах – загадочных узорах и земном излучении? Тут и папа может затревожиться и запретит мне ходить в гости к Оресту.
Мне кажется, папа терпеть не может беспорядок. Я мало что помню из нашей жизни до папиной болезни, потому что я тогда была совсем маленькая. Однако помню, что он очень сердился, когда мы с мамой оставляли везде вещи – так, для создания уюта. Словно он ничуть не радовался тому, что мы есть, когда возвращался наконец из своих командировок. Только раздражался, что у нас не убрано.
Так вот, беспорядок в доме у мамы Ореста в тысячу раз хуже, чем тогда у нас с мамой. Поэтому я от всей души надеялась, что папа передаст свой подарок Моне в саду, не заходя в дом.
Но папа, само собой, пошел прямиком в дом, и произошло это на следующий же день после нашей поездки за покупками. Должно быть, он просто постучал в дверь, чтобы вручить свой подарок, и тут же получил приглашение войти внутрь. Но на все странные предметы в их доме папа отреагировал совсем не так, как я думала.
В тот день была среда – и мне после вчерашнего свободного дня снова пришлось тащиться в школу. По дороге домой на тропинке в лесу я встретила Ореста. Мы оба размышляли по поводу очередной подсказки – РЕМИНГТОН2, – но оба ничего не придумали. Мы решили продолжить поиски в «Книге шифров», где Орест обнаружил информацию о шифре Виженера, который сработал для первого шифрованного сообщения.
Я тихо радовалась, что Орест снова не передумал. До этого момента я не понимала до конца, готов ли он разгадывать со мной эту загадку или нет. Но имя того знаменитого инженера полностью изменило отношение Ореста к делу. Так что я пошла с Орестом к нему домой.
Орест вставил ключ в замок и повернул. Он почти открыл дверь, но тут же захлопнул ее.
– О нет! – прошептал он.
– Что такое? – спросила я. – Что-то случилось?
Казалось, у Ореста снова разболелась голова.
– У мамы группа йогов-реинкарнантов на дому.
Я понятия не имела, кто такие йоги-реинкарнанты.
– Сначала они несколько часов сидят и говорят «м-м-м», а потом любой из них может начать в истерическом восторге рассказывать о своей прошлой жизни. Разумеется, если ему так повезло, что он не был в ней животным – тогда ему остается только мычать.
– Но «Книга шифров» со всеми объяснениями лежит у тебя дома, так что нам придется зайти, – возразила я. – Да ладно, наплевать на них, идем!
– Не говори, что я тебя не предупреждал! – заявил Орест и медленно открыл дверь.
СЦЕНА: гостиная в доме Ореста (такая, как было описано выше, то есть заваленная всевозможными вещами).
В КРУЖКЕ́ НА ПОЛУ: шесть взрослых, стоя на коленях с закрытыми глазами, держат друг друга за руки.
Одна из них – мама Ореста. Ожидаемо. Галочка в соответствующем квадратике.
Еще один человек в кругу – мужчина с редкими волосами, в джинсах и спортивном джемпере. Он громко тянет какой-то звук. Мой папа!
Совершенно неожиданно!
– Папа! – воскликнула я. Он открыл глаза и попытался подняться.
– Малин, я… – начал он. Но тут мама Ореста потянула его за руку и решительным движением вернула в круг.
– Продолжай, опасно разрывать круг, – сказала она таким строгим голосом, какого я от нее совершенно не ожидала.
Папа посмотрел на меня и одними губами что-то произнес – думаю, «поговорим позже».
Все сидящие в кругу снова закрыли глаза. Мама Ореста тянула на одной ноте «м-м-м». Все остальные повторяли за ней. И папа тоже.
Я стояла в прихожей словно каменная статуя.
– Идем, – сказал Орест и толкнул меня в спину. – Мы ведь решили не обращать на них внимания, помнишь?
Когда я сказала «наплевать на них», я и предположить не могла, что здесь будет мой папа. Я-то думала, что речь идет о маме Ореста и куче незнакомых мне людей!
Никак нельзя утверждать, что я была очень сосредоточена, когда некоторое время спустя, сидя на кровати Ореста, пыталась выяснить, что означает РЕМИНГТОН2 = НИЪТГЪШЬЛГ3ЪО. Я думала только о том, что мой папа сидит в гостиной. А вдруг ему придет в голову, что он старый римский воин, и папа начнет выкрикивать приказы на латыни?!
А Орест был на подъеме.
Он громко читал отрывки из «Книги шифров».
– Ты знала, что люди использовали шифры тысячелетиями? – спросил он. – И что шифры сыграли решающую роль в истории? Например, во время Второй мировой союзники по антигитлеровской коалиции взломали шифровальную машину немцев «Энигма». Но потом у них возникли проблемы. Стоило им воспользоваться той информацией, которую они получили, дешифровав сообщения, немцы сразу же поняли бы, что их шифр разгадан.
– В смысле? – переспросила я, поскольку не успевала за его мыслью.
– Ну представь себе, что ты расшифровала секретное сообщение: «На рассвете атакуем бронированный крейсер „Акула“». Если ты тут же посылаешь кучу самолетов, чтобы защитить эту самую «Акулу», неприятель догадается, что ты каким-то образом перехватила его сообщение. А уж если такое повторится, они точно что-то заподозрят и сменят код. И тогда ты потеряешь свое преимущество.
– Но что же тогда делать? – спросила я.
– Иногда ничего невозможно сделать, – ответил Орест. – И это единственная рациональная линия поведения. Иногда приходится делать вид, что ни о чём не догадываешься.
«Тогда какой смысл в том, чтобы вообще что-то знать? – подумала я. – Например, о будущем».
В тот момент мне куда больше хотелось поговорить о земном излучении, чем о шифрах. Но Орест, как и прежде, заявил, что это одна из самых больших глупостей, которые он слышал в жизни.
– Те, кто всем этим занимается, не могут договориться сами между собой. Они всё время рисуют новые линии, абсолютно разные, безо всякой логики. И дают им случайные названия: линии Хартмана, линии Карри, лей-линии, и линии драконов, и еще бог весть что. Так что, где бы ты ни находился, всегда найдется какая- то линия или их пересечение, которые объясняют всё, что с тобой происходит. По их словам. А если вдруг пересечения в том месте, где произошло нечто важное, нет, они придумают новые линии и еще неизвестное пересечение, и проблема будет решена!
Он внезапно замолчал, когда из-за двери донесся громкий крик.
«Боже мой, неужели началось?» – подумала я. Дорого бы я отдала, чтобы мой папа не сидел сейчас в гостиной. Но Орест быстро вышел из комнаты и вскоре вернулся со взъерошенной младшей сестренкой на руках.
– Она спала, – сказал Орест. Он посадил Электру на кровать, где девочка некоторое время сосредоточенно сосала большой палец. Но потом она оживилась, и всё закончилось тем, что мы с Орестом рисовали для нее человечков и перекидывались шариками из бумаги, чтобы ее позабавить. Я сложила из бумаги рот и сделала вид, что он умеет говорить. Электра хохотала чуть ли не до слез.
– Моне цветок понравился, – сказал мне папа, когда мы спускались по дорожке от дома Ореста.
Я испытала большое облегчение – он выглядел и разговаривал как обычно. Не как возродившийся крестьянин времен Густава Васы[8] или кто-нибудь в этом духе…
– Но у чая был очень странный вкус, – продолжил он и похлопал себя по животу.
17
До того как начать кидаться шариками из бумаги, мы с Орестом пришли к тому, что надо поискать еще какие-нибудь способы разгадать код. Два дня спустя, в пятницу после школы, мы снова поехали на велосипедах в библиотеку.
Папа ничего не спросил! Ни что мы там собираемся делать, ни когда вернемся.
– Хорошо вам провести время! – только и сказал он.
Мы сели за компьютер в читальном зале и снова вбили в поисковик «Ремингтон2», но интернет выдавал нам только фотографии ружей. Может ли Ремингтон обозначать что-то другое: имя человека, или дом, или нечто еще? Поскольку Аксель жил давно, мы спросили библиотекаршу, есть ли книги о Леруме в давние времена. Оказалось, их целая полка!
«Старый Лерум» – я сразу схватила книгу с таким многообещающим названием. Страница за страницей передо мной возникали черно-белые зернистые фотографии. Люди за работой, а вот кто-то позирует перед камерой. Я почти забыла, что мы ищем Ремингтон, и с любопытством разглядывала картинки.
Долго-долго я смотрела на фотографию, занимавшую целый разворот. Снятая на природе, она запечатлела поле, которое должно было бы быть зеленым – не будь фотография черно-белой. Поле простиралось на две страницы и спускалось к озеру с серой водой и серым небом над ним. В озере и прибрежной полосе мне почудилось что-то знакомое. Но я не могла понять, что именно.