* * *
В понедельник утром мама носилась по дому, вгоняя в стресс папу, так что я даже порадовалась, что иду в школу немного отдохнуть от всего этого. К тому же мне очень хотелось переговорить с Орестом – после всей этой беготни дома я начала скучать по его спокойному и логичному мышлению. Но в школе тоже всё шло наперекосяк, а после большой перемены снова начались споры по поводу песни. Санна предложила замечательную мелодию, но потом все начали ссориться насчет текста. Анте и его компания стали придумывать стишки с такими плохими словами, что я их здесь приводить не хочу, а Санна покраснела как рак. Мне хотелось поскорее уйти. У меня всё равно не было шансов поговорить с Орестом, который со скучающим выражением лица сидел в другом конце класса.
Я надеялась, что встречу Ореста по дороге из школы, но, когда нас отпустили, он куда-то испарился. Мне он ни слова не сказал, но я заподозрила, что учитель физкультуры взял его в команду, которая будет участвовать в эстафете, – по крайней мере, у него была с собой спортивная форма, хотя физкультуры сегодня нет.
Так что я потащилась по тропинке через лес одна. В лесу было тепло, несмотря на то что солнце не светило. Стоял один из тех дней, когда воздух настолько влажен, что кажется, он впитал запахи земли, травы и деревьев. После всех споров в голове у меня было совсем пусто. А дома по-прежнему повсюду наверняка разбросаны одежда и чемоданы. Не могу сказать, что я сильно торопилась домой.
Что-то заскрипело в лесу совсем рядом со мной. Что-то промелькнуло. Я резко остановилась. Уф… это всего- навсего птица. Но как странно, что птица может издавать так много звуков, когда вокруг совсем тихо! Я стояла, замерев, на тропинке, чувствуя, как громко стучит сердце. И тут издалека до меня донесся звук, словно кто-то звал: «…вия… и… вия».
«Сильвия? – подумала я. – Кто-то зовет Сильвию?» Но мне, скорее всего, просто показалось. Листочки уже распустились, и через кусты, растущие вдоль тропинки, ничего не было видно.
– …ивия…
Я замерла, прислушиваясь. Внезапно раздался треск сломанной ветки. «Опять птица?» – подумала я. Но тут увидела, как из кустов выходит Мона, мама Ореста, одетая в тонкую светло-зеленую тунику и зеленые резиновые сапоги.
Кажется, впервые я увидела ее не босиком. Сапоги явно оказались ей велики, они покачивались взад- вперед при каждом шаге. Голые ноги торчали из них, как две белые ветки.
– Малин! – воскликнула она, увидев меня. – Как приятно встретить тебя здесь, на тропинке!
Она улыбнулась мне своей обычной улыбкой, от которой я почувствовала, что мы с ней одни на всём белом свете. И это почти соответствовало реальности, ведь действительно мы были здесь совершенно одни.
– У тебя такой серьезный вид, – проговорила Мона, глядя мне прямо в глаза. В ее светло-голубых глазах виднелись синие пятнышки и черточки. У меня почти закружилась голова, когда я заглянула в них, – словно бы меня резко подняли в небо. – Всё утрясется, – сказала она и продолжала шепотом: – В мире всё так устроено. Только узор на ткани становится другим. Небо и земля, как и все дороги, отражаются друг в друге. А потом меняются. Так тоже было всегда. Но порой всё идет слишком быстро. Бывает очень тяжело. Тогда всё сотрясается, пока не сложится новый узор.
Слова ее казались непонятными, но мягкий голос успокаивал. Казалось, она говорит о том, что я уже знаю. Как будто мне это уже известно. Звучит дико, но лучше объяснить не выйдет.
Она погладила меня по щеке. Только теперь я заметила, что в руках у нее корзина, в которой лежат зеленые листья и веточки. Там же лежал какой-то блестящий металлический предмет. Что это такое, я не знала. Мона проследила за моим взглядом.
– Да, – произнесла она своим обычным голосом. – В лесу начали распускаться растения. Хочешь пойти со мной и посадить в землю ростки?
И я согласилась.
Ростки были не те, которые я видела у нее в корзине. Вместо них она принесла несколько отрезанных пакетов из-под молока и горшки, обычно стоявшие вдоль стены дома, и поручила мне выкапывать маленькие ямки на совершенно новой грядке.
Мона достала металлический предмет, лежавший у нее в корзине. Это оказалась цепочка, на конце которой висел круглый шарик. Она качнула цепочку, так что шарик закачался взад-вперед.
– Гм… – проговорила она. Затем отметила на земле несколько черточек деревянной лопатой. – Сажай их вдоль тех линий, которые я начертила, – сказала она. – Это силовые линии Земли… А вот здесь сажать не надо.
Она изобразила лопаткой крест. Я была слегка удивлена. До этого момента мне казалось, что у Моны ничего никогда не располагается ровными рядами. Однако теперь до меня дошло, почему Орест так хорошо знает про излучение Земли! Вот какими вещами занимается его мама – хотя она использует шарик вместо лозы.
– Не забывай дышать, – сказала она мне, когда я стала сажать в землю первый росток. Мой выдох превратился в глубокий вздох.
Мои пальцы испачкались в земле, но на сердце значительно полегчало после посадки тридцати трех растений. Придя домой, я отыскала в своей комнате книгу «Искусство предвидеть будущее», которую взяла в библиотеке. Мне стало интересно, что такое делала Мона, когда чертила в саду свои ровные ряды. В книге оказалась масса всего интересного об излучении Земли!
Прежде всего, так называемое излучение – это силовые линии, опоясывающие всю Землю вдоль и поперек. Они проходят в почве под нами. Заметить силовые линии можно, например, по тому, что растения, посаженные вдоль них, вырастают выше и сильнее, чем те, которые оказываются в стороне от них. Но в том месте, где две линии пересекаются, всё наоборот! Это называется пересечением силовых линий, и там растения вянут. Некоторые верят, что эти пересечения опасны. Если кровать стоит на таком пересечении, человек может заболеть! Мне стало интересно: а если держаться от них подальше, то снова поправишься? А на сердце распространяются те же правила, что и на растения?
Если верить книге, можно обнаружить силовые линии в земле при помощи лозы или маятника. Маятник – это металлический предмет, свободно подвешенный на веревочке или цепочке таким образом, что он может качаться. Стало быть, у Моны в руках был именно он! Лоза изгибается, а маятник останавливается там, где проходят силовые линии. Но это срабатывает не у всех, а лишь у особых людей, которых называют лозоходцами. Только они обладают даром ощущать излучение Земли.
Понимаете? Лозоходцы! Ребенок-лозоходец! Так сказал незнакомец в шапке, передавая мне письмо. Ребенок-лозоходец, как в стихах Сильвии! Если мать Ореста – лозоходец, способный обнаруживать силовые линии, то, вероятно, и Орест это умеет.
Но в книге нигде не объяснялось, как узнать, кто лозоходец, а кто нет. Что-то подсказывало мне: убедить Ореста попробовать походить с лозой будет нелегко.
Зато я нашла главу по нумерологии, где пояснялось, что можно вычислить число человека, определенным образом заменив буквы его имени цифрами. Я просчитала цифру на имя Ореста Нильссона. Получилось семь. Но что это значит? Указывает ли число семь на то, что он лозоходец?
Книга, насчитывающая десять разных способов заглянуть в будущее, вызывает подозрения. Я хочу сказать, одного было бы вполне достаточно.
Поздно вечером, когда предполагалось, что я сплю, а мама должна была носиться по дому, занятая последними приготовлениями, я вдруг услышала, как хлопнула входная дверь. На цыпочках я прокралась к лестнице и спустилась на пару ступенек, чтобы видеть, что происходит в прихожей.
Там стояла мама в плаще-дождевике, держа в руках несколько зеленых стебельков с острыми листьями. Видимо, она выходила, чтобы собрать цветы. У некоторых перед отъездом возникают весьма странные идеи.
– Что это такое, Фредрик? – спросила она папу.
Он что-то пробормотал из кухни – к сожалению, я не расслышала в точности.
– Это растет в саду у той самой Моны! Оно может оказаться каким угодно, – продолжала она. – Ядовитое. Или даже незаконное. Фредрик! Я очень надеюсь, что ты это проверишь!
Затем она повернула голову так, что ее взгляд оказался в опасной близости от лестницы, и мне пришлось юркнуть обратно в свою комнату – бесшумно, как дух.
Зачем мама бегала в сад Ореста? Должно быть, от стресса перед поездкой она стала волноваться на пустом месте. Но всё это и для нее тоже непривычно – ее не будет дома рядом со мной.
16
Утро, когда мама должна была уехать, выдалось серое. У учителей в школе был методический день, и я решила не вставать с постели. Я слышала, как мама прокралась в мою комнату и прошептала: «Пока, Малин!» Я притворилась, что сплю. Потом услышала, как захлопнулась входная дверь. И дверь машины. Тогда я вылезла из постели и увидела в щелку между опущенной рулонной шторой и рамой, как машина задним ходом выехала на дорогу. Папа должен был отвезти маму в аэропорт.
Ступая босыми ногами по лестнице, я спустилась в кухню. Судя по всему, мама торопилась. На кухонном столе стояла немытая чашка, всё еще теплая и с остатками кофе. Я подержала ее в руках. Потом вернулась обратно в постель.
* * *
Когда я проснулась снова, то услышала, что папа включил в кухне радио. Я натянула домашний джемпер и спустилась к нему.
– Привет, солнышко! – сказал он. – Сладко спалось?
В кухне пахло лимоном и кофе.
Папа переставил цветок здоровья, подаренный Моной, с подоконника, и теперь тот красовался посередине стола. С тех пор как папе его подарили, цветок заметно разросся: из горшка торчали во все стороны маленькие желто-зеленые листочки. Вероятно, всё дело в том, что папа так тщательно его поливал.
Усевшись напротив папы, я стала размешивать хлопья в йогурте.
– Чувствуешь? – спросил он и провел рукой по листьям цветка. Лимонный запах вокруг цветка стал сильнее, и папа преувеличенно медленно вдохнул его. – Не хочешь поехать со мной сегодня в «Аллум»? – спросил папа, когда наконец снова выдохнул. – У меня есть несколько дел. И в кафе потом зайдем, а?
Я кивнула. День всё равно ожидается тоскливый. Почему бы не поехать с папой в торговый центр?
СПОРТИВНЫЙ МАГАЗИН
Папа: спортивные носки, велосипедки, бутылка для воды…
Я: ничего.
АПТЕКА
Папа: обезболивающее, сердечные лекарства, пена для ванны, таблетки от горла…
Я: ничего.
ОБУВНОЙ МАГАЗИН
Папа: прочные ботинки на грубой подошве для любителей активного отдыха…
Я: ничего.
ФРАНЦУЗСКОЕ КАФЕ
Папа: чашка обычного кофе.
Я: чай-латте со вкусом ревеня, кусочек мягкого шоколадного торта с клубникой, миндальный сухарик и три печеньки макарони…
Целых три макарони! Никогда еще мне не приходилось нести такой полный поднос по винтовой лестнице на второй этаж кафе.