Я бережно взял нож и вытащил клинок из ножен.
Что тут у нас? Похож на японский кайкен[1], правда отличий хватает. Форма клинка почти такая же, но более изогнутая и сужается к острию, цуба[2] полностью отсутствует, переход от клинка к рукоятке почти никак не обозначен. Но присутствует странная вогнутая выборка от середины рукоятки к оголовью. У кайкена ножны с рукояткой выглядят одним блоком, а линия стыка почти незаметна, а тут совсем наоборот — ножны кожаные, изящно оплетены тиснёными ремешками, а сам нож входит в них ровно посередине рукоятки, почти как финский пуукко. Работа прекрасная, на рукоятке из белой кости геометрические узоры, сам клинок из отличного металла, на стали есть своеобразный узор, что свидетельствует о множественной проковке слоев. Какая-то неизвестная разновидность японских ножей? Надо же, никогда ничего подобного не видел, хотя о холодном оружии знаю почти всё.
И тут же поразился сам себе. Кто знает? Я знаю? Судя по подсказкам памяти, я вообще не разбираюсь в клинках и никогда толком ими не интересовался. А тут на тебе, прям экспертом вдруг стал.
Попытка найти в воспоминаниях хоть какое-то объяснение такому парадоксу опять вызвала головную боль, и я решил больше не копаться в прошлом. Знаю, да и знаю, чёрт бы эти загадки побрал.
Ситуацию с ножом неожиданно прояснила Майя.
— Это менокомакири, женский нож айнов, — подсказала девушка. — Его Мадине подарила Ано, жена вождя племени.
По лицу Мадины пробежало недовольство и нетерпение, и я решил больше не вдаваться в историю японского холодного оружия.
— Смотри внимательно… — я принялся показывать девочке, как правильно менять хват и наносить скрытые удары от пояса.
Занятие затянулось, Мадина была в полном восторге, да и я получил неожиданное удовольствие от общения с девочкой. Майя в забаве не участвовала, но особого недовольства я не заметил.
Когда пришло время спать, сёстры удалились в соседнюю комнату, за шкурой на стене обнаружилась дверь, а меня оставили в горнице.
Майя предупредила, что удобства во дворе, после щёлкнул засов. Карабин она забрала с собой.
Ну… на полное доверие я и не рассчитывал. Да и надо ли оно мне? Спасибо, что приютили, а дальше… дальше посмотрим, сначала надо на ноги стать.
Глаза отчаянно слипались, но перед сном я решил подвести итоги дня и разобраться со своей вновь обретённой личностью.
Итак, краткая биография звучит примерно таким образом.
Любич Александр Христианович, от роду тридцать один год, происхожу из старинного, но давно обедневшего дворянского рода.
С детства хотел стать военным, что успешно осуществил, поступил в Павловское военное училище. По окончанию распределился в Восточносибирский стрелковый полк, начальником охотничьей команды. Сыграло умение хорошо стрелять, в училище я был лучшим стрелком курса. Откуда, не без протекции, с большим трудом, но перевёлся в Заамурский округ, в Отдельный корпус пограничной стражи. Причина — банальная, финансовая, пограничникам платят гораздо больше чем в армии.
Начал поручиком, субалтерном, отмечен наградами и множественными поощрениями по службе, быстро дослужился до чина штабс-ротмистра и командира линейного отряда. Далее благополучно поступил в Николаевскую Академию Генерального штаба, но перед самым окончанием был отчислен, за женитьбу без разрешения, что категорически запрещалось слушателям. Жену без памяти любил, но через год после свадьбы застрелил вместе со своим другом, застав за интересным занятием. За что был осужден на двадцать пять лет каторги. Заслуги пред Родиной не помогли, снисхождения не случилось, так как жена, да и друг тоже, происходили из богатых влиятельных семей, и родственнички постарались, чтобы меня упекли по полной.
Что ещё… знаю два языка, китайский и английский, последний почти в совершенстве. Спортсмен, серьёзно занимался гимнастикой и боксом. Охотник и рыбак, обожаю огнестрельное оружие, хорошо стреляю. Служба в погранстраже привила многие полезные навыки.
Наказание отбывал в Александровске, попал туда чуть более года назад, с тюремной администрацией испортил отношения до такой степени, что не вылезал из карцера и самых тяжёлых работ, мало того, меня даже не брали в ополчение до самого последнего момента, как крайне неблагонадежного.
С простыми каторжниками наоборот, вполне ладил, ходил если не в «иванах», то авторитетом пользовался.
Но это если кратко, жизнь была очень насыщенной и сложной. А сам я был человеком довольно сложным и противоречивым.
А теперь самое интересное.
Свои воспоминания я воспринял, как величайшее откровение и себя в них не узнал от слова совсем, хотя теперь всё помню чуть ли не с самого младенчества. Мало того, копаясь в биографии, некоторые свои поступки категорически не понял. Это же надо, бросить академию из-за женщины, пусть даже богатой и красивой. Или пришив сладкую парочку без свидетелей, абсолютно чисто, пойти и сдаться в полицию. Идиот, да и только. Хоть режь, не мог я так поступить.
Но это далеко не всё.
Никаких следов увлечения старо-французским и старо-славянским в моей биографии нет, а тут на тебе, свободно на них говорю.
Присказки по типу: три тысячи чертей, кровь и преисподняя, я тоже никогда не употреблял.
Как уже говорил, согласно чётким воспоминаниям, холодным оружием никогда не увлекался, разбираюсь в нём совершенно посредственно, во всяком случае, айкути от танто никогда не отличу. Адское пекло! Да я даже не подозревал о таких названиях, до того, как пришёл в себя в этой избушке.
Дальше лучше: ну не мастер я фехтования, шашку в руках держал, но только в рамках училищной программы фехтования, по типу: справа закройся, прямым коли. Не больше. А тут уже успел нашинковать чуть ли не взвод косоглазых. То, что это не моё умение, подтверждает тело — до сих пор едва руками шевелю. Да, истощен и ослаб после ранения, но мышечную память никто не отменял. А её у меня нет! Точно знаю. Тело отвечает на команды мозга, но выработанных чётких рефлексов нет и в помине.
Но и это не всё. У меня вызывает искреннее удивление тот факт, что я сейчас нахожусь на Сахалине, в тысяча девятьсот пятом году. Да и сама эпоха — тоже. Вообще идиотизм, когда ходил в уборную, начал искать, где отвязывается гульфик, знать бы ещё что это такое, хотя достаточно было просто расстегнуть пуговицу на поясе. И ещё машинально перекрестился на… на латинский манер. Православный с рождения так никогда бы не сделал. Да что за хрень?
И самое пакостное, когда начинаю искать причины таких парадоксов, в башке начинается сплошной ад, словно там танцует целая орда этих грёбаных айнов. А «свои» воспоминания никакого беспокойства не вызывают.
Вот будет хохма, если глянусь в зеркало и не узнаю свою рожу…
— Зеркало, зеркало… — я повертел головой, с трудом слез с топчана и пошатываясь побрел к столу, где стояло небольшое дамское зеркальце в изящной оправе.
Слегка поколебался и заглянул в него и обречённо выдохнул:
— Господи…
В зеркале отражалась абсолютно не моя физиономия.
Голубоглазый блондин?
Хоть на плакат времён третьего рейха, о превосходстве нордической расы?
Да ну нахрен! Может я просто свихнулся и брежу?
Глава 3
Перед сном ломал себе голову над тем, что такое Третий Рейх и нордическая раса, но так ничего и не вспомнил. Вроде как, уже во сне, нащупал подсказку, но, тысяча чертей и тысяча блудливых монашек, поутру всё напрочь забыл.
Правда, проснулся отдохнувшим, рана почти не болела, голова тоже, но тело по-прежнему бастовало, пожалуй, даже сильнее чем вчера.
Во сколько проснулся, не знаю, но на дворе уже было светло. Комната пустовала, на табуретке рядом с топчаном стояла жестяная кружка с остывшим травяным отваром, а на блюдечке, прикрытом чистой тряпочкой, лежал чёрствый кусочек лепешки, густо намазанный мёдом.
Пока спустил ноги с топчана, выматерил все матюги, что знал. Первым делом слопал завтрак, парой глотков вылил в себя отвар и принялся пытаться расхаживаться. Один господь знает, каких мук мне это мне стоило, но примерно через полчаса, я смог почти без стонов доковылять до двери во двор.
В лицо ударило яркое солнышко, я проморгался, переступил через порог и принялся вертеть башкой по сторонам, так как вчера, в горячке боя ничего толком не успел рассмотреть.
Как очень скоро выяснилось, подворье, для затерянной в непролазных лесах охотничьей избушки, выглядело довольно прилично. Огородик, загородка с парой чёрных лохматых коз, несколько сарайчиков и даже небольшая конюшня. Да и сам домик оказался вполне себе таким добротным пятистенком, сложенным из мощных брёвен, c основанием из дикого камня и крытым деревянной дранкой. Правда, сравнительно небольшим.
А вот аборигенов во дворе и даже за ним, оказалось уж как-то сильно много. Причем не только волосатиков в кимоно, но и плосколицых узкоглазых товарищей в летних кухлянках, видимо нивхов или гиляков. Все они кучковались раздельно, сидели группками на земле и мирно чего-то ждали.
Едва я переступил на порог, как туземцы повскакивали на ноги, на земле осталось только пара-тройка, почему-то лежащих на волокушах и принялись с разной степенью экспрессивности и на разный манер мне кланяться. Но все как один очень почтительно.
Не сразу сообразив, в честь чего чествование, я отбоярился важным сухим кивком, вышедшим очень естественно, словно я давно привык к тому, что предо мной шапки ломят, примостился на лавочку у стены домика и поискал взглядом следы вчерашней баталии.
Никаких следов резни уже не наблюдалось; ни трупов, ни крови — какие-то старательные уборщики присыпали дворик земелькой и даже утоптали её.
От японцев осталось только прислонённые рядком к избе винтовки и аккуратно сложенное в кучку снаряжение, вплоть до ботинок, фуражек и обмоток. И даже наименее пострадавшие элементы формы, в основном кителя, но, все равно сильно заляпанные кровью. Н-да… действительно кристально честные парни. Но окровавленное тряпье нахрена с трупов сдирать?
Впрочем, какая разница.
Вытащил из ножен шашку, которую прихватил из избушки и принялся внимательно её осматривать.
Надо же…
Очень скоро стало ясно, что мне достался настоящий раритет.
Типичная кавказская шашка, лёгонькая, но длинная, кабы не под метр. Клинок очень слабоизогнутый, почти прямой, под обухом три узких дола. Металл сероватый, с четко выраженным мелким рисунком, возможно даже настоящий булат. Рукоятка медная, сплошь крытая серебром, с удивительно мастерской тонкой гравировкой в виде переплетений листьев и цветов. Ножны деревянные, крытые змеиной кожей, с серебряным стандартным прибором: устьем, двумя обоймицами и наконечником. Но устье и наконечник длинные, с такой же чеканкой, как на рукояти.
Думал, что найду клеймо «гурда», которое на Кавказе лепили кому не лень и куда не лень, но нашел только печать мастера в виде головы волка и краткую арабскую вязь под ней.
Ну… неизвестных мастеров и шедевров в их исполнении хоть пруд пруди, а узнаваемыми в истории остаются лишь раскрученные массовые бренды.
Кожа на ножнах местами потрескалась, серебро потемнело, а на клинке наблюдались легкие зазубрины, но, всё равно, сохранность великолепная, особенно учитывая, что клинок, скорее всего, конца восемнадцатого или начала девятнадцатого века.
Однозначно повезло — достойное приобретение.
— Вот откуда я всё это знаю? — в который раз озадачился я.
И в который раз не нашёл ответа. Мелькнула мысль, что я совсем другой человек, каким-то загадочным образом вселившийся в тело штабс-ротмистра, потерявший свою настоящую память, а взамен получивший память Любича. Но эту версию я сразу прогнал, как крайне идиотскую. Загадка природы, мать её ети…
Отложил шашку и взял одну из трофейных винтовок.
Что тут у нас? Вся маркировка обозначена иероглифами, но модель не осталась загадкой — в академии мы тщательно изучали едва ли не всё стрелковое вооружение вероятных противников. К тому же, такие иногда попадали мне в руки с хунхузами в Приамурье.
Итак, винтовка конструкции полковника Нарияки Арисаке, модель — Тип-30, то есть образца тридцатого года эпохи Мейдзи. Калибр 6,5х50 мм, неотъёмный пятипатронный магазин и штык, одноимённой модели, что и сама винтовка. Исполнение качественное, все детали тщательно обработаны и подогнаны друг к другу.
Честно говоря, так себе ствол, затвор даже пришлось прикрывать кожухом из-за склонности к загрязнению. Но точная, прикладистая и лёгкая, этого не отнимешь.
Впрочем, дарёному коню в зубы не смотрят — теперь кроме шашки у меня есть винтарь и куча патронов к нему. Осталось только какие-нить портки ещё найти и вообще будет славно.
Пока возился с винтовкой, прояснилось паломничество туземцев. Из пристройки вывели под руки одного из волосатиков, с повязкой на глазах, после чего появилась Мадина в белом халате и жестом позвала следующего пациента.
Что тут непонятного; Майя и Мадина медицинским образом пользуют местных. Да сестричек аборигены вообще за такое на руках носить должны и охранять самым тщательным образом. Хотя, скорее всего, дело так и обстоит.
А хуторок, видимо является нейтральной территорией, потому что все эти племена, насколько мне известно, но особо уживаются друг с другом.
Впрочем, всё к лучшему. Вряд ли айны с гиляками осмелятся вступить в открытое противостояние с японцами, но сестёр, в случае чего, надёжно укроют. Ну, а я куда?
Тут я задумался. Действительно, а что я буду делать дальше, когда стану на ноги?