Душу Скарлетт заволокло скользкое ощущение цвета грязи. До сих пор она считала, что хуже всего на свете беспомощно наблюдать, как родитель бьет Теллу, но теперь познала новый ужас – нож у шеи Хулиана.

– Пожалуйста, отец! – Ее тело содрогалось при каждом слове. – Я никогда больше вас не ослушаюсь.

– Ты уже давала это пустое обещание, но теперь, как мне кажется, ты его сдержишь.

Облизнув уголки губ, губернатор Дранья шевельнул запястьем.

– Прошу, нет…

Граф зажал рукой в перчатке рот Скарлетт, заглушая ее крики, когда ее отец полоснул ножом по прекрасному лицу Хулиана: от челюсти, через щеку, до самого глаза. Хулиан сдержал рвущийся наружу крик боли. Скарлетт безуспешно пыталась дотянуться до него, но могла лишь в бессильной злобе пнуть своего обидчика. Открыто проявлять эмоции было опасно, ведь отец мог в отместку причинить Хулиану еще больший вред.

Она ждала, что Хулиан окажет сопротивление: тоже выхватит нож или хотя бы убежит. Вспомнив, какая крепкая точеная у него мускулатура, она решила, что он мог бы одолеть ее отца, даже будучи раненым и истекающим кровью. Но если в начале их знакомства Хулиан представлялся на редкость самовлюбленным, то теперь, похоже, был полон решимости сдержать свое нелепое слово оставаться подле Скарлетт. Он стоически сносил боль, а ее сердце разрывалось от сострадания.

– Пожалуй, достаточно, – заключил губернатор.

– Я вам вот что скажу, – Хулиан повернулся к графу с улыбкой на окровавленном лице, – жалости достоин тот мужчина, который пытается изуродовать соперника, чтобы удержать женщину.

– Похоже, ему не помешает преподать еще один урок!

Губернатор Дранья снова взмахнул ножом. Скарлетт старалась вырваться из хватки графа, но он крепко держал ее поперек груди.

– Только хуже сделаете, – прошипел он ей на ухо, после чего, повысив голос, скучающим тоном обратился к губернатору: – Не вижу в этом необходимости. Он просто хочет вывести нас из себя. – Граф ухмыльнулся, показывая, что ему наплевать на слова Хулиана, но Скарлетт почувствовала, как участилось его сердцебиение и каким жарким сделалось дыхание. – Ради всего святого, дайте уже парню носовой платок, пока он все здесь кровью не перепачкал.

Губернатор бросил Хулиану крошечный кусочек ткани, которого было явно недостаточно, чтобы унять кровотечение: капли продолжали падать на пол, когда все четверо угрюмо двинулись в путь.

Всю обратную дорогу в «Стеклянную змею» Скарлетт строила планы побега. Несмотря на рану, Хулиан по-прежнему оставался сильным, следовательно, мог бы легко убежать или, по крайней мере, оказать сопротивление. Но он молча шел рядом с губернатором, в то время как граф сжимал безвольную руку Скарлетт.

– Все будет хорошо, – прошептал он ей на ухо.

Скарлетт задумалась, в каком же иллюзорном мире он должен обитать, чтобы так говорить. Она почти надеялась, что они снова наткнутся на мертвое тело, и это даст ей шанс сбежать. Подобная идея была ей ненавистна, но она ничего не могла с собой поделать.

Когда туннель вывел их к разоренной комнате Теллы, граф принялся отряхивать пыль с фрака, а Скарлетт продолжала обдумывать побег. Ясно же, что отец Хулиана не отпустит. Он смотрит на него, как мальчишка мог бы глазеть на куклу младшей сестры перед тем, как откромсать ей волосы или даже оторвать голову.

– Если будешь покладистой, завтра ближе к рассвету я его отпущу.

Губернатор Дранья обхватил Хулиана рукой за плечи. Прижатая к его щеке ткань уже насквозь пропиталась кровью.

– Но, отец, ему нужно показаться лекарю!

– Малинка, обо мне не беспокойся, – обратился к ней Хулиан, очевидно, не понимая, что этим заверением лишь усугубит ситуацию.

Скарлетт решила предпринять еще одну, последнюю попытку. На себя она уже махнула рукой, но вполне можно попробовать спасти Хулиана. Если бы он сбежал, то мог бы помочь Телле.

– Пожалуйста, отец, я сделаю все, что пожелаете, только отпустите его!

Губернатор Дранья ухмыльнулся. Именно эти слова он и хотел услышать из уст дочери.

– Я уже сказал, что отпущу, но, похоже, он сам не хочет уходить. – Он сжал плечо Хулиана. – Ты же не собираешься нас оставить, правда, парень?

Скарлетт попыталась перехватить взгляд Хулиана, чтобы без слов молить его спасаться, но он упрямо отказывался смотреть ей в глаза. Как бы ей хотелось, чтобы он снова стал бесшабашным молодым человеком, с которым она познакомилась на Трисде! Его нынешнее самоуничижение ничем им не поможет – если, конечно, он не собрался свести счеты с жизнью.

Похоже, ей самой придется так или иначе положить конец сложившейся ситуации.

– Мне больше некуда идти, – объявил Хулиан. – Мы отправимся наверх или будем спать все вместе прямо здесь?

– Нет-нет, вместе мы спать не будем – не все, по крайней мере.

Губернатор Дранья подмигнул, и по телу Скарлетт пробежала дрожь. Он смотрел на нее так, словно собирался преподнести подарок – вот только его подарки никогда не были приятными.

– Комната, в которой разместились мы с графом д’Арси, слишком тесна для четверых человек, поэтому моряк переночует там со мной, а ты, Скарлетт… – Следующие слова губернатор произнес нарочито медленно, смакуя каждый слог, – будешь спать в своей комнате вместе с графом д’Арси. Вы все равно скоро поженитесь, – добавил он, – да и жених твой выложил за тебя солидный выкуп. Не вижу смысла мучить его ожиданием, когда он может уже сейчас получить товар, за который заплатил.

Губернатор Дранья скривил губы в ухмылке, при виде которой Скарлетт обуял ужас. Все оказалось куда хуже, чем она себе представляла. Ее продали, точно овцу, определив за нее цену и решив, что большего она не стоит.

– Отец, прошу вас! Это непристойно, ведь мы еще не женаты…

– Глупости! – оборвал ее губернатор Дранья. – В нашей семье пристойность никогда не была в почете, так что нечего жаловаться – если, конечно, не хочешь наблюдать, как твой приятель истекает кровью. – С этими словами губернатор погладил здоровую сторону лица Хулиана.

Хулиан не дрогнул, но все же утратил безмятежное выражение, которое было у него в туннелях. Он весь словно подобрался. Скарлетт, наконец, перехватила его взгляд – в нем пылал безмолвный огонь. Он пытался ей что-то сказать, хотя она понятия не имела, что именно. Зато болезненно ощущала близость графа д’Арси, жаждущего завладеть ее телом точно так же, как отец жаждал еще сильнее помучить Хулиана.

– Я больше не стану наносить ему увечий – можешь считать это моим свадебным подарком, преподнесенным заранее, – сказал губернатор Дранья. – Но если ты скажешь хоть что-нибудь кроме «Я согласна», моей щедрости придет конец.

– Нет! – воскликнула Скарлетт. – Вы его и пальцем не коснетесь и сию минуту отпустите, в противном случае я шага отсюда не сделаю!


Она повернулась к графу. Казалось, происходящее его нисколько не радует. Его гладкий лоб прорезали морщинки, но он ничего не предпринял, чтобы остановить губернатора. Скарлетт стало тошно от одного вида его малинового шейного платка и серебристых сапог.

«Ты думаешь, что, выйдя замуж, заживешь в безопасности, а ну как твой граф окажется таким же, как наш отец, или, чего доброго, еще хуже?», – вспомнились ей слова Теллы. Скарлетт не знала, действительно ли граф д’Арси хуже ее отца, но сейчас он казался ей не менее гнусным. Он больше не держал ее нежно за ручку, как в шляпной лавке; его хватка сделалась крепкой и уверенной. У него куда больше сил, чем он показывал. И достаточно власти, чтобы положить конец разыгрывающемуся на его глазах спектаклю.

– Если вы позволите этому случиться, – Скарлетт сделала паузу, чтобы встретиться взглядом с графом, выискивая в его лице черты того молодого человека, с которым она обменялась столькими письмами. – Если попытаетесь покорить меня под угрозой наказания, я никогда не смогу вас уважать и подчиняться вам. Но если вы отпустите его, если проявите хоть немного человечности, которой были полны ваши послания, то получите ту самую идеальную жену, за которую заплатили. – Вспомнив слова Хулиана, сказанные в туннеле, она добавила: – Неужели вам в самом деле нужна спутница жизни, которая станет делить с вами ложе только из страха, что в противном случае пострадает другой мужчина?

Лицо графа вспыхнуло. Чувствуя, как сильнее колотится сердце, Скарлетт наблюдала за сменяющимися на его лице тенями: смущение, разочарование, уязвленная гордость.

– Отпустите его, – проскрежетал он сквозь зубы. – Или наша сделка будет расторгнута.

– Но…

– Никаких возражений. – Вкрадчивый голос графа стал жестким. – Просто хочу покончить со всем этим.

Губернатору Дранье совсем не хотелось выпускать из рук живую игрушку, которую он даже как следует не помучил. Однако, к удивлению Скарлетт, он покорно подтолкнул Хулиана к двери.

– Ты все слышал. Давай, проваливай.

– Малинка, не делай этого ради меня! – Он бросил на Скарлетт умоляющий взгляд. – Не отдавай ему себя. Мне все равно, что со мной будет.

– Зато мне не все равно, – возразила Скарлетт. Ей хотелось еще раз взглянуть в его прекрасное лицо, без слов заверить, что вовсе не считает его ни лгуном, ни мерзавцем, но не осмелилась. – А теперь, пожалуйста, уходи или сделаешь только хуже.





30




Извилистые коридоры «Стеклянной змеи» вдруг показались Скарлетт короче, чем были прежде – во всяком случае, если судить по тому, как быстро они с графом д’Арси поднялись на четвертый этаж и оказались на пороге ее комнаты.

По дороге в ее голове сложился план, правда, далекий от совершенства. Стеклянным ключом от двери завладел граф, но, прежде чем вставить его в замок, он посмотрел на свою нареченную сверху вниз.

– Скарлетт, хочу, чтобы ты знала – я не планировал для нас ничего подобного. И в туннелях вел себя совершенно нетипично. – Он посмотрел ей в глаза гораздо нежнее, чем тогда в шляпной лавке. На мгновение ей удалось заглянуть под маску холеной наружности, которую он носил, как парадный фрак, и увидеть, что на самом деле он загнан в ловушку, подобно ей самой. – Этот брак очень важен для меня. Мысль о том, что я могу потерять тебя, едва не свела меня с ума, поэтому к тому времени, когда мы оказались в подземелье, я уже плохо соображал. Но все изменится, как только мы поженимся. Я сделаю тебя счастливой, обещаю.

Свободной рукой граф убрал серебристую прядь волос с ее лица, и на ужасную долю мгновения Скарлетт испугалась, что он наклонился и поцелует ее. Ей потребовалась призвать на помощь все накопленные за эту неделю силы, чтобы не отпрянуть и не броситься бежать.

– Я вам верю, – ответила она, хотя ее слова были как никогда далеки от истины.

Она знала, что туннели действительно способны свести человека с ума, многократно усилить страх и толкнуть на совершение нехарактерных поступков. Но даже если с этого момента жених и станет ревностно оберегать ее и не тронет и пальцем, Скарлетт понимала, что он никогда не сможет сделать ее счастливой. Потому что рядом с собой она хочет видеть одного-единственного мужчину на свете – Хулиана.

Внутри у нее все сжалось от страха, когда граф отпер дверь в ее комнату. Она снова подумала, что ее план далеко не идеален. Она могла неправильно понять Хулиана, а он, в свою очередь, ее. Или ее отцу взбредет в голову прийти подслушивать под дверь – случались и такие вопиющие вещи.

Ее ладони вспотели, когда она последовала за своим женихом в жарко натопленную комнату. Массивная кровать, которая выглядела такой привлекательной, когда она увидела ее в первый раз, теперь представлялась безмолвной угрозой. Четыре деревянных столбика по краям придавали ей сходство с клеткой. Скарлетт отчетливо представила, как граф задергивает занавеси, и она оказывается запертой в ловушке. Она взглянула на шкаф, надеясь, что оттуда появится Хулиан – места там хватит, чтобы мог спрятаться человек. А вдруг в этом шкафу тоже есть потайной ход? Но дверцы так и остались закрытыми.

В комнате не было никого, кроме графа, Скарлетт и… кровати. Теперь, когда они остались наедине, поведение графа разительно изменилось. Куда только делась врожденная утонченность манер? Он действовал с убийственной точностью, как делец, спешащий поскорее завершить сделку. Сначала он снял перчатки и бросил на пол, затем начал расстегивать пуговицы жилета, что всякий раз сопровождалось чуть слышным тошнотворным щелчком. Скарлетт поняла, что больше не может этого выносить.

Глядя на то, как отец измывается над Хулианом, она наконец сообразила, что тот пытался сказать ей, когда они вдвоем шли по туннелям. Она выросла с мыслью о том, что сама виновата в жестоком отцовском обращении и что за совершенную ошибку полагается наказание. Теперь же с ее глаз словно спала пелена: во всем виноват отец! Ни один человек не заслуживает подобной жестокости.

Происходящее здесь и сейчас также представлялось ей неверным. Целуя Хулиана, она чувствовала, что поступает правильно. Два человека решили показать друг другу частичку своего уязвимого внутреннего мира. Это то, чего Скарлетт сама хотела и чего заслуживала. Никто другой не имел права решать, кому ей выказывать благосклонность. Верно, отец всегда обращался с ней как с вещью, которую можно купить или продать, но она таковой не являлась.

Раньше Скарлетт всегда казалось, что у нее нет выбора, но теперь начала понимать, что заблуждалась. Просто, чтобы отважиться на сложный шаг, требуется недюжинная смелость.

Очередной щелчок – теперь граф принялся расстегивать пуговицы рубашки. Взглядом он давал Скарлетт понять, что скоро снимет с нее мокрое платье и доведет эту сделку до конца.

– Холодно здесь, вам не кажется? – Скарлетт схватила кочергу и принялась ворошить поленья в камине. Языки пламени взвились вверх, раскаляя металл до оранжево-красного оттенка – цвета храбрости.

– Хватит! Пламя разгорелось достаточно.

Граф решительно взял ее за плечо. Скарлетт развернулась и направила раскаленную докрасна кочергу ему в лицо.

– Не прикасайтесь ко мне!

– Ах, милая моя! – Он казался лишь слегка удивленным ее выпадом и совсем не таким испуганным, как ей бы хотелось. – Мы сделаем все очень медленно, если хочешь, но прошу, положи кочергу! Не ровен час, поранишься!

– Уж я прослежу за тем, чтобы не навредить самой себе, – отозвалась Скарлетт, едва не тыкая кочергой в ярко-зеленый глаз графа. – А вот вы можете оказаться не столь удачливым. Так что оставайтесь на месте и не говорите больше ни слова, не то изукрашу вас таким же шрамом, какой теперь останется у Хулиана.

Дыхание графа участилось, но его голос звучал все так же ровно, когда он сказал:

– Боюсь, ты сама не понимаешь, что творишь, моя милая.

– Перестаньте меня так называть! Я вам не принадлежу и вполне осознаю свои действия. А теперь ложитесь на кровать.